Н. К. Кононова
Годы в отделе климатологии

В Институте я появилась в августе 1957 года. На распределении в МГУ, на котором присутствовал Самуил Юльевич Геллер, мне было предложено сдавать экзамены в аспирантуру Института. Я пришла к Борису Львовичу Дзердзеевскому, который тогда руководил лабораторией климатологии в отделе климатологии и гидрологии (отдел возглавлял Марк Исаакович Львович).

Борис Львович познакомил меня с тремя направлениями, которые в то время развивались в лаборатории, и спросил, в какой области я бы хотела работать, если поступлю. Я выбрала циркуляцию атмосферы. В Университете последние два курса я тоже занималась циркуляцией атмосферы у Сергея Петровича Хромова и Веры Михайловны Курганской. Экзамен по специальности принимали Б. Л. Дзердзеевский, Леонид Александрович Чубуков и Ксения Васильевна Кувшинова. Беседовали со мной долго, полтора часа. Под конец я перестала соображать, и, когда Ксения Васильевна спросила, какое самое теплое место в Средней Азии зимой, я сказала, что не знаю. Ксения Васильевна удивилась: «У Вас же об этом написана статья». Действительно, по курсовой работе четвертого курса в «Метеорологию и гидрологию» была сдана статья «О холодных вхождениях в район Иссык-Кульской котловины зимой». Это и есть самое теплое место. Но я все равно ничего не вспомнила. С тем меня и отпустили. Экзамен по физической географии принимали Г. Д. Рихтер и С. Ю. Геллер. Должен был быть кто-то третий, но он не смог, тем не менее, экзамен состоялся. Что спрашивали, и как я отвечала – не помню. Осталась в памяти только атмосфера доброжелательности.

В 1957 г. в Институт пришло много моих сокурсниц: Галя Моисеева, Лида Гайдукова, Надя Корина, Галя Зорина, Галя Погодина, Катя Шацило, Клара Черноус, Рита Чернавина (потом Фаустова). Сначала мы держались вместе, но институтское сообщество быстро приняло нас в свои ряды, нагрузило работой, в том числе общественной, и мы стали реже встречаться.

Из общественных дел помню шефские концерты в каком-то колхозе, куда нас возили на грузовике. Эпопеей была избирательная кампания. Мы были агитаторами. Вдруг выясняется, что в Казачьем переулке в доме на шестом (последнем) этаже обваливается штукатурка с потолка из-за худой крыши. Вся коммунальная квартира отказывается идти на выборы, если не починят крышу и не приведут в порядок потолок. Это ЧП. Явка должна была быть стопроцентной, и мы, агитаторы, за это отвечали. Помню, как Институт через райком партии пытался повлиять на ситуацию. Ответственные лица пообещали людям, что все исправят, и люди поверили, пошли на выборы.

Отдельным мероприятием была работа в подшефном колхозе на прополке и уборке овощей. Запомнилась разница в условиях работы в 60-е и 70-е годы. В 60-е мы жили в палатках, работа начиналась рано, часов в 6, и продолжалась до позднего вечера. Наша бригада работала на уборке капусты. Собирали кочаны в большие корзины и относили их к весам. Колхозники работали вместе с нами. Для приготовления обеда выделялись дежурные по кухне в помощь повару. После работы мы сваливались замертво на спальные мешки. Но такой режим работы мне представлялся нормальным для сельского хозяйства.

В 70-е годы была тенденция уравнять в условиях работы городских и сельских работников. Мы жили в домиках недалеко от конторы. В 8 часов был завтрак, потом нас на автобусе везли на поле. Мы пропалывали свеклу. Колхозники ставили нас на грядки и уходили на свои грядки. Они работали мотыгами, быстро заканчивали работу и уходили с поля до обеда. Мы же пропалывали вручную, работа подвигалась медленно. В час начинался перерыв на обед. Обед (первое, второе и третье) привозили на полевой стан, там под навесом была оборудована столовая: длинные дощатые столы и скамейки. После обеда шли купаться. К работе приступали часа в 3 и работали до шести. В конце рабочего дня приходила та, которая ставила нас на грядки, и принимала работу. Опять купались, потом автобусы везли нас на центральную усадьбу, где в 8 часов нас кормили ужином.

Это, конечно, было легче и удобнее, чем в 60-е годы, но, наверное, требовало большего количества привлеченных горожан. Рядом с нами работали сотрудники Института вычислительной математики, и вообще все поле было занято приезжими из институтов и с заводов. Кто-то из математиков спросил колхозницу, какова дневная норма и какова оплата. Та ответила: «Прополешь грядку – пойдет рубль». «Плачу два, – сказал парень, – и еду кончать свою работу». Все посмеялись. Конечно, никто никого никуда бы не отпустил. Важны были не рубли, а прополотое поле. Наше же потерянное время ни во что не ставилось.

Замечательным мероприятием в 60-е годы был «меридиан» – поездка на юг от Москвы приблизительно по меридиану. Вернувшись, участники выпустили большой фотомонтаж, а кто-то написал такие стихи:

 
Ты наш друг, меридиан,
Проходя через ИГАН,
Превратил на время нас в автоцыган.
Раз пятнадцать ты петлял,
Возникал и исчезал,
Но никто из нас, как видишь, не страдал.
 

