Ноги

Откладывать неприятные дела она не любила. Это надо сделать сегодня или никогда. Поскольку «никогда» отпадает, то сегодня. Сеси прилетает через три дня. Надо, чтобы к этому времени все точки над i были расставлены. Ехали долго: пробки. В машине она отделывалась общими фразами, но дома, как только Дере полез с поцелуями, сказала:

– Алик, сядь. Это серьезно.

– Что такое? Разве ты не соскучилась? Две недели не виделись! У меня для тебя приятные новости.

– У меня тоже. Приятные. Мы разводимся.

Сказала – как в ледяной омут нырнула. Но сказала. Дере тоже стоял с таким видом, словно льющаяся из душа вода приятной комнатной температуры вдруг стала ледяной. Он сразу съежился и посерел.

– Что-о?!! Как это разводимся?!!

– Все просто: я полюбила другого. А ты от меня устал.

– Дуся, ты спятила! Кого это другого? Где? Когда?

– На курорте. Я встретила его в отеле.

– Какая чушь! Кого можно встретить в отеле?

– Тем не менее. Мы разводимся, Алик.

– Бред! Я добился для тебя выгодного контракта! Пока ты развлекалась на курорте, я искал ходы, ужинал в ресторанах с нужными людьми, давал взятки. И вот вам, пожалуйста! Для кого я старался?

– Для себя. Ты всегда стараешься для себя. Если ты так переживаешь за наше общее дело, пожалуйста. Мы договоримся. Как деловые люди. Не как мужчина и женщина. Не как муж и жена. Мы можем сохранить партнерские отношения.

– Какие-какие?

– Партнерские.

– Скажи хотя бы, кто он.

– Не имеет значения.

– Как это не имеет? – Дере забегал по комнате. – Как это не имеет? Я хочу знать, на кого ты меня променяла! Что это за сокровище? Сколько у него денег?

– А при чем тут деньги?

– А при том! Свои я собираюсь оставить себе!

– Твои?

– Я двадцать лет на тебя работал!

– Пятнадцать. И даже меньше.

– Без разницы! Здесь все мое!

– Ошибаешься.

– Да я в суд подам!

– Прекрасно! Теперь я вижу, что все правильно. Тебе деньги нужны, не я. Мы договоримся. Через суд или иначе. Ты – разумный человек. Интеллигентный. Давай разойдемся как интеллигентные люди. Без скандала.

– Значит, ты мне изменила?

Дере остановился наконец и посмотрел на нее в упор. Взгляд она выдержала и спокойно сказала:

– Да.

– Дрянь!

– Успокойся. Я ведь знаю: у тебя давно любовница.

– Бред!

– Только не ври.

– Я тебе не изменял!

– Но у тебя другая женщина.

– Я тебе не изменял!

– В мыслях да.

– Я хранил тебе верность! Мало ли… Мало ли, о чем я думал! Физически я тебе не изменил!

– Можешь больше не утруждаться. Дай себе волю, – усмехнулась она.

– А! Я понимаю, откуда ветер дует! Это все Клара! Она! Убью ее!

– Успокойся.

– Гадина! Клара Гадина! Не Гатина, а Гадина!

– Ты стал остроумным. Поздравляю. Слава богу, я не услышу больше про кораллы.

– Убью ее!

– Она ни при чем. Это я тебе изменила.

– Ты пожалеешь! Такие мужчины, как я, на дороге не валяются!

– Вот и отлично. Значит, я могу быть за тебя спокойна?

– Я ухожу, – торжественно сказал Дере.

– Ты можешь жить здесь. А мы с… С моим другом поселимся на даче. К осени будет видно. Или у твоей любовницы есть квартира?

– Сколько можно повторять? У меня нет любовницы!

– Но квартира у нее есть?

Альберт Дере рухнул на диван и застонал.

– У меня такое ощущение, что все это сон… Страшный сон… Мою жену словно подменили. Уехала нормальная женщина, добрая и покладистая, а вернулась ополоумевшая баба – вздорная, склочная…

– Надо было стеречь, – усмехнулась она.

– Что? – удивленно спросил Дере.

– Лампу.

– Какую лампу?

– В которой живет джинн. Исполняющий желания. Ты слишком долго пользовался мной, Алик. Ты меня не берег. А другие мужчины боялись подступиться. По-моему, ты никогда меня и не любил.

– Договорилась! Ты бредишь, Дуся. Но это пройдет.

– Нет.

– Пройдет, – уверенно сказал он.

Вместо ответа она принялась собирать вещи. Как долго продлится бракоразводный процесс? И как поведет себя Дере? Пока он держится достойно. Покричал, конечно. Но истерики не устраивает, за руки ее не хватает. Сидит, смотрит, как она запихивает в чемодан короткую кожаную куртку. Усмехается.

