Цитаты из книг автора «игумен Нектарий Морозов»

Просто приходит человек, ты на него смотришь, а у него на том же самом лбу начертано: «Проблема». А то и вовсе: «Я ваша проблема». Практически наверняка он скажет, что одинок, ни в ком не находит взаимности, сочувствия, понимания. И начинаешь ему объяснять: «Научитесь не быть для людей проблемой, попробуйте заниматься своими проблемами сами – и обстоятельства начнут меняться».

даже если у человека, попавшего в беду, есть верные, настоящие друзья, которые ему во всем помогают, и он принимает их помощь, одиночество все равно будет хоть отчасти присутствовать. Может ли кто-то почувствовать твою боль так же, как ты? Никто, только Господь. Люди могут буквально круглосуточно окружать страдающего своей заботой, поддерживать его на каждом шагу, и все равно в какие-то моменты он будет один в глубине своего страдания, и в эту глубину не сможет с ним спуститься никто. Но именно в этой глубине человек может встретить Бога и может познать Его так близко, как никогда не познал бы в обычной жизни, ибо местом встречи человеческой души с Богом является точка наивысшего страдания – крест. Но все же одиночество в страдании, переживаемое рядом с любящими людьми, бывает уже не настолько болезненным, не настолько горьким, его уже легче перенести. Поэтому мыслью о том, что пережить трагедию человеку по-настоящему помогает только Господь, нельзя пользоваться как отговоркой – нужно приходить на помощь, нужно окружать ближнего теплом и заботой и нужно быть готовым все, что только для нас возможно, сделать. Да и вообще, думаю, нужно сказать, что каждому из нас бывает просто необходимо в какие-то моменты претерпевать боль, испытания, оставаясь лишенным помощи. Ведь следование за Христом – это следование в том числе и на распятие, и пока человек не переживет какую-то свою личную, хотя бы совсем небольшую, Голгофу, он не поймет по-настоящему цену нашего следования за Христом и нашего спасения.

на самом-то деле ущербен только тот человек, который считает себя ущербным. Это чувство – совершенно субъективное, и окружающим оно передается только тогда, когда человек сам его им передает. А вот одиночество, которое в результате возникает, вполне объективно и реально. Чувство ущербности рождает в человеке зависть, а эта сила сродни ненависти – она ранит душу того, на кого направлена. И когда мы приходим к страдающему товарищу и понимаем, что он нам завидует, нам даже просто из чувства самосохранения не хочется это общение продолжать. Как христиане мы должны предложить помощь, позаботиться, но это не подразумевает обязанности терпеть и принимать все то, что человеку диктует зависть. То есть тому, кто видит, что его не навещают, не посещают, покинули, нужно в первую очередь задуматься о своем отношении к дару жизни. Если ты действительно принимаешь жизнь как дар, то будешь радоваться любым проявлениям этой жизни: солнышку, которого ты не видишь, детям, которые у кого-то рождаются, а у тебя нет, какому-нибудь жучку, который заполз в твою комнату или в больничную палату. И конечно, ты будешь радоваться другому человеку. А мысль «мне дано меньше, чем другим» не содержит ничего доброго – ни смысла, ни радости. И более того, в ней заключено глубочайшее неуважение к себе самому и глубочайшее неуважение к Богу, потому что жизнь – это Сам Господь, который неизмеримо больше всего того, что мы считаем жизненными благами.

совместный труд. Есть что-то, чем можно поделиться с близкими людьми. А есть то, что является аналогией нашего нижнего белья – не надо этого вообще предлагать людям. Это внутренняя распущенность, она человеку никогда не помогала и не поможет.

В самом деле, для человека, живущего пусть далекой от совершенства, но здравой духовной и душевной жизнью, очевидна необходимость соблюдать внутреннюю гигиену. И в этом смысле противоестественно не только выговариваться малознакомым людям – по большому счету, выговариваться, вываливать свои переживания и страсти, «все кишки», противоестественно вообще. У человека есть телесные потребности, которые он должен реализовывать, находясь один, и есть душевные потребности, которые он должен реализовывать тоже один, наедине с собой и с Богом. Есть то, о чем можно и нужно сказать на исповеди – раскаяться, переступить черту и никогда ни с кем об этом вне исповеди не говорить. Есть обстоятельства, которые можно обсудить во внебогослужебное время со священником. Есть внутренние состояния, с которыми следует обратиться к психологу или психотерапевту – опять же ради того, чтобы совершить некий

Допустимо ли верующему, церковному человеку, перед которым стоит проблема одиночества, обращаться за помощью к психологу? Я считаю, что вполне допустимо, хотя не всегда это оправданно и не всегда результативно. Безусловно, все, что нужно знать человеку о душе, ее внутренних закономерностях развития, ее возможностях, о способах преодоления различных душевных кризисов, содержится в Священном Писании и наследии святых отцов. Христианских подвижников можно в каком-то смысле назвать и выдающимися психологами: достаточно вспомнить преподобного Иоанна Лествичника, преподобного Паисия Святогорца, Оптинских старцев… Однако современный человек настолько сложен, раздроблен, склонен запутывать свою жизнь, что мысли святых отцов могут казаться ему далекими – ему необходим собеседник, который вел бы с ним диалог, учитывая его индивидуальные особенности, реалии времени, факторы среды. И таким собеседником как раз может быть психолог. Я глубоко убежден, что изменить человека, преобразить его, вылечить все его немощи и недуги может только Божественная благодать. Но, чтобы благодать могла нас уврачевать, мы должны понять, в чем живем не так, и стремиться это исправить. А чтобы это стремление не было абстрактным и пустым, нужно представлять себе, какую внутреннюю работу нам предстоит совершить. И психолог бывает нужен именно на этом этапе: он может научить человека мыслить и поступать так, чтобы это не разрушало его, так относиться к людям, чтобы не вызывать постоянных конфликтов, так опираться на прошлый опыт, чтобы этот опыт помогал, а не пугал.

