Читать книгу «Маяк Чудес» онлайн полностью📖 — Нелли Мартовой — MyBook.
image



– Ну ты хоть руки в карманы засунь, что ли, – кривится она, глядя на сына.

Всё меняется. В моем детстве обычно говорили: «Вынь руки из карманов». Не все перемены радуют. Я помню парк совсем другим: тихим, просторным, наполненным незамысловатым детским счастьем. Теперь же здесь с лихвой превышена допустимая концентрация злачных мест. Теснятся, толкаются боками шатры, заставленные пыльными пластмассовыми столиками, спорят за каждый квадратный метр палатки с дурацкими развлечениями и торговые лотки, перетянуты пейнтбольными сетками бывшие прогулочные аллейки. По вечерам окрестности сотрясает «дыц-дыц» из колонок, заводят свой привычный репертуар хриплоголосые певички, в исполнении которых даже «Битлз» звучат шансоном, и повсюду расползается дым, пахнущий горелым мясом. Как будто черти в аду с песнями жарят грешников, честное слово. Я давно стерла парк со своей мысленной карты города, будто его и не существует вовсе.

От бокового выхода из парка до торгового центра всего полтора квартала. Всю дорогу я умираю от любопытства, добравшись до места, стрелой взлетаю на третий этаж и застаю неожиданную картину. Витрины наполовину пусты, а хозяин лавочки – дядя Саша – снимает со стены последний стенд с пуговицами.

– А, милая барышня… Рад вас видеть. Только я вот, как видите, закрываюсь, – говорит он, бережно укладывая стопку стендов в огромную папку.

– В самый разгар рабочего дня? Что-то случилось? Вы не заболели? – Я чмокаю дядю Сашу в колючую щеку.

– Неладно что-то в датском королевстве, – нараспев говорит он себе под нос и прячет корзинки с наборами бумаги под прилавок.

Старый чудак любит выражаться цитатами. Я люблю его, как родного дедушку. Я и еще пара десятков городских v.s. скрапбукеров. И не только потому, что его лавочка – единственная, где можно купить спецтовары для нашего дела. К нему, как к настоящему дедушке, всегда можно забежать просто так – на чашечку чая или поболтать, поплакаться в жилетку, точнее, в его неизменный потрепанный серый шарфик, или спросить житейского совета.

– И надолго это?

– Одному Меркабуру известно, – пожимает плечами дядя Саша.

– Это Магрин, да? Это он велел закрываться? – продолжаю я выспрашивать.

– Господин наш любимый директор уже несколько дней не появлялся. И не звонил. – Коробка с ножницами отправляется под прилавок.

– Тогда что случилось? – настаиваю я.

– Мой магазин. Хочу – и закрываю. – В его голосе звучит королевская интонация – важная и не терпящая возражений.

Королевство дяди Саши – очень особенная лавка, его подданные – штучки с характером, продавать которые – дело непростое, а сам он – грустный король с неизменной печатью вины на лице, неловко ему заведовать эдаким богатством.

– Товар не хочет продаваться? – предполагаю я.

Бывает в лавке и такое. Придет человек, спросит, к примеру, фигурный компостер с ракушками, а тот возьмет и потеряется. Или сделает вид, что сломался. У каждого штампика, маркера, трафарета, как и у всякой другой вещицы в магазине, есть свое предназначение, и кому попало они в руки не отдадутся.

– Мне не нравятся покупатели, – отчасти подтверждает мою догадку дядя Саша и с грохотом опускает у меня перед носом рольставни.

Кому, как не королю, знать, в каком настроении пребывают его подданные. Я верчу в руках коробку с желтой штемпельной подушкой «Кошачий глаз», а она ни в какую не хочет открываться. Кажется, что все они – от крохотной бисеринки до самого большого листа картона – хотят спрятаться, закрыться от мира, как цветы на лугу смыкают лепестки перед наступлением ночи. Что это с лавкой творится? Ну и черт с ней! В конце концов, я пришла сюда не за этим.

– Дядя Саша, вы случайно не знаете автора этой визитки? – Я сую ему под нос карточку с депрессивным хорьком.

Он откладывает в сторону пачку наклеек и поправляет очки. Стоит ему только разглядеть визитку, как выражение его лица меняется.

– О, – только и говорит он. – О-о-оооо.

Я жду ответа на свой вопрос, а дядя Саша вместо этого бормочет себе под нос:

– Значит, закроюсь и открытку защитную повешу вместо замков. Если кому будет очень надо, тот и без меня откроет и возьмет, что ему полагается.

– Дядя Саша, ну скажите, а? Чья это визитка? – терпеливо переспрашиваю я. – Вы ведь наверняка знаете.