– Зимние вещи можешь оставить. Я думаю, это надолго не затянется. К осени ты сюда вернешься.

– Мечтай!

– Кстати, нам надо обсудить условия контракта. О котором я договорился. Позвони, как только успокоишься.

– Я спокойна. Что же касается работы… У меня другие планы. Творческие.

– Понятно: ваять любовника. – Дере усмехнулся. – Эх, Дуся! Все, что тебе нужно – это натура. В горнило своего таланта ты бросишь все: мужа, любовника, друзей, детей… Если они у тебя будут. Я потому и не хочу детей: им судьба быть несчастными, брошенными. В тебе и страсть-то проснулась потому, что вдохновение ушло. Все расплавится там, в горниле, и превратится в шедевр. На остальное тебе наплевать. Скульптура будет готова – и твое увлечение пройдет. Я представляю, что это. Он, конечно, молод, красив, говорит, что любит тебя. Разумеется, страстно. Но он не понимает, для чего ты живешь. Я это понимаю. – Дере ткнул пальцем в грудь. – А он нет. Вот потому ты и вернешься ко мне. А я тебя прощу, потому что ты – талант. Нет, Дуся. Ты – гений! А жить с гением – это искусство. Не меньшее, чем быть гением.

Маргарита Мун оторопела. Дере впервые так высоко отзывался о ее таланте. А вот ругал раньше много. Что это с ним? Какая муха укусила мужа, что он расщедрился на комплименты? Но какая теперь разница…

– Все. Я ушла.

– Давай, – вяло сказал Дере.

Она закрыла за собой дверь и пошла к лифту. Чемоданы были тяжелые. Попросить мужа донести их до машины? И как это будет звучать? «Милый, я от тебя ухожу, перевези мои вещи к любовнику и переведи все деньги на мой счет». Альберт Дере человек благородный, но всему есть предел. Ему тоже надо на что-то жить. Она старалась не думать о том, правильно ли поступает. Решение принято. Через три дня прилетает Сеси.

Как и обещала, она встретила его в аэропорту. Немного волновалась. А вдруг очарование развеется? Пляжный мачо не впишется в ландшафт огромного мегаполиса? Она увидит его и пожалеет о своем поступке. И что дальше? Сдать его в приют для бездомных животных? Нет, милая. Теперь ты за него отвечаешь. И он будет жить в твоем доме.

Эти три дня она тосковала, пыталась лепить, но за отсутствием натуры работа не шла. Она ждала Сеси. И вот он прилетел. Загорелый дочерна, в шортах и белоснежной футболке. На него оборачивались женщины: он был все так же красив. Нет, еще лучше! Она поняла, как сильно влюблена. В Москве догорала весна. Остаток мая тлел, не грея, но чадя. Солнце было жарким, но его закрывали облака. Люди невольно щурились: солнцезащитные очки только мешали при таком освещении. Ни день, ни сумерки. Чад. И – душно. У нее началась мигрень.

Увидев ее машину, Сеси сказал:

– Здорово!

Она пожала плечами: не бог весть что. Не самая дорогая. Но – новенькая. Спасибо Лимбо! Обивка салона была чуть темнее его глаз: голубая. Вместе они смотрелись: Сеси и машина. Он, вальяжно развалившись, сидел рядом с ней на переднем сиденье.

«В конце концов, он еще ребенок», – успокаивала себя Маргарита. Она немного волновалась. Каково это будет: жить вместе? Что такое жить с Дере, она знала. А с Сеси? Ведь он так молод!

– Ты поговорила с мужем? – спросил Сеси.

– Да. Мы разъехались.

– А когда развод?

– Нам надо делить собственность. Это через суд.

– А разве не все твое? Квартира, машина, дача.

– Мы покупали это вместе.

– А денег у тебя много?

– Достаточно. Я ведь работаю. И ты мне поможешь.

– Как скажешь. Я соскучился!

– Я тоже. – Она улыбнулась.

Дом ему понравился. Какое-то время он стоял у ворот, разглядывая особняк с улицы. Она загоняла машину в гараж. Сосед, проходя мимо, удивленно спросил:

– А вы кто, молодой человек? Здравствуйте.

– Добрый вечер. Я – новый муж Евы, – важно ответил Сеси.

– Новый му…

Карл Янович превратился в соляной столб.

– Сеси! – крикнула она, закрыв гараж. – Ну что же ты? Заходи!

– Маргарита Ивановна! – жалобно позвал сосед.

– Да? Что такое?

– Можно вас на минуточку?

Она вернулась. Сеси же вошел наконец в ворота и направился к высокому крыльцу.

