Цитаты из книг автора «Нэнси Сталкер»

«Харакири» (1962) — художественный фильм Масаки Кобаяси. Начало XVII века, история мести, основанная на практике ронинов, которые угрожали совершить сэппуку во дворе замка даймё, если им не выплатят жалованье. «Рыжая борода» (1965) — художественный фильм Акиры Куросавы. История XIX века о сострадательном сельском докторе и его заносчивом помощнике, учившемся голландской медицине в Нагасаки. «Легенда о Нараяме» (1993) — художественный фильм Сёхэя Имамуры о существовавшей, по легенде, практике бедных деревень оставлять немощных стариков умирать от голода в горах. Лауреат «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля. «Сорок семь ронинов» (1941) — художественный фильм Кэндзи Мидзогути. Переложение популярного сюжета культовым режиссером. «На дне» (1957) — художественный фильм Акиры Куросавы, переложение одноименной пьесы Максима Горького, борьба за выживание бедняков в Эдо. «Сумрачный самурай» (2002) — художественный фильм Ёдзи Ямады. В последние годы режима Токугава бедный самурай низшего ранга, чиновник, довольный своим нехитрым существованием, вынужден рисковать жизнью по воле сильных мира сего.

Итак, сёгунат Токугава выковал национальное государство и создал эффективную систему управления, которая держала под контролем возможных соперников в борьбе за власть — храмы и даймё. Также был установлен тщательный контроль над населением при помощи четкого сословного деления. Опасаясь нарушений сословного порядка, сёгунат издавал детальнейшие предписания относительно образа жизни, положенного каждому классу. Конфуцианство с его упором на стабильное управление, воспитание нравственности и поддержку социального порядка оказалось полезной для режима философией; в упрощенном виде это учение распространилось во всех слоях населения. Также появились новые направления мысли, например голландские науки или школа национального обучения, что означало отход от монополии китайской интеллектуальной и научной системы. В религии серьезных прорывов не было замечено, и в целом в религиозной жизни распространился коммерчески-игровой подход, реализованный во многих храмах, святилищах и в поведении последователей. Развитие этой ветви было крепко связано с более широким культурным контекстом эпохи Токугава, когда горожане создали и активно использовали себе в удовольствие новые формы искусства, литературы и театра, а также «веселые кварталы» — районы борделей и чайных домов, речь о которых пойдет в следующей главе.

борьбы сумо, развившейся из религиозной практики по умиротворению обидчивых духов будущего урожая.

Японские представления о человеческом теле в те времена основывались на спекулятивных теориях, почерпнутых из китайской традиционной медицины, поскольку как буддизм, так и конфуцианство запрещали вскрытие трупов.

Чтобы ограничить разрушительное влияние христианства, ранние сёгуны строго запрещали доступ к иностранным книгам и знаниям. В 1720 году восьмой сёгун Токугава Ёсимунэ (1684–1751) разрешил переводить голландские тексты по тем естественным наукам, которые могли оказаться полезными для Японии. Дозволенные книги делились на две категории: астрономия, включавшая науку о календаре, картографию и географию, и медицина, включавшая химию, физику, ботанику, минералогию и зоологию. Изучение западной науки и искусств получило название рангаку (голландские науки) и было доступно очень узкой группе японских специалистов. Врачам рангаку также требовались особые западные медицинские приемы, которыми они овладевали, наблюдая «хирургию рыжеволосых» голландских докторов на Дэдзиме.

Ранние европейские и американские исследователи иногда пренебрегали Ацутанэ, считая его фанатиком или беспринципным пропагандистом своей эклектичной смеси духовных и националистических учений. Ацутанэ заявлял, что Мотоори Норинага явился ему во сне и признал его своим законным интеллектуальным наследником. Тем не менее во многих пунктах он отходил от догматов своего учителя, например в вопросах загробной жизни или богов-демиургов. Норинага принимал идеи «Кодзики» о паре богов-творцов и о Ёми-но куни — темной призрачной земле мертвых. Ацутанэ почерпнул из христианства и народных верований идею единого Бога-создателя, а также расширил понимание загробной жизни, собирая сведения об «ином мире», смежном с нашим собственным, в котором оказывались люди, повстречавшие сверхъестественные создания. Ацутанэ шире своих предшественников смотрел на мир, а также был лучше знаком с западной наукой, медициной и религией. Будучи хорошо осведомлен о внутренних и внешних угрозах для Японии начала XIX века — от российского вторжения до бунтов в провинциях, он старался укрепить нацию, создав синкретическую веру, превосходящую буддизм, христианство и конфуцианство. В целях создать низовое национальное движение Ацутанэ сотрудничал с авторами сельскохозяйственных руководств, выпуская простые иллюстрированные брошюры об улучшенных методах выращивания риса и исподволь вводя в них собственную теологию, связывающую людей с космологией и плодородием земли. Проповедники ходили по Центральной Японии, распространяя эти брошюры и вербуя массу последователей Ацутанэ из числа провинциальных крестьян. Ацутанэ — пример разрыва «с наукой ради науки» и с городской культурой своих предшественников из классического Кокугакуха. Как и Кайбара Экикэн, он использовал народный язык, чтобы донести популистские идеи до широкой аудитории. Считается, что Ацутанэ восстановил почитание императора и оказал огромное влияние на самураев, совершивших реставрацию Мэйдзи (см. главу 8), но в то же время его долгосрочное влияние распространилось далеко не только на политику. Янагита Кунио и Оригути Синобу, известные фольклористы эпохи Мэйдзи, включили в свои исследования народной картины мира многие идеи Ацутанэ относительно загробной жизни и сверхъестественного. В целом же новые религиозные движения, процветавшие в сельских регионах в конце XIX века, например Конкокё («Учение золотого сияния») и Тэнрикё («Учение о небесной истине»), восприняли монотеистическую идею демиурга-ками, и верующие должны были ежедневно приносить ками подношения.

