А потом Найл показал то, что осталось после сражения: широкое поле, устланное рваными телами смертоносцев; обрывки лап, обломки хелицер, клочья голов с черными влажными глазами. Толстый – почти по колено – слой из того, что еще вчера жило, дышало, думало…

– Ну как, ты все еще боишься использовать жнецы? – холодно поинтересовался Посланник Богини. – Они идут сюда. Им не нужны свободные смертоносцы. Они собираются жить здесь сами. Поставить на центральной площади столб, на котором сидит паук с человеческим лицом, а потом веселиться – насиловать женщин, убивать всех остальных, а созданное нами забирать себе, продавать, превращать в деньги…

Смертоносцу-Повелителю неведомо было ни что значит «насиловать», ни что значит «продать» – смертоносцы вообще не знакомы с понятием личной собственности, – однако по пропитывающим Найла эмоциям он догадался, что это так же ужасно, как и «убивать».

– Какой же злобой нужно обладать, чтобы изобрести сразу две муки, равные смерти! – дало трещину хваленое спокойствие повелителя пауков. – Против таких мокрых врагов можно применить любое оружие.

Для человека слово «мокрых» не несло того смысла, который вложил в него Смертоносец-Повелитель: пауки не умеют плавать, совершенно беспомощны в воде и ненавидят широкие водные поверхности на том неосознанном уровне, на каком некоторые женщины боятся маленьких, вкусных и совершенно беспомощных перед человеком крыс. Непереносимость смертоносцами воды настолько велика, что даже во времена неограниченного владычества над людьми пауки, пересекая море на кораблях, отдавали всю власть и вверяли жизни людям-морякам, впадая в состояние, напоминающее ступор.

Думая о захватчиках, правитель пауков излучил такую эмоцию, будто попал в воду на самом глубоком месте самого широкого моря. В человеческом языке для такого ощущения названия попросту нет.

– Нужно собрать все оставшиеся силы в новую армию, усилить ее жнецами и выставить в пустыне, там, где я вышел к полям, – предложил Посланник Богини и замолк, с интересом наблюдая, как работает фасеточное сознание Смертоносца-Повелителя над возникшей задачей.

Какой-то небольшой кусочек его разума прикидывал, откуда еще можно наскрести бойцов, другой – где назначить им точку встречи, третий беспокоился о том, что войско противника может просто обойти выставленную армию, не принимая боя, а потому хорошо бы встать не в пустыне, а на дороге, перед входом в город…

Тут Найл вмешался, послав картинку цветущих крестьянских хозяйств, какими они выглядят сейчас, и вид обугленных равнин, в которые они превратятся после прохода врага. Даже уничтоженные в конце концов, захватчики нанесут слишком большой урон городу и определенно посадят жителей на голодный паек. Смертоносец-Повелитель подумал и согласился. Одновременно – откуда-то из другой фасетки – пришла справедливая мысль: если враг попытается их обойти, пауки могут просто ударить ему в спину. Не решатся же пришельцы на столь явное самоубийство? План битвы в пустыне, предложенный Найлом, был признан единственно правильным, утвержден, и одновременно из другой, совершенно самостоятельной ячейки паучьего разума выскочил и был направлен к исполнению приказ о регулярном запуске разведывательных шаров – каждые четверть суток начиная с послезавтрашнего дня.

Уследить за работой бесконечного количества мыслящих фасеток человеческий разум при всем желании не мог, Посланник Богини замечал лишь самые крупные из обдуманных и «выданных наверх» решений, но и те мельтешили, точно мухи в проносящемся мимо рое.

Вот сформировалось еще одно: поскольку дальнего похода на этот раз не планируется, армия смертоносцев не нуждается в головном «таране» из жуков-бомбардиров. От Хозяина требуются только жнецы.

– Сколько их осталось? – обратился Найл к правителю жуков.

– Для вас их нет, – четко и решительно ответил тот.

– Как?! – Смертоносец-Повелитель прервал раздумья и присоединил свой импульс изумления к восклицанию правителя города.

– Согласно заключенному нами Договору, – ясными, раздельными словами ответил бомбардир, – я обязан сохранять жнецы и выдавать их только в том случае, если смертоносцы нападут на людей. На сегодняшний день я не усматриваю нарушения Договора и жнецы никому не дам.

