Волшебство

Авантитул книги «Волшебство», 1892.

Лесной тролль

«Лесной тролль», 1906.

Лес, бескрайний и дикий, оставил в нас свой след, мы стали частью этой природы. Мы любим лес таким, какой он есть, – сильным и мрачным.

Детьми смотрели мы вверх, на шумящие ветви сосен и елей. Глазами и душой следили за мощными стволами, взбирались по ним, цепляясь за их узловатые ветви-руки, туда, наверх, на самую верхушку, качающуюся от ветра, – в эту прекрасную синеву.

Садилось солнце. На поляны плотной пеленой опускались одиночество и покой. Казалось, земля не осмеливается перевести дыхание, а лес застыл в безмолвном ожидании. Только сердца наши бешено колотились. Мы хотели ещё – мы просили, мы умоляли, мы требовали сказок! Суровых, диких сказок для нас, бедных детей.

И лес дарил нам сказку.

Она бесшумно подкрадывалась, словно на мягких кошачьих лапах.

Всё, что до этого точно окаменело, теперь начинало двигаться.

Вдалеке подалась вперёд поросшая лесом гора. Удивление и страх будто бы витали над ней… Вот у неё появились глаза… она пошевелилась и направилась прямо к нам! А мы замирали от восторга и ужаса, мы всей душой любили это чудо!

Это же лесной тролль! В его единственном глазу были для нас страх и ужас, золото и богатство – всё то, чего жаждала наша детская душа.

Мы хотели бояться – но мы хотели и противостоять этому страху! Такие маленькие, мы мечтали подразнить тролля, догнать его и украсть его золото. Но больше всего мы хотели заполучить его светящийся глаз. Подумать только! У такого ужасного тролля – такой чудесный глаз!

Он светился и переливался, как ясный день посреди тёмной ночи. То, чего ты раньше не замечал, о чём даже и не думал, отражалось в нём и становилось прекрасным. Лесной ручей струился с серебряным журчанием, сосна расцветала красноватыми шишками, даже неприметный мох на скале сверкал будто россыпь драгоценных камней, и хотелось упасть и прижаться к нему, как к материнской груди.

– Мы любим тебя, глухой, тёмный лес, таким, какой ты есть, – сильным и мрачным. Ты наша любимая книжка с картинками: вот белка грызёт шишку, синица выглядывает из сосновых веток, медведь ревёт в рощице. И лесной тролль идёт, тяжело ступая и держа голову высоко над верхушками деревьев: «Бу, бу!».

На пир в замок троллей

Великий пир ожидался в замке троллей. Но путь туда не близок, вот и решили тролли пойти все вместе, чтоб веселее было: Тронд и Коре, Ивар Женолюб и Борд, Бобб из Мусьерда и старуха Гури Свиное Рыло. Шли они по горам-косогорам, по лесам нехоженым. Густо поросли горы елями и соснами, да такими высокими, что доходили троллям до пояса. Тяжелей всего приходилось Гури, ведь она несла мешок с едой в дорогу. Но торопиться им было некуда. Хоть сотню лет иди – всё равно вовремя поспеешь.

Впереди у них, насколько глаз хватит, высокие тёмные кручи. Идут взрослые тролли, покашливают, бормочут что-то себе под нос, и троллята не отстают, глазеют во все стороны, а Гури плетётся в хвосте, клянёт свою долю. Споткнётся кто – схватят его за шкирку, а как совсем трудно станет – за хвост друг дружку держат. Так и продираются сквозь бурелом. Наконец пришло время отдохнуть. А когда собрались было дальше, заспорили промеж собой, в какую сторону идти. Тронд говорит: нужно идти прямо, куда нос указывает. А Ивар – своё: задом наперёд надо бы – навыворот оно вернее. А Гури всё на мешок жалуется: день ото дня он всё тяжелее становится, а еды в нём – всё меньше. Но как бы то ни было, а идти надо. Выбрали они тропу, по которой, как видно, тролли и прежде ходили. Пролегала она через горы, как глубокая расселина.

А тут ещё в ближайшем же леске Бобб из Мусьерда споткнулся, ступня у него возьми да и отвались. Впрочем, могло быть и хуже! Пришлось им оставить ступню там и шагать дальше.