Началось все с того, что Асано Наганори, даймё княжества Ако, получил приказ устроить прием императорских послов во дворце сёгуна в период его службы в столице (санкин котай). В этикете молодого даймё должен был наставлять Кира Ёсинака, мастер ритуалов сёгуна Цунаёси, но вместо этого Кира унижал Асано, обращаясь с ним оскорбительно. Вскоре даймё потерял терпение и напал на Киру с мечом, что было абсолютно запрещено в замке Эдо. В тот же день ему было приказано совершить сэппуку; сёгунат конфисковал у его семьи княжество, оставив таким образом вассальных самураев без господина. Из 300 ронинов Ако 47 самураев под предводительством Оиси Ёсио (ученика Ямаги Соко) решили отомстить за своего господина, несмотря на то что понимали, что за этим последует суровое наказание. Подозревая заговор, Кира подослал к ронинам шпионов. Чтобы отвести от себя подозрения, 47 самураев разошлись по стране под видом торговцев или монахов. Сам Оиси поселился в Киото и предался разгульному образу жизни — пил, ходил в бордели, а также глупо вел себя на публике, чтобы убедить Киру и власти, что он не опасен. Некоторые из мстителей смогли получить доступ в особняк Киры в Эдо под видом работников и торговцев, что позволило им познакомиться с расположением помещений и служб. Другие самураи добывали оружие и переправляли его в Эдо, что было незаконно. Через полтора года, когда Кира распустил своих телохранителей, ронины приступили к делу. Ранним утром 30 января 1703 года, во время бурной метели, мстители расставили вокруг особняка Киры лучников, чтобы никто не смог побежать за подмогой, и пошли в атаку. Ворвавшись через задние ворота, мстители разметали вассалов Киры, но не могли найти своего врага, спрятавшегося в тайной комнате. Когда нападавшие наконец-то обнаружили эту комнату, находившийся в ней отрицал, что Кира — это он. Однако на голове у него был заметный шрам, оставшийся от удара Асано. Из уважения к высокому рангу Киры Оиси позволил ему с честью совершить сэппуку собственным мечом Асано, однако Кира не отвечал, и ронины отрубили ему голову, чтобы возложить ее на могилу своего господина в храме Сэнгакудзи. Чтобы попасть в храм, они прошли через центр Эдо более 10 километров. Их процессия привлекла огромное внимание, и весть об успешной мести разнеслась с большой скоростью. Принеся свое подношение на могилу господина, самураи сдались властям и стали ожидать правосудия.

Влияние Ямаги Соко хорошо заметно в истории мести Ако 1703 года, послужившей сюжетной основой для многочисленных популярных произведений литературы, искусства, театра и кинематографа, например фильма «Сорок семь ронинов» или классической драмы «Тюсингура» («Сокровищница вассальной верности»). Считается, что эта история дает пример доведенного до абсолюта самурайского идеала чести и преданности своему господину.

Текст Соко объясняет, как должно жить самураям, чья социальная роль сдвинулась с военного к политическому и интеллектуальному управлению. Они оправдывали свои доходы тем, что являются для простолюдинов моральными ориентирами, а также поддерживают свои навыки боевых искусств на случай, если доведется защищать своего господина и мирных жителей. К XX веку труды Соко стали фундаментом идеологии бусидо («путь воина»), превозносившей самурайскую честь и доблесть, но избегавшей вопросов наследственных материальных привилегий.

Некоторые аспекты конфуцианства подходили Японии значительно хуже, чем Китаю. Например, как упомянуто в главе 2, конфуцианская доктрина «небесного мандата» утверждает, что если правитель слаб или несправедлив, то его можно свергнуть, а мандат перейдет к тому, кто сможет править лучше. Однако Императорский дом Японии заявил, что получил этот мандат по прямой линии от богини Солнца Аматэрасу, отчего тот и не может быть передан никакой другой династии. Должность сёгуна также была доступна только членам клана Токугава. Многие известные японские мыслители чжусианского направления, например Ямадзаки Ансай (1619–1682), в своих работах часто обращались к синтоистским концепциям, чтобы адаптировать конфуцианство к ситуации в императорской Японии. Еще одним важным различием между двумя странами является природа правящего класса. В Китае управляла образованная элита, занимавшая должности согласно собственным заслугам, тогда как в Японии правящим классом были самураи, наследовавшие свой социальный статус. Тем не менее конфуцианская идея иерархических отношений с жестким разграничением правителя и подданного, отца и сына, мужчины и женщины вполне удовлетворяла запрос сёгуната Токугава. Если в Китае основной упор делался на почитание родителей и детско-родительские отношения, то в Японии подчеркивали связь между сюзеренами и вассалами, которая понималась как абсолютная преданность своему господину.