На несколько долгих секунд в главном зале дворца воцарилась ошеломленная тишина.

Затем Посланник Богини попытался осторожно прощупать сознание Хозяина, но не тут-то было!

Теперь стало ясно, зачем Хозяин набрал столько сопровождающих: синхронизируя нарочитое удивление, четверо жуков прикрывали мысли предводителя непроницаемой стеной.

Однако Найл не стал кидаться на штурм ментальной крепости. Вместо этого он прощупал Доггинза.

Слуга знал немного: только то, что четырех жнецов не хватит для обороны длинного периметра города, а уж тем более всех обрабатываемых земель, зато подходы к собственному кварталу они перекроют намертво.

Об остальном было нетрудно догадаться: Хозяин, для которого безопасность немногочисленной колонии жуков-бомбардиров всегда оставалась превыше всего, прячась за букву Договора, решил оставить жнецы себе.

Приступ ярости, охвативший Смертоносца-Повелителя, бездумно швырнул стражниц и пауков вперед, но короткая атака захлебнулась, едва начавшись: жуки сомкнули черные панцири, и нападающие уткнулись в невидимую стену.

– Убирайтесь отсюда… мокрые, – презрительно бросил правитель пауков и прекратил атаку.

Безусловно, можно было собрать силы и взломать слабенькую защиту пяти бомбардиров, но первый порыв злости прошел, и Смертоносец-Повелитель вспомнил о чести. Хозяин явился сюда как гость и пользовался дипломатической неприкосновенностью. К тому же его гибель ничего не меняла – даже во времена наивысшего могущества смертоносцам не удавалось захватить квартал жуков, а уж теперь, после стольких потерь, и подавно не выйдет склонить их к покорности.

– Так будет всегда! – внезапно заявил Хозяин с гордостью. – Пришельцы тоже не смогут нас взять и заключат перемирие. Властелины Вселенной приходят и уходят, а жуки остаются.

– Во-он! – Ярость опять охватила Смертоносца-Повелителя, и Хозяин в сопровождении свиты поспешил скрыться за дверью.

Найлу стало ясно, что с этого дня между жуками и смертоносцами навеки пролегла пропасть. Теперь уже ни они, ни их дети никогда не станут союзниками. На его глазах произошло событие, о котором сотни лет будут рассказывать легенды: как жуки-бомбардиры, спасая собственную шкуру, фактически украли у пауков оружие и обрекли восьмилапых союзников на смерть.

– Думаешь, все мы погибнем?

Посланник Богини совершенно забыл, что продолжает находиться в мысленном контакте со Смертоносцем-Повелителем.

– Не знаю, как мы теперь сможем противостоять захватчикам, – безнадежно пожал плечами правитель.

– Соберем новую армию.

– Такой армии, как у них, нам не собрать никогда… – Найл ощутил внезапную слабость в ногах и осел на пол. – Это не просто смешанное войско, это сплоченный отряд очень умелых бойцов. Когда они атакуют смертоносцев, их пауки ВУРом прикрывают людей, те стрелами из арбалетов разрушают единство противника, а конница добивает разрозненных врагов. Когда они атакуют людей, то пауки парализуют двуногих, и те не способны отбиваться ни от конницы, ни от пехоты. Что мы можем противопоставить этим опытным воякам?

– Мы тоже включим в армию людей.

– Каких людей?! – закричал Найл, вскакивая на ноги. – Где ты их возьмешь?! Кто в этом городе умеет стрелять из арбалета? Вы сотни лет запрещали двуногим не то что иметь оружие, но даже пользоваться элементарными инструментами. Кто здесь решится пойти в атаку, подняться грудью на копья всадников?! Два десятка твоих стражниц? В этом городе нет людей, здесь живут только рабы! Ты сам поколение за поколением вытравливал из них смелость! Теперь они умеют только слушаться кнута да стоять на коленях!

– Ты обвиняешь меня в порабощении двуногих? – холодно вопросил Смертоносец-Повелитель.

– Нет. Обвинение тебе движется сюда от предгорий Северного Хайбада. – Найл развернулся и вышел из зала, громко хлопнув дверью.

Теперь дороги гостю никто не показывал, и ему пришлось изрядно поблуждать в темноте. В конце концов правитель выбрался на крыльцо и невольно зажмурился от яркого света.