Зачастую молодые люди и девушки, которые приходят в храм, считают, что нельзя знакомиться на улице. А почему нельзя? Конечно, можно. Ведь совершенно не обязательно, чтобы кто-то кому-то сразу понравился, куда-то позвал, что-то предложил, и за один день у них все началось, закончилось, и говорить больше не о чем – разве что о борьбе с абортами. Ведь все может быть совершенно иначе. Приятен тебе человек – и ты с ним заговорил. Улыбнулся ему, сказал ему о том, какая хорошая погода – не потому, что тебе нужен повод с ним заговорить, а потому, что действительно на улице хорошо и ты этому радуешься. Или ты увидел, что человек грустный и печальный, и ты не потому подошел и с ним заговорил, что хочешь с кем-нибудь завязать романтическое знакомство, а потому, что ты действительно увидел его взгляд, его выражение лица, и тебе стало небезразлично, что с ним что-то происходит. А он, может быть, ждал целый год, пока с ним кто-то заговорит – просто так, без умысла, без намерения тут же его куда-то потащить, просто от неравнодушия. И с этого может начаться дружба между людьми. А иногда человек не то что на улице, даже в храме ни с кем познакомиться не может – ему нужны для знакомства какие-то стерильные условия, потому что все остальное в его представлении – «нечистота». Опять-таки нечистота – это то, что присутствует или не присутствует в наших помыслах, намерениях и, соответственно, отражается на наших отношениях с людьми. Если мы настроены на то, что знакомства нас обогащают, расширяют наше сердце, которое, по слову архимандрита Емилиана Симонопетрского, становится тем более способным вместить Самого Бога, чем больше вмещает оно людей, – они будут и обогащать, и расширять. А если мы в каждом случае подозреваем, что человек сейчас нам скажет: «У меня есть хороший коньяк, пойдем выпьем и потом еще чем-нибудь займемся», люди будут в нас это чувствовать и будут нам это говорить. Если у человека все сплетено с какими-то фобиями и комплексами, если он подойти к другому человеку совершенно не умеет, можно предложить ему для начала два простых правила. Первое – не быть дикарем. Любой вменяемый человек способен приобрести навыки нормального общения. Для этого нужен некий труд, но никаких сверхспособностей, никакого особого устроения души здесь не нужно. Второе – не оправдывать свое неумение общаться с другими людьми своими принципами, убеждениями, верой. Все эти трудности никакого отношения не имеют к православию, к образу жизни христианской. Просто когда у человека есть какие-то психологические проблемы, они в любой среде будут получать свою окраску. Если человек верующий, они будут иметь религиозную окраску, если человек бандит, они будут иметь бандитскую окраску и так далее. Так получается, когда человек пытается найти не выход из своего неправильного состояния, а оправдание этого состояния в своем мировоззрении. И какие-то специфические оправдания, как правило, находит, погружаясь тем самым в еще большие

враг всегда старается человека сначала отвратить от доброго намерения – от прихода в храм, от прихода ко Христу, а потом, если не вышло, старается извратить это намерение и дать человеку ложную цель. Так происходит нередко и так тоже формируется одиночество христианина в обществе – но ложного христианина и ложное одиночество.

Когда человек считает нечто злом и с этим борется, это само по себе не является добродетелью. Добродетель заключается в том, что человек имеет в своей душе и делает что-то хорошее. А в борьбе люди могут просто реализовывать свои страсти, как мы это и видим, например, в борьбе с разными оскорбительными выставками, фильмами, памятниками. Трудно не заметить, что подобные борцы очень схожи по своей психологии с теми, с кем борются, – содержание разное, а методы борьбы и там, и там основаны на оскорблении. Дело в том, что человек в подлинном смысле слова – это верующий человек, потому что человек сотворен, чтобы быть с Богом, и только тогда он соответствует своему высшему предназначению. Но это же не дает нам оснований заявить всем неверующим: «Вы – недочеловеки». Это будет своего рода фашизм, только с христианской окраской, что еще страшнее. Христианин не имеет права так говорить с людьми. Он может думать о людях, пребывающих вне Бога, с состраданием, со скорбью, с внутренней болью, но не дай ему Бог, чтобы христианство стало для него поводом и основанием думать о себе лучше, чем о других. То есть человек пришел в Церковь и стал христианином для того, чтобы служить своим страстям. Может быть, это не было первоначальной его целью, произошла подмена цели, ведь

даже если верующий человек внешне особо не отличается от прочих, в его поступках, словах отличие все равно проявится. Люди будут видеть, что он в обед ест другую пищу, чем они, потому что день постный. Будут видеть, что их ненормативная лексика ему неприятна. Будут видеть, что, когда они над кем-то смеются или кого-то злословят, он в этом не участвует, а то и отговаривает их от этого. И даже если это очень цельный, полноценный, сильный человек, он неизбежно хоть немного будет чувствовать себя «белой вороной». Это создает определенные сложности, но именно христианину легче их преодолеть. Если ты любишь людей и ощущаешь их своими братьями и сестрами, хотя бы они и не отвечали тем же, то все равно чувствуешь единство с ними, а самое главное – единство с Тем, Кто всех нас сотворил. Ты обретаешь возможность хотя бы в какой-то степени смотреть на них так, как смотрит Господь. Ты и тогда можешь ощущать одиночество фактическое, физическое – но не духовное и не душевное. А страшнее всего одиночество именно духовное и душевное, когда ты не знаешь, куда приткнуться, когда ищешь пятый угол, а этого пятого угла нет. А у христианина он есть.