– Этот юноша утверждает, что он ваш новый муж, – наябедничал Карла Янович.

– Да, это так.

– Но… как же? Ему же… э-э-э… лет двадцать.

– Двадцать три.

– Выходит, правду говорят? О распущенности людей богемы?

– А почему я должна это с вами обсуждать?

Она принялась запирать ворота. Карла Янович все не уходил. А когда наконец двинулся вдоль по улице, она усмехнулась: завтра об этом будут знать все. Весь поселок. О том, что Маргарита Мун ушла от мужа и будет жить теперь с двадцатилетним юнцом. Хит сезона! Скоро сюда нагрянут журналисты.

Когда она вошла в дом, Сеси спускался со второго этажа. В глазах у него был восторг.

– Какой огромный дом! Шикарно!

– Ты преувеличиваешь.

– Что ты! Я живу в однокомнатной квартирке на окраине, ты бы видела мою мебель!

– Тебе надо забрать оттуда вещи.

– Конечно! Ты и в самом деле не передумала?

– Нет. Я не меняю своих решений.

Она прошла в мастерскую. Сеси, как пришитый, за ней.

– Стань здесь, – велела она. И принялась поправлять лампу, пока свет не упал на его лицо под нужным углом. Отлично! Так она и думала! У него классический профиль, высокий лоб и замечательная линия губ. Верхняя похожа на изогнутый лук, ямочка между ней и носом четкая. А брови! Какой рисунок! Отлично!

– Разденься.

Он послушно снял футболку. Маргарита Мун прицелилась. Альберт Дере в молодости был не так хорош. Когда охотно позировал ей. Нос у него мясистый, губы сочные, торс мощный, талия не так тонка, мышцы не так рельефны. Нет, лампой Сеси не быть. А быть ему…

– Ева!

– Да? Что такое?

– Я устал.

– Уже?

– Автобус, самолет.

– Ах да! Я совсем забыла! Тебя же надо покормить!

Она прошла на кухню. Сеси следом.

– Ух ты! – сказал он. – Шикарно! Какая огромная кухня! В моей квартирке – шесть метров. А здесь… Ева, а ты умеешь готовить?

– Конечно! Я же в деревне родилась. Приходилось помогать матери по хозяйству. Готовкой я занималась охотно, мне нужна была печь.

– Что?

– Печь. Обжигать глиняные фигурки. Омлет будешь?

– Конечно!

Готовить она умела. И любила. Отвлекало. Думала она при этом о другом. Сейчас, к примеру, пауза была кстати. Она выбирала материал. Что бы пошло Сеси? Он слишком уж мягок для стали.

А если из синтетической смолы? И раскрасить? А может, отлить его из бронзы? Или все-таки глина? Но – хорош! Натура замечательная!

– Сеси, я заработаю на тебе состояние! – сказала она с чувством, перекладывая омлет из сковороды в тарелку.

– Надеюсь, ты со мной поделишься?

– Если будешь хорошо себя вести. – Она улыбнулась.

Он старался. Бурная ночь ее утомила. Даже работать утром не захотелось. «Эдак я совсем разленюсь», – зевнула Маргарита Мун, нежась в постели. Но во второй половине дня дело пошло. Жизнь налаживалась. Постепенно все приходило в норму.

Прошла неделя. Она работала, Сеси осваивался. Ленился он охотно. Подолгу стоять, позируя, она его не заставляла. Работала над деталями, отпустив модель на свободу. Черты его лица были у нее в памяти. Она видела это прекрасное лицо каждое утро. Каждый вечер. И каждую ночь. Это было вдохновение, но не такое, как обычно. Отравленное любовью. Она пока не понимала, хорошо это или плохо. Сердце сочилось сладким ядом, было чувство то ли опьянения, то ли отравления. Когда голова кружится, ноги подгибаются и даже тошнит. Она объедалась любовью. Пиршество длилось вот уже неделю.

Журналисты пока не беспокоили: началось лето, мертвый сезон. Она наслаждалась покоем и работой. Прошла еще неделя: тихо. Зато пожаловал Альберт Дере. Она этого ожидала. Неужели удержится? Ему же интересно взглянуть на ее любовника. Да и контракт надо подписать. Он приехал на машине и долго звонил в дверь. Она уже взяла за привычку вставать поздно, потому что засыпала теперь заполночь. Сеси был ненасытен, ведь ему абсолютно нечем было заняться. Только ею и ее телом. Он был молод и, казалось, неутомим. Бурные ночи отнимали у нее много сил, но остановиться она не могла. Ведь позади пятнадцать лет спячки. Она наверстывала упущенное.

В дверь все звонили и звонили. Она с трудом поднялась с постели и спустилась вниз, на первый этаж.