– Ты действительно так думаешь? – услышал он мягкий вопрос.

– Дравиг? – удивился Найл. – Откуда ты здесь? Ведь ты находился в главном зале!

– Ну, Посланник Богини, ты шел так медленно, что я тебя обогнал.

Правитель готов был поклясться, что седой паучище улыбается!

– Дравиг, надеюсь, ты не рассердился на меня за то, что я наговорил Смертоносцу-Повелителю?

– Нет, Посланник Богини. Мне показалось, это Смертоносец-Повелитель неверно истолковал твои слова.

– Я не хотел его обидеть.

– Знаю. Но он слишком долго правит. Он мудр, но ему не довелось пережить того, что досталось нам. Он чувствовал нашу боль, но не понимал нашей беззащитности. – Тон смертоносца стал серьезным. – Поэтому и я хочу задать тебе этот вопрос: скажи, Посланник Богини, мы действительно все погибнем? Наш род прервется?

Найл промолчал, не зная, что ответить.

– Я не боюсь смерти, Посланник Богини. Никто и никогда не мог миновать ее. Но если после нас на Земле не останется смертоносцев, вообще никого не останется, тогда ради чего я жил? Ради чего жили наши предки – сражались, терпели боль, умирали? – Начальник охраны ненадолго замолк. – Я не боюсь, Посланник Богини. Мне обидно.

– У нас есть еще пять дней, Дравиг. Мы что-нибудь придумаем.

– Не надо меня жалеть, Посланник Богини. Скажи правду. Наш мир погибнет?

– Постарайся не верить в это, Дравиг, – попытался уйти от ответа правитель. Он запрыгнул в свою коляску и приказал гужевым: – Бегите к Белой Башне.

Все-таки хорошо, что смертоносцы никогда не заглядывают в мысли тех, кто находится выше по иерархической лестнице. Найл ни за что не признался бы Дравигу в том, что думал на самом деле…

* * *

В сумраке войлочной юрты густо воняло тухлятиной, мокрой шерстью, прогорклым жиром, человеческим потом и еще множеством составляющих, непереносимых для привыкшего к свежему воздуху Найла. В центре, на основательно драном коричневом ковре, между маленьким круглым щитом и кривым мечом в потертых кожаных ножнах, сидел перед большим медным казаном скуластый, длинноусый мужчина в засаленном халате и лисьем малахае и любовно облизывал толстые короткие пальцы.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что именно так и выглядел великий Чингисхан? – усмехнулся Найл.

– Как он выглядел на самом деле, современная наука не знает, – покровительственно сообщил хозяин юрты, почесывая под мышкой.

– «Современная наука» не знает даже того, как сделать новое стекло взамен разбитого, – грубовато ответил правитель города. – Не существует современной науки, Стииг, нету!

– Ты не прав, – покачал головой Стигмастер, засучил рукав, по локоть запустил руку в казан и вскоре поймал большой кусок мяса с двумя торчащими в стороны обломками костей. – Будешь?

Найла передернуло.

– Ну, как хочешь. – Стииг смачно впился зубами в кусок, с которого на халат текли струйки бульона, но продолжал говорить чистым, ясным голосом: – Наука существует, она продолжает обогащаться благодаря всем тем данным, которые передаю я, благодаря твоим, неизвестным ранее, способностям, благодаря…

– Ага. Но это там, на звездах, – перебил его Найл. – А мы тут как были дикарями, так и остаемся… Слушай, да убери ты все это! Задохнуться ведь можно!

Монгол вытер руки о халат, щелкнул пальцами, и юрта исчезла. Найл стоял посреди серой площадки, уставленной различными агрегатами, а за куполом из силового поля расстилался город пауков: ровный круг жухлой травы вокруг Белой Башни, по краю которого тянулась пыльная дорога, а дальше – развалины, развалины, развалины. Выше четвертого этажа сохранилось от силы пять домов. Впрочем, в этих архитектурных пеньках уцелело так много приличного жилья, что, даже свободно расселившись, люди заняли не больше трети, и целые кварталы пустовали на протяжении веков.

– Стииг, – правитель города указал на двухэтажную развалину, – сколько этажей было в этом доме?

– Двадцать пять. – Старец в длинной рясе возник рядом и погладил седую окладистую бороду. – Небоскребом не назовешь.