«На пир в замок троллей», 1904.

Долго-долго шли они и вот пришли к месту, где тоже лежала ступня. Для Бобба это как-никак утешение: приятно всё-таки узнать, что не у тебя одного такое несчастье. Но всё же эта находка показалась им странной.

А когда тролли прошли ещё целую вечность и нашли ещё одну ступню, они и вовсе удивились. А Бобб присмотрелся к этой ступне и воскликнул:

– Тронд!

– Чего тебе? – откликнулся Тронд.

– Это же МОЯ ступня!

И поняли тролли, что вот уже сто лет ходят они по кругу. Коре взял ступню и швырнул её изо всех сил. Перелетела она через гору и упала в лесное озеро, где и лежит, небось, по сей день. А тут ещё незадача. Мешок с едой протёр у Гури на спине большущую дырку. Рассердилась она и говорит: мол, пусть теперь Ивар несёт. Да вот беда, старуха так ослабла в дороге, что потеряла равновесие и опрокинулась, когда с неё мешок-то сняли, – уж лучше вернуть его на место, без мешка у неё будто и спины нет.

Долго ли, коротко ли, вышли они наконец на верный путь. В голубой дали, за тёмными горами, мерцало что-то, как звезда. Чудесное сияние переливалось всеми цветами радуги. И старые тролли кивнули друг другу: они-то знали, что найдут дорогу.

То и был замок троллей.

Троллята от удивления даже рты пораскрывали. Ничего похожего они в своей жизни ещё не видели. Ах, как же здесь чудесно! Подумать только, замок весь из золота! Он сверкал, искрился – и всё это великолепие отражалось в глади озера, по которому тут и там плавали серебряные уточки. Из замка доносились звуки танцев и золотых арф, и тёмные верхушки елей шумели в такт музыке. Дух водопада играл на скрипке, да так, что от струн разлетались молнии. Хюльдра кружилась в танце, да так, что своим хвостом задевала уши гостей. Вдоль стен сидели тролли и бонды из скрытого народца, пили пиво и мёд из золотых рогов и огромных кружек. Ниссе веселились напропалую, придумывали озорные проделки одну за другой, чуть из штанов не выскакивали, только бы превзойти друг друга. Они дрались, мерились силой, сцеплялись пальцами и тянули друг друга в разные стороны с такой силой, что костяшки хрустели.

Через тёмные горы и леса со всех сторон тянулись к замку вереницы странных существ. Некоторые были такие старые, что поросли мхом и кустарником, другие были и того старше, да такие скрюченные, что походили на корни сосен. Они уж и идти сами не могли, их приходилось нести. Кругом всё гремело и звенело, дышало и фыркало: все хотели на пир, в это золото и блеск, в сияющий замок, дворец Сория-Мория, дрожащий от шума голосов.

Дух водопада

Светлой лунной ночью присядь у водопада – ты увидишь и услышишь, как внизу, в чёрной пропасти, среди пенистых водоворотов дух водопада, фоссегрим, исполняет величественную музыку – мелодии, созданные самой природой. Сначала ты различишь лишь могучий рокот, но потом музыка очарует тебя, и тебе самому захочется слиться с бурлящим потоком созвучий.

Все песни, что боязливо таились в лесах и в горах, все голоса природы оживают в струнах его скрипки, и венчает их мощный аккорд, сотканный из звуков языка древних карликов.

Шумят ели, шелестят осины, журчат ручьи, и звенят берёзы. Свежие ветры ликуют высоко в горах, вздыхает лесная тишина, а глубокое лесное озеро поёт под нежные и печальные звуки ивовой свирели.

Дух водопада мечтательно склоняется над своей скрипкой. Смычок звучно ударяет по струнам и своим беспрерывным движением влечёт за собой – ввысь над пропастью, вниз в пучину.

Глаза фоссегрима закрыты. Он вглядывается внутрь себя. Кажется, музыка пронизывает его – послушай, как он притопывает ногой в такт.

Игра его вечна. И вот блестящие чёрные скалы становятся могучими стенами храма, где свободно парят мелодии вечности. Высоко по синеве небесного свода плывёт прозрачная луна, отражаясь в глубоких чёрных омутах и искрящихся водах извилистой горной реки.