Между тем научная жизнь в Институте шла своим чередом. В 1958 г. гидрологи и климатологи разделились, образовались два самостоятельных отдела. Отдел климатологии возглавил Б. Л. Дзердзеевский. В отделе было 3 группы: циркуляционная во главе с Борисом Львовичем, комплексной климатологии, которой руководил Л. А. Чубуков (создана она была раньше Евграфом Евграфовичем Федоровым) и теплового баланса леса и поля. Лесом занимался Юрий Львович Раунер, а полем и влажностью почвы под посевами – Анатолий Иванович Будаговский. После его ухода в Институт водных проблем Юрий Львович объединил обе ветви. Экспедиционные работы велись сначала в Загорске, а потом на Курском стационаре. В книге «Климат и урожайность зерновых культур» он привел подробный каталог засух в зерновой зоне Северного полушария.

Наша циркуляционная группа под руководством Б. Л. Дзердзеевского занималась составлением Календаря последовательной смены элементарных циркуляционных механизмов (ЭЦМ) с 1899 г., а на основе этого Календаря – многолетними колебаниями циркуляции атмосферы. По данным метеорологического справочника World weather record мы изучали связи с этими колебаниями многолетнего хода температуры воздуха, атмосферных осадков и атмосферного давления в разных странах. Были выявлены циркуляционные эпохи и их метеорологические характеристики в Северном полушарии в целом и в разных его секторах.

Группа комплексной климатологии под руководством Л. А. Чубукова занималась характеристикой климата в погодах, т. е. выявлением соотношения различных классов погоды в течение года по средним многолетним данным. В этой группе было много аспирантов из союзных республик. Разработки широко использовались в курортологии и медицинской географии.

У Л. А. Чубукова мы каждый год праздновали масленицу. У него 19 января был день рождения, в этот день он нас и приглашал. Его группа пекла блины, а мы приносили что-нибудь к столу. Жил он тогда в покосившемся деревянном доме, мы заваливались к нему всем отделом, 30 человек. За большим столом места хватало всем. Потом пели и танцевали. Леонид Александрович был радушным хозяином, весело шутил и отлично танцевал.

1960-е годы были периодом похолодания после глобального потепления 30–40-х годов. Не все отнеслись к этому явлению как к временному, на смену которому обязательно придет потепление. Некоторые предрекали постоянное похолодание вплоть до нового ледникового периода.

Такое предположение порождало желание выдвинуть способы защиты от грозящей беды. Один такой способ придумал инженер Петр Михайлович Борисов. Он предложил построить плотину через Берингов пролив, чтобы оградить от губительного влияния Арктики наш Дальний Восток и дружественный нам Китай. На это изобретение он взял патент. Вероятно, свое предложение П. М. Борисов высказал на достаточно высоком уровне, поскольку его вместе с его идеей спустили к нам в Институт, чтобы Институт разобрался и дал свое заключение.

Я слушала его доклад Ученому совету Института. Все выступления после доклада были направлены против его идеи, но Борисов оказался человеком упрямым. Его зачислили в наш Институт, вскоре он защитил кандидатскую диссертацию и продолжал работать у нас, а его доклад на Ученом совете дал начало постоянно действующему семинару по колебаниям климата, который вел И. П. Герасимов.

Семинар был очень интересным. С докладами приезжали Олег Алексеевич Дроздов, Евгения Самойловна Рубинштейн, Михаил Иванович Будыко. Михаил Иванович уже тогда усиленно проповедовал идею антропогенного потепления от увеличения концентрации углекислого газа в атмосфере. Олег Алексеевич возражал ему, что в прошлом были периоды, когда потепление проходило на фоне пониженного содержания СО₂ в атмосфере. Это сейчас по ледяным кернам Антарктиды показано, что сначала шло глобальное потепление, а потом увеличение концентрации углекислого газа, что логично: в теплом океане содержится меньше газов, они выделяются в воздух. Но сейчас, несмотря ни на какие научные данные, многие настроены на борьбу с бесконечным антропогенным потеплением. Это зеркальное отражение того, что происходило в 60-е годы.

Группа сотрудников лаборатории, 2010 г. Слева направо: М. М. Чернавская, В. В. Попова, А. Б. Шмакин, АЛ. Золотокрылин, В. В. Виноградова, Т. Е. Титкова, А. Ю. Михайлов, Н. К. Кононова, Д. В. Турков, Е. А. Черепкова.

В Институте ежегодно проводились конференции молодых ученых и издавались доклады под названием «Географические сообщения». Нас тогда было много, так что в сборнике докладов VII конференции, изданном в 1961 г., оказалось 32 доклада общим объемом 114 с. Участвовали сотрудники и аспиранты всех отделов. Ответственным редактором сборника был Г. Д. Рихтер.