– Великая Богиня! Сколько же здесь жило народу?

– Не так уж и много… – Старец покосился на гостя. – Ты не хочешь воспользоваться умиротворяющей машиной?

– У меня нет времени.

– Ты слишком нервничаешь.

– А разве ты не знаешь, что происходит в городе? Сюда вот-вот придут захватчики!

– Знаю, – кивнул Стииг, – списал данные сегодня ночью.

– Так это ты мне весь сон испортил?!

– Что поделать, – пожал плечами старик, – бодрствующий мозг практически не отдает информации.

– Ладно, – махнул рукой Найл, – списал так списал. Зато тебе все известно. Мне нужен твой совет.

– Ляг в умиротворяющую машину.

– Что? – не понял правитель.

– Ты просил совета? – Стииг с нарочитой неторопливостью подошел к стене и выглянул наружу. – Мой совет таков: воспользуйся умиротворяющей машиной.

– Речь идет о жизни тысяч людей, а ты…

– …А я вижу, что ты слишком нервничаешь и не способен адекватно воспринимать факты и предложения, не способен корректно формулировать вопросы. Тебе хочется куда-то мчаться, что-то делать, все равно что. Это не принесет никакой пользы. – Послышалось тихое чмоканье, и бирюзовый куб слева раскрылся, выдвинув узкое ложе. – Перестань понапрасну бегать по кругу. Ляг сюда. Ты ведь знаешь, как она работает.

Найла действительно обуревала жажда деятельности, он стремился бежать, спасать, выручать, но… Но не знал, как.

– Только ненадолго, – смирился правитель и опустился на ложе.

Тело обволокло нежным, ласковым теплом, снимающим напряжение и расслабляющим мышцы. Найл мгновенно заснул, но тем не менее ощутил, как в мозгу появилась точка чистого белого света. Она разрасталась, превращаясь в пятнышко, в круг, захватывая в свою власть сперва голову, потом плечи, грудь, руки – и так до тех пор, пока в белом свете не оказался весь человек. В этом чистом круге не было места грусти и страху, боли и усталости, а потому правитель сладко потянулся, повернулся набок и открыл глаза.

– Ну как? – ласково осведомился Стигмастер.

– Пожалуй, ты был прав, – улыбнулся Найл.

– Тогда прошу к столу, – сделал приглашающий жест старец.

Купол исчез. Найл и Стигмастер, на голове которого появилась маленькая войлочная шапочка, а ряса стала красной, оказались в большой, высокой комнате с лепным потолком, затянутыми нежно-зеленым шелком стенами, наборным паркетом и двумя окнами, задернутыми тяжелыми шторами. В простенке помещалось закрытое бюро с массивными бронзовыми настольными часами, а рядом – дубовый стол с резными ножками, возле которого стояли два стула, обтянутых той же тканью, что и стены. Явным диссонансом в средневековом убранстве выглядел синтезатор пищи, наполовину выпирающий из резных дверей.

Увы, голограмма Стиига не могла подать гостю угощения.

Найл заказал себе тройную порцию фруктового мороженого – синтезатор сразу исчез – и сел за стол.

– Итак, давай разбираться, – начал Стигмастер. – Чего ты, собственно, хочешь?

– Спасти город от гибели… – Странновато было произносить такие слова, сидя за вазочкой с мороженым.

– А кто тебе сказал, что он погибнет? – развел руками Стииг. – Едва ли не каждый город, существовавший на нашей планете, по многу раз переходил из рук в руки, порою оказывался разрушен до основания, но впоследствии почти все успешно возрождались. Вряд ли исчезнет и этот.

– Сюда придут варвары, самые настоящие дикари. Они будут зверствовать, насиловать, убивать, играть в карты.

– Не верю, – покачал головой старик. – Убивают обычно тех, кто сопротивляется насилию. Люди этого города жили рабами больше пятисот лет. Разве они способны сопротивляться? Они встретят новых хозяев на коленях и в худшем случае просто получат пару раз по физиономии.

– А насилуют тоже только тех, кто сопротивляется? – попытался съехидничать Найл.

– В течение последних двухсот лет, – невозмутимо продолжал Стигмастер, – за самовольную интимную связь им полагалась смертная казнь. Женщины спаривались по приказу хозяев с теми, с кем приказывали. Если пришельцы прикажут вступать в связь с собой, это вряд ли вызовет даже удивление.