– Давненько я не видел этой карточки. Откуда она у вас? Ох, старый дурак, зачем я спрашиваю. Оно и понятно. Значит, вы… Вот как. Давненько, давненько… Ну, раз такое дело, мне надо торопиться. До свиданья, милая барышня, магазин закрывается на неопределенное время.

– Дядь Саш. – Я пытаюсь поймать его взгляд. – Почему вы не хотите ответить?

– Потому что придет время. – Он хлопает меня по плечу. – И она вам сама всё расскажет.

– Кто «она»? Визитка?

– Хозяйка ателье, конечно.

Дядя Саша закрывает последнюю витрину. Я делаю вид, что прощаюсь, а сама жду в соседнем отделе, чтобы вернуться, когда он уйдет. Мне очень хочется посмотреть на защитную открытку.

Я возвращаюсь обратно. Мне непривычно видеть на месте лавки белый пластмассовый кубик, расчерченный полосками рольставен. Лавка дяди Саши не принадлежит ни нашему миру, ни Меркабуру. Она на грани, как ножницы v.s. скрапбукера, как мастер в момент вдохновения, она – дверь между двумя вселенными, и эта дверь ни с того ни с сего захлопнулась. Но ключ остался. Я обнаруживаю на боковой стенке, под вывеской с графиком работы, небольшое зеркало в толстой скрап-рамке. Оно выглядит как украшение и не привлекает внимания. Только поток едва заметно светится вокруг зеркальной поверхности, создавая ореол, который не видит никто, кроме меня. Правый верхний угол рамки и левый нижний покрывают штампы в виде зубчатых колесиков разного размера и настоящие шестеренки. Справа вверху на крючке висит маленькая лампочка. Слева вставлена картинка с изображением девушки в платье викторианской эпохи. Из спины у нее торчит огромный ключ. Рядом надпись „Find your key“, а под ней висят на кольцах четыре разных ключа. Еще один примотан к зеркалу проволокой. Вот так все просто: пять ключей, всего один замок, которым закрыты рольставни на входе, и прямая подсказка. Но у меня нет и тени сомнения, что никто, кроме того, кому полагается, не войдет без спроса в лавку.

Когда я подхожу к лестнице, девушка сует мне в руки листовку. Обычно я не обращаю внимания на рекламный мусор, но тут взгляд цепляется за какое-то слово. Поначалу мне кажется, что на бумажке – только одно слово из шести букв: «ателье», и до меня не сразу доходит, что там есть еще и текст. Листовка гласит:

Уважаемые покупатели!

С 1 по 10 июня приглашаем вас на выставку

«ФЕСТИВАЛЬ ЛЕТНЕГО ПЛАТЬЯ».

Вас ждут работы лучших модельеров и ателье.

5-й этаж, отдел женской одежды

Уже знакомая неведомая сила тянет меня наверх. Между четвертым и пятым этажами я пытаюсь протиснуться сквозь кучку оживленно болтающих женщин, и уборщица случайно бьет меня в бок шваброй, но я не чувствую боли. В детстве я с таким же нетерпением первого января мчалась к елке – босиком по холодному полу, едва успев проснуться и не замечая ничего вокруг.

Наверху я не даю себе ни секундочки, чтобы перевести дыхание. Я быстро иду вдоль выставочных образцов, минуя один за другим, словно ягоды на поле собираю: передо мной еще желтый сарафан в оборках, но глаз уже заприметил джинсовое платье на следующем манекене и что-то простенькое в горошек впереди, но ни в одном из них я не вижу ни единого следа потока. Мимо вместе с покупательницами пролетают чужие мысли-ощущения: «я слишком толстая для этого», «боже, какая безвкусица», «а найдутся ли у меня подходящие босоножки?».

Я дохожу почти до самого конца выставки. Меня накрывает разочарование, как если бы все коробки с подарками оказались пустыми. И тут я чувствую поток позади себя. Я не знаю, как это происходит, у меня нет глаз на затылке, и я не умею вертеть ушами как кошки, но сомнений быть не может: где-то там, за спиной, совсем недалеко, есть скрап-открытка. Я стремительно поворачиваюсь и задеваю вешалки с блузками. Несколько штук падают на пол.

Среди разноцветных рядов вешалок я вижу одинокого парня с открыткой в руке, и сердце у меня ёкает. Я понятия не имею, узнают ли друг друга профессиональные фотографы в толпе туристов или танцоры – на дискотеке, но v.s. скрапбукеров и их работы я чую везде и всегда, как спортсмен-горнолыжник сразу отличает в толпе любителей, спускающихся с горы, другого спортсмена. В потоке, который излучает открытка, ясно чувствуется оглушительно фальшивая нота. Что-то давно забытое, из прошлой жизни, чего не хочется вспоминать, только во сто крат сильнее, чем запомнилось.