Одна за другой загораются звёзды. И звуки скрипки становятся всё неистовей, и каждая капля водопада словно рвётся в небо, чтобы, сияя, слиться с мириадами звёзд. А вдохновенный музыкант-виртуоз сидит с закрытыми глазами на дне ущелья, склонившись над скрипкой. Игра фоссегримма – это цепь, что приковывает его к водной бездне.

Иллюстрация к рассказу «Дух водопада» из книги «Волшебство», 1892.

Хюльдра

Не печалится хюльдра, нет! Сидит себе на пеньке да на лангелейке ^[1]играет. Глаза её горят, она так и стреляет ими во все стороны: не идёт ли пригожий паренёк, над которым можно подшутить. А сама она красавица, вот если б только не этот жуткий коровий хвост! Но его-то хюльдра прятать умеет – от обычной женщины и не отличишь!

Красавчик был Йенс Клейва. И сам знал, что красавчик. Вбил себе в голову, что все женщины в него по уши влюбляются, едва увидят. Вот и поклялся, что не женится, пока все девчонки в округе по нему сохнуть не будут. Сейчас он водил за нос шестерых, так-то.

«А седьмой будет Маргит Бротен», – решил он и принялся, как был, в одной рубахе, вырезать большую ивовую свирель.

Вдруг как треснет что-то над ухом: «Трах!».

Йенс вскочил. А перед ним – девушка. Красоты несказанной, в жизни таких не видывал.

«Что это ты строгаешь, Йенс?» – спрашивает.

«Да вот свирель. Хочу попытать, не выйдет ли из неё какого мотивчика».

«Попытка не пытка, Йенс. А тебе и вовсе плёвое дело».

Давай, Йенс, будь достойным кавалером! Да не тут-то было, чёрт возьми! Красавица так на него смотрит, прямо пожирает глазами. Он покраснел, губы его не слушаются. Всё, что он смог выжать из свирели, было жалкое: «Пф-пфи-пфи-ти-ти!».

Иллюстрация к рассказу «Хюльдра» из книги «Волшебство», 1892.

«Да уж, – сказала она, – много поту, да мало проку. Дай-ка я теперь попробую». И тут свирель будто сама по себе запела. Йенс и размяк как хлебный мякиш. Играла девушка так, что и свирель, и Йенс плакали.

Йенсу страсть как захотелось взять красавицу в жёны, да и она вроде бы не прочь. На том и порешили.

Только поставила девушка три условия. Коли Йенс их выполнит, будет она принадлежать ему со всеми своими угодьями. Первое: до свадьбы не спрашивать, как её зовут. Второе: не рассказывать никому о том, что с ним случилось, ни одной живой душе. Третье же условие было: встретятся они через год, не раньше, и он слово даст, что её дождётся.

«Хорошо, – сказал Йенс, – уговор есть уговор».

Вытащила красавица что-то из кармана и смазала свирель. «Если любишь меня, принесёшь с собой эту свирель, когда свидимся в следующий раз».

«В этом можешь не сомневаться», – обещал он.

Не успела девушка уйти, как Йенс побежал по округе, с хутора на хутор. Хвастался да хвалился без зазрения совести. Мол, берёт за себя девушку, да не какую попало, а самую настоящую богачку. У неё и хутор, и земли, и большие леса, а уж коров без счёта. В их долине ни одна ей в подмётки не годится. Да и плевал он теперь на всех!

Такой Йенс стал важный, ходит руки в карманы, только о свадьбе и думает каждый божий день. Уж об этой свадьбе заговорят! Перед свадебным поездом – шесть музыкантов: два – с барабанами, четыре – со скрипками. Четыре здоровяка в модных шляпах всю дорогу палят из пистолетов, а шестеро прислужников подают пива и браги без меры. Потом он и невеста садятся на холёных коней, а на головах у них подвенечные короны сверкают. Народу за ними видимо-невидимо: все собрались подивиться, вся округа, и стар и млад…

Вот так Йенс сдержал своё обещание. Настал заветный день, год истёк. Взял он свирель и пошёл на то же место, где встретил красавицу. Сел и ну дуть.