У Бориса Львовича было много всевозможных нагрузок: он был членом нескольких Ученых советов и членом ВАКа. В ВАКе он вел записную книжку, в которую записывал интересные высказывания, а потом читал их нам. Однажды он прочитал такое: «У них другая точка зрения, отсюда и фактические данные». Тогда это казалось очень смешным, а теперь я понимаю, что в море данных всегда можно найти такие, которые подтвердят определенную точку зрения.

С кончиной Бориса Львовича жизнь циркуляционной группы стала трудной. Руководителем группы был назначен Георгий Николаевич Витвицкий. Трудно представить себе более неудачный выбор. Группа занималась колебаниями климата, а Георгий Николаевич был убежден, что климат не меняется. Он признавал только межгодовую изменчивость: год холодный – год теплый; год влажный – год сухой, а в среднем ничего не меняется. Наши статьи по циркуляционным и климатическим эпохам его раздражали, он не разрешал нам их печатать. Мы искали обходные пути.

В 1974 г. издали сборник статей «Исследования генезиса климата», который начали собирать еще при Борисе Львовиче. Он даже успел написать в него большую статью. Ответственным редактором сборника мы попросили быть К. В. Кувшинову.

Некоторые работы, в которых был помещен большой фактический материал, мы публиковали через Междуведомственный геофизический комитет. В 1978 г. вдруг выясняется, что в Междуведомственном геофизическом комитете за нами по КАПГ числится сборник «Колебания климата в ХХ столетии», который надо сдавать немедленно. Так мы его собрали мгновенно: вынули из ящиков столов работы, которые годами не могли провести через Георгия Николаевича, получили рецензии от Ноны Алексеевны Мячковой и Александра Христофоровича Хргиана из МГУ и сдали в редакцию. Георгий Николаевич согласился стать его ответственным редактором. В 1979 г. сборник был издан Междуведомственным геофизическим комитетом при Президиуме АН. Последняя крупная совместная работа сотрудников циркуляционной группы, работавших под руководством Б. Л. Дзердзеевского, – коллективная монография «Циркуляционные механизмы современных колебаний климата», ответственный редактор К. В. Кувшинова. Книга вышла в издательстве «Наука» в 1987 г.

С кончиной Л. А. Чубукова перестала существовать группа комплексной климатологии. Какое-то время его ученики продолжали исследования в этом направлении в Институте курортологии и в регионах, но с уходом старшего поколения и там эти работы прекратились.

Из забавных моментов в нашей тогдашней жизни можно вспомнить занятия по гражданской обороне. Сокращенно она писалась «гр. об»., а произносилась «гроб». Руководил этими занятиями Виктор Филькин. Отличившимся на занятиях выдавалась грамота за его подписью. Эти грамоты тут же получили прозвище «филькиных». Помимо лекций, которые мы слушали в зале, полагались еще и практические занятия. На одном из них надо было потушить пожар огнетушителями, которые висели у нас в Институте. Кто-то предложил поехать в лес, развести там костер, посидеть у него, попеть песни, а потом потушить. Идея понравилась. Сорвалась она из-за того, что не смогли заказать автобусы, которые отвезли бы нас в лес и привезли обратно. Пришлось разводить костер во дворе Института. Костер получился огромный. Пришло время тушить. Тут-то и выяснилось, что ни один из наших огнетушителей не работает. Пришлось носить воду ведрами и заливать костер. Хороши бы мы были в лесу!

Запомнился такой случай. Работала у нас Мария Калинична Фролова, фронтовичка, мать-одиночка. Пошел сын в школу. Как оставить его одного в каникулы? Мария Калинична пишет заявление об отпуске так, что на три дня в неделю, которые надо присутствовать на работе, берет отпуск, а три «библиотечных» оставляет рабочими (суббота тогда была рабочим днем). Таким образом, она экономит несколько дней отпуска на следующие каникулы. Сначала все шло гладко, никто не обратил внимания, заявление было подписано. Вдруг отдел кадров обнаружил непорядок и предъявил Борису Львовичу претензии. Назревал скандал. Тогда Борис Львович вызвал меня и велел оформить Марии Калиничне задание на те дни, которые вклинились в отпуск как рабочие и сделать так, чтобы можно было показать выполненное задание. Поскольку лаборанты выполняли всегда огромное количество расчетов и строили неимоверное число графиков, выполнить такое поручение не составляло труда, так что все обошлось.

Помню и такую историю. После первого года обучения мы сдавали кандидатские экзамены: специальность, общую физическую географию, иностранный язык и марксистко-ленинскую философию. По философии я получила 4. Аспирантурой в ту пору заведовал Георгий Дмитриевич Кулагин. Я расстроенная пришла сдавать ему экзаменационный лист, а он мне сказал: «Что Вы расстраиваетесь? Иметь пятерку по такому предмету – дурной тон». Я остолбенела от неожиданности и испытала чувство благодарности человеку, который рискнул сказать незнакомой аспирантке такие крамольные слова просто для того, чтобы ее утешить. Что тогда этого никому нельзя было рассказывать – я понимала.

Вспоминая годы, проведенные в Институте, понимаю – самым главным в отношениях между людьми в нашем Институте была доброжелательность. В нашей теперь небольшой лаборатории мы стараемся хранить эту атмосферу.