Я должна была заметить его раньше. Парни нечасто заглядывают в магазины женской одежды, тем более посреди рабочего дня. Разве что приходят с подругой, но в таком случае они обычно топчутся со скучающим видом возле примерочной. А этот стоит у приоткрытого окна. Значит, он шел от входа через весь зал. Почему же я не заметила его сразу?

Парень подносит открытку к лицу и смотрит на нее внимательно, но отрешенно, как на экран электронного планшета. У меня перехватывает дыхание, и кровь приливает к лицу. Так бывает, когда едешь в такси, лихой водитель закладывает крутой вираж, и его машина едва не врезается в соседнюю. Я дергаюсь вперед, но спотыкаюсь об упавшие вешалки с одеждой.

Поздно. Вот он открывает створку окна спокойным, неторопливым движением, словно хочет вдохнуть свежего воздуха, но я уже знаю, что он сделает дальше. Я запутываюсь в блузках, плавно, как в замедленной съемке, падаю на колени и ударяюсь о полку. Правое плечо пронзает острая боль.

– Стой. – Мне кажется, что я кричу, но на самом деле это всего лишь шепот.

От пола до окна – не больше полуметра, и парню не требуется особых усилий, чтобы влезть на подоконник. Продавщица в ужасе закрывает рот руками, но не издает ни звука и не двигается с места. Еще одна бежит с противоположного конца зала. Обычный парень – короткая стрижка, джинсы, майка, ремень, часы, задний карман оттопыривает бумажник – таких в городе за день сто раз можно встретить и ни одного не запомнить.

В последний момент, когда он делает шаг, мне кажется, что на голове у него черный мешок, как у грабителей, только без прорезей для глаз. Я хлопаю глазами, перегибаясь через подоконник, и вытягиваю шею. Он летит невыносимо медленно. Не раскидывает руки, как если бы вообразил, что у него есть крылья, не кричит от ужаса, не складывается солдатиком, как если бы прыгал с вышки в воду, и не размахивает руками и ногами в бесполезной попытке задержать падение. Он летит так, словно был уже мертв, когда сделал свой последний шаг. В руке у него по-прежнему открытка.

Я должна была заметить его раньше!

Я выпутываюсь из вешалок с одеждой и бегу вниз. Одна ступенька сменяет другую, и кажется, что они никогда не закончатся. Пятый этаж торгового центра – примерно как седьмой обычного дома. Мог ли парень выжить? Я выскакиваю на крыльцо и тут же понимаю – ни одного шанса нет. Вокруг тела уже собрались зеваки. Ветер треплет волосы на макушке, из-под которой растекается темная и густая лужа. Цвет волос в точности такой же, как у меня, светло-рыжий. Значит, никакого черного мешка на голове не было – мне все померещилось. Выражение его лица ангельски безмятежно, глаза закрыты, кажется, что он спит и вот-вот улыбнется во сне.

«Жизнь всегда любуется великолепной смертью. Смерть всегда отчаянно запоминает жизнь»[1]. Кто это сказал? Я не помню.

Я смотрю на тело без эмоций, словно вижу его на экране трехмерного кинотеатра. Не даю себе включиться, иначе не смогу сделать то, что сейчас важнее всего. Быстрее, пока не приехали скорая и полиция. Вот уже за мной на крыльцо выходят охранники, не торопятся, переговариваются с кем-то по рации. Я встаю спиной к камере, которая смотрит на меня со стены торгового центра, нарочно ойкаю, судорожным жестом закрываю глаза руками и роняю рюкзачок парню прямо на руку.

– Ну что же вы, девушка! – Какой-то мужчина рядом наклоняется, чтобы помочь мне, но я опережаю его и приседаю на корточки.

Рука, еще мягкая и теплая, легко отпускает открытку, и я поднимаю карточку вместе с рюкзачком. Наверное, он крепко держал ее, раз не потерял во время падения.

Никогда раньше не встречала этого парня, но могу голову дать на отсечение, что он был скрапбукером. Скрапбукер-самоубийца – это может означать одно из двух, и я боюсь даже думать об этом.

Я прячу открытку в рюкзачок и сворачиваю за угол. Дети рисуют мелом на асфальте смешные рожицы. Подъезжает, оглушая прохожих сиреной, машина скорой помощи, мамы хватают детей за руки и уводят подальше. Я прислоняюсь к стене. В моей ладони все еще хранится ощущение прикосновения. В этом прикосновении – просьба о помощи, хотя парню уже нечем помочь. Но я точно знаю, что скрап-открытку нельзя украсть или взять без спроса. Значит, он отдал мне ее сам.

Я должна была заметить его раньше! Платье, визитка, ателье, выставка – все это не может быть случайностью. Меня привел к нему поток. Я должна была что-то сделать, но не сделала.