На пороге стоял Альберт Дере.

– Ну и вид! – Он покачал головой. – Ты здорова, Дуся?

– Да. Прекрасно себя чувствую!

– Оно и видно. – Дере хмыкнул.

– Зачем ты приехал?

– Как это? А контракт? Ты же не звонишь. А люди ждут.

– Ну хорошо. Заходи, обсудим. Только тихо. Сеси еще спит.

– Кто?!

– Сеси.

– Значит, его зовут Сеси. – Дере вновь хмыкнул. – Ну и имечко! Интересно взглянуть, что это за чудо. Он что – француз? Кого ты подцепила в Египте? Надеюсь, не венерическое заболевание?

– Кофе будешь?

– Да!

Она варила кофе, когда в кухню спустился Сеси. Он был в шортах, с голым торсом. Хорошенький, как купидон, изнеженный ее ласками. Глаза в лучах июньского солнца казались совсем светлыми, брови же, напротив, были черны как ночь. «Какие яркие краски!» – невольно подумала она. И тут же мысленно принялась перебирать палитру.

– Как пахнет! – зевнув, сказал Сеси. – Ева, я тоже хочу кофе! У меня поутру зверский голод!

Он направился к холодильнику, по-хозяйски хлопнул дверцей.

– Кто это? – Дере вытаращил глаза.

– Ева, а что он здесь делает? – не остался в долгу Сеси.

– Сеси, познакомься. Это мой муж, Альберт Валерианович.

– Как-как?

– Альберт Валерианович Дере, – сквозь зубы процедил тот.

– Сочувствую. Имечко у вас…

– Кто это говорит?! – взвился Дере. – Щенок с кошачьей кличкой!

– Ева, я вижу, твой муж очень нервный. Ему не нравится пить кофе в моей компании. Я подожду, пока он уйдет. Если что – крикни.

Сеси сделал себе пару бутербродов и ушел, оставив их с Дере наедине.

– Как он тебя называет? – переспросил муж. – Евой? Что это за имя?

– Нормальное. Не хуже, чем Дуся.

– Он ведет себя как хозяин!

– Сеси здесь живет. Он на своей территории, потому так себя и ведет.

– И ты это позволяешь?!

– Не нервничай. У меня все в порядке.

– Заметно!

– Пей кофе.

Он все-таки нервничал и проливал из чашки. Она молчала. Назревает скандал. Видимо, он не ожидал, что Сеси так молод и красив. Наконец Дере сказал:

– Я вижу, тебе не до работы.

– Отчего же? Я леплю новую скульптуру.

– Этого щенка?

– Сеси. Его зовут Сеси.

– Где ты его подобрала? На помойке?

– Если ты не сменишь тему, тебе лучше уйти.

– Хорошо. Покажи.

Она задумалась. В конце концов, Алик больше десяти лет ее менеджер. Сеси в искусстве ничего не понимает. Альберт Дере – дело другое.

Он бывал и за границей, на престижных выставках, аукционах, следит за тенденциями в современном искусстве, за тем, что хорошо продается. Она решилась.

– Пойдем.

И Дере был допущен в святая святых – в ее мастерскую. Она кивнула на неоконченную скульптуру: смотри. Он долго молчал. Это ее насторожило. Если бы Дере начал ругать ее работу, это было бы логично. И она бы успокоилась. Но он молчал.

– Ну, что скажешь? – не выдержала она.

– Тебе надо успокоиться.

– То есть?

– Я понимаю: тебя переполняют чувства. Когда мы с тобой поженились, было что-то подобное. Ты захлебываешься. Теряешь форму, Дуся. А ведь ты за нее так боролась! Но это уже не неоклассицизм. Это – кич! И ты опять промахнулась с руками.

– Убирайся вон!

– Не нервничай, – сказал теперь уже он.

– Вон, я сказала!

– Разве я в этом виноват? В том, что у тебя не получается? Это влюбленность тебе мешает. Ты ослеплена. Заметь: я не сказал «любовь». Любовью здесь и не пахнет. Ну хорошо. Хочешь – ставь в московском сквере это. Наплевать. Только одень его. Создай видимость благопристойности. Найдутся почитатели. Юноша и в самом деле красив. Я тебя понимаю… А о нем ты подумала? Что будет, когда все закончится? Когда скульптура будет готова?

– Я выйду за него замуж.

– Ты спятила!

– Ничуть. Я уже всем об этом сказала.

– Кому это «всем»? – оторопел Дере.

– Соседям. Весь поселок знает. Придут журналисты – я и им скажу.

– Дура!

– Счетовод!

– Никакого развода ты не получишь!

– А мы посмотрим!

– Да я тебя…

– Сеси!

Он влетел в мастерскую.