Цитаты из книги «Декабристы»

Вот как иногда умным людям бывают не видны истинные размеры таланта современников!

Отзывы Бестужева о Пушкине – необычайно характерны. Перед Пушкиным наш критик всего более провинился, и здесь, вероятно, причиной не столько его критическая смекалка, сколько личные отношения, в которых было и много любви, и много соревнования.[375] Впрочем, в тех странных суждениях, с которыми мы сейчас ознакомимся, сквозит все та же неотвязная мысль о вреде подражания. Для Бестужева Пушкин, конечно, большой человек. «Ты – надежда Руси – не измени ей, не измени своему веку, не топи в луже таланта своего, не спи на лаврах», – говорит Пушкину Бестужев. «Я готов, право, схватить Пушкина за ворот, – пишет он своим друзьям, – поднять его над толпой и сказать ему: стыдись! Тебе ли, как болонке, спать на солнышке перед окном, на пуховой подушке детского успеха? Тебе ли поклоняться золотому тельцу, слитому из женских серег и мужских перстней, – тельцу, которого зовут немцы Маммон, а мы, простаки, – свет!»[376]

Меньше всего Бестужев знал литературу немецкую – и вообще не любил этот язык.[353] Это был большой пробел в его образовании, который он, кажется, до смерти не пополнил. Помешал ему, вероятно, в этом его предвзятый взгляд на тот вред, какой будто бы немецкая литература принесла нашей словесности. Он даже Жуковскому не прощал его любви к немцам, а другим литераторам – и подавно.

Прежде всего, конечно, Байрона, которого очень любил в оригинале, но не терпел в подражаниях – в особенности русских, и затем Вальтера Скотта, в стихах которого он особенно ценил их музыкальность.[351]

В 1825 году Бестужев признается Пушкину, что весь погружен в английскую литературу и что кроме нее нет спасения.[350]

Александр Александрович был, конечно, сторонником молодой французской романтики. Виктор Гюго приводил его в неописанный восторг

У нас нет литературы, говорил Бестужев; но тотчас же, как добрый патриот, он стал думать, чем бы возместить этот недостаток. Если нет литературы, – утверждает он, – зато у нас есть критика: мы пресытились, не вкушая, мы в ребячестве стали брюзгливыми стариками

Пушкин – новый Протей – похитил небесный огонь и, обладая оным, своенравно играет сердцами.

305] Вместе с К. Ф. Рылеевым работал он над этим литературным изданием в продолжение трех лет, отдавая ему почти все свое свободное время. При этом имелась в виду не одна забава публики. Издатели хотели, чтобы их альманах, не пугая светских людей ученостью, «пробрался на камины, на столики и, может быть, на дамские туалеты и под изголовья красавиц».[306] Цель была достигнута. «Звезда блуждала по красавицам и не возвращалась домой», а сотрудники и издатели получили, кроме того, хорошее вознаграждение (Рылеев и Бестужев чистого дохода 2000 асс.).

Через три года, однако, он был уже редактором прославленной «Полярной звез