– Тебя послушать, так после падения города ничего вообще не изменится!

– Изменится. После сорока лет люди не будут отправляться в Счастливый Край.

– Постой, – вскинул руки Найл, – но ведь вот уж больше года, как все стали свободными людьми!

– Всех сделали свободными, – поправил Стииг. – Помнится, с месяц назад даже бунт был по этому поводу – люди жаждали отправиться в тот самый Счастливый Край.

– Было дело, – усмехнулся правитель, вспомнив принцессу Мерлью с подбитым глазом. – Но бунтовщиков набралось совсем немного.

– Немного набралось людей, достигших нужного возраста, – вновь мягко поправил старец, – а вот тех, кто с облегчением воспримет возвращение привычных порядков, куда больше.

– Человек никогда не откажется от свободы! – едва не закричал Найл.

– Раб выполняет порученную работу, а взамен получает сытную еду, крышу над головой, – начал спокойно перечислять Стииг, – одежду, постель и уверенность в завтрашнем дне. И все это – без каких бы то ни было усилий с его стороны.

– Он должен безропотно трудиться, – попытался возразить Найл.

– Свободный человек тоже должен трудиться, – улыбнулся старик, – но даже работу ему приходится искать самому. Каково бедолаге, выросшему на всем готовом, оказаться на твоей хваленой свободе?

– Я тебе не верю, Стигмастер, – твердо глядя старику в глаза, заявил правитель города. – Настоящий человек скорее умрет, чем снова станет рабом!

– Да, так и будет, – согласился Стииг.

– Что?

– Те, кто уже не захочет вернуться в рабство, умрут!

– И ты так спокойно про это говоришь?!

– Ты беспокоился о городе? – напомнил старик. – Так вот, с городом ничего не случится. Просто вместо одних хозяев придут другие.

– А как же смертоносцы?

– А что смертоносцы? – поднял брови Стииг.

– Что будет с ними?

– Какая разница? Ты беспокоишься о городе? Так город уцелеет…

– Но они тоже часть города! – Найл резко вскочил, отодвинул мороженое и заходил вдоль стены.

– Ки-ис, кис-кис, – позвал старик, и непонятно откуда взявшийся котенок принялся тереться об его ногу. Стииг поднял малыша, посадил на колени, почесал за ушком. Котенок заурчал.

– Мороженое растает, – ненавязчиво напомнил Стигмастер.

– Угу, – угрюмо буркнул правитель, однако за стол вернулся.

– Нравится? – показал Стииг на котенка.

– Угу, – кивнул Найл.

– Так вот, за год у такой красивой кошечки рождается от шести до двенадцати котят. Все очаровательные, и каждого жалко. Некоторые люди все равно их топили, и это, конечно, жестоко. Но в большинстве случаев очаровательных малышей оставляли жить. А еще через год у каждого из двенадцати рождались свои двенадцать, а у тех свои… В конце концов настает день, когда при всем желании невозможно пожалеть и приласкать каждого…

– При чем тут котята?

– Природа жестока, Найл. И как бы мы ни стремились сделать счастливыми всех, она все равно добьется своего.

– Чего?

– Города и государства, племена и цивилизации – все это живые организмы, только куда более крупные и сложные. И выживают они по тем же законам. – Стииг улыбнулся. – Ведь на коленях только одно место.

– Понимаю. – Правитель отодвинул опустевшую вазочку. – Выживает сильнейший. Естественный отбор. А то, что пришельцы культивируют жестокость, тебя не касается?

– Доброта – это удел сильных. А новорожденные цивилизации нашей планеты еще слишком молоды и слабы. Отсюда и жестокость.

– Но смертоносцы…

– Твои хваленые смертоносцы за последние пятьсот лет не дали умереть своей смертью ни одному человеку! – повысил голос Стигмастер. – Просто они предпочитали убивать скрытно.

– Интересно получается. – Найл поднялся и отошел к окну. – Пока смертоносцы были в силе, они нравились всем. Стоило им потерпеть поражение, как от них сразу отвернулись и жуки, и ты, да и мне, похоже, положено отвернуться.

– Так это нормально, – утешил Стииг, – так происходит всегда. Это называется предательством.