Я провёл в дороге двое суток, устал, как собака, но даже сейчас, устроившись в поезде «Москва-Первореченск», так и не смог уснуть. Чтобы собраться с мыслями, пришлось выкупить всё купе. И теперь, прилипнув к окну, я тупо наблюдал, как мимо проплывали поля и леса моей необъятной Родины.
Дверь отъехала с отвратительным скрипом. Проводница вагона бесцеремонно вошла и уселась напротив.
– Чай будите?
– Да. Цейлонский. Один кусок сахара.
Женщина рассмеялась.
– Краснодарский, но с лимоном. ― Поправив форменную рубашку, она подмигнула. ― Что, иностранец?
– Заметно?
Неужто за двадцать лет я приобрёл акцент?
– А то! И одет фильдеперсово, и вежливый, до дрожи в коленках.
Я рассмеялся.
– Двадцать лет на Родине не был. Вот еду дочь повидать.
Проводница кивнула.
– За двадцать лет много воды утекло. Не узнаешь свою Родину. Ладно, пора мне. Так с лимоном?
Я кивнул и погрузился в свои воспоминания.
Двадцать лет назад
– Я не пью кофе, Филипп. Чай с лимоном, если есть.
Чай у меня был всегда, но самый дешёвый, в пакетиках, а вот на лимоны средств не хватало. Летом они были особенно дорогими. Зато я успел купить шампанское.
– Нинка, мне даже не верится, что ты согласилась переехать ко мне. Просто чудо какое-то.
Девушка, сидевшая напротив, улыбнулась. Боже! Как я любил, когда Нина улыбалась. Её хорошенькое личико в форме сердечка начинало излучать свет. И от этого света у меня за спиной вырастали крылья.
– Филипп, я устала разрываться между общагой и твоей холостяцкой берлогой. У меня руки отваливаются таскать сумки с продуктами сначала к себе, а потом тоже самое к тебе, но уже в кастрюлях.
Я чувствовал себя виноватым. Проклятая работа отнимала всё время. Денег я почти не зарабатывал, но каждый день летел в НИИ, воодушевлённый очередной идеей. Нина стояла на земле крепко. Учёба в училище днём, работа в продуктовом вечером. Она умудрялась варить борщи, печь пироги и баловать меня шоколадом, который постоянно требовал мозг. Я знал, что верну всё сторицей, вот только доведу проект до ума, а пока жутко комплексовал, но жил за её счёт.
– Я тебе подарок принесла.
Это было слишком. Какие подарки? Это я должен дарить цветы и конфеты, водить любимую по ресторанам, но сейчас…
– Примерь. ― Тонкий кашемировый свитер выпал из пакета на диван. ― В твоём локти протёрлись уже до дыр. Штопать бесполезно.
Я чуть не завыл. Точно такой носил наш директор, и стоила данная вещь недёшево.
– Зачем? Мы же договорились. Вот оплатят проект, тогда и шиковать начнём.
Нина посмотрела на меня с сочувствием.
– Зай! Это не роскошь. Простынешь ― на таблетки больше потратимся. Мы же семья, то есть, почти семья. Занимайся спокойно работой, а о хлебе насущном я позабочусь. А как получишь гонорар, я с удовольствием всё брошу, училище спокойно окончу, детишек лечить начну. Ну, не вредничай. Примерь.
Краснея, я натянул свитер.
Мы познакомились с Ниной на площади. Я заметил в толпе девушку с огромным батоном и уже не мог отвести взгляд. Не от батона, хотя в то время перебивался бичпакетами с сублимированной гадостью. Мне показалось, что я знал её всегда. И этот поворот головы был мне знаком, и то, как она двигалась. Я мог передать все интонации её голоса, хотя даже не слышал его. В голове стучало одна мысль. Я должен познакомиться, во что бы то ни стало. Это моя судьба, моё будущее, моя вторая половинка.
Мы кормили лебедей в городском парке и болтали, как старые знакомые.
– Переезжай ко мне.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Не могу. У меня бабушка.
– И что?
Нина рассмеялась.
– А то, что она учительница. Боюсь, ей не понравится, что я переехала к парню в первый день знакомства.
Я обнял её за плечи.
– А ты бы хотела?
– Хотела. Чего жеманничать? Когда я увидела тебя, поняла, что ты и есть моя вторая половинка. Не веришь?
– Верю. ― Я прижался сильнее к хрупкому телу.
Очередной кусок батона полетел в воду.
– Знаешь, мои родители погибли три года назад, оставив мне жильё, но я переехала к бабушке за тысячу километров и не пожалела. Замечательный городок у неё. Знаешь, там есть такой же пруд, и в нём всё лето гнездится точно такая пара лебедей. А ещё там стоит дуб, огромный, раскидистый. Говорят, под тем дубом сам Пушкин отдыхал. Только мне кажется, что в каждом городе есть такая легенда.
В моём такой легенды не было. А так хотелось посреди серости и унынья получить небольшой кусочек сказки.
Именно тогда я пообещал себе, что сотворю ту самую сказку для Нины, сделаю для любимой всё, и даже больше.
Нина сидела на стареньком диване, поджав ноги. Она всегда мёрзла. Я укутал её пледом и включил комп.
– Как дела на работе?
Меня так и подмывало рассказать все новости, но хотелось получить гарантии. В последнее время я стал суеверным.
– Порядок. Дела сдвинулись. Сегодня зарплату получил. В тумбочке.
Я искренне надеялся, что это последняя моя зарплата тут, в России.
– Круто. А я подарок тебе купила. Вот.
На журнальный столик перекочевала коробка с новомодным бритвенным станком.
– Зачем?
Девушка усмехнулась.
– Завтра у тебя День Рождения. Хотела сделать подарок, но так получилось… Словом, тебя ждёт другой сюрприз.
– И какой?
На компе высветились результаты последней проверки системы. Я погрузился в мир цифр и формул.
– Завтра. Всё завтра.
― Ваш чай, господин иностранец! ― болтливая проводница вновь вернула меня в реальность.
Сюрприз. Нина говорила про какой-то сюрприз. Вынув из кошелька десять долларов, протянул ошалевшей женщине.
– Без сдачи.
Нырнув рукой в дорожную сумку, вытащил папку. Копия свидетельства рождения.
Нина родила дочь 29 сентября. А именины мы справляли 15 марта. Что, если сюрприз… Передо мной всё поплыло. Маша! Машенька! Мой девятнадцатилетний сюрприз. На глазах навернулись слёзы. Где-то в маленьком незнакомом городке жила моя дочь, наша с Ниной дочь. Я сожалел, что не смог, не успел сотворить для любимой ту самую сказку. Но для девочки я сделаю всё, и даже больше.
Перепрыгивая через весенние проталины, я бежал домой на всех парусах. Свершилось! Годы кропотливой работы остались позади, а впереди нас ждала Америка. Огромные деньги, свой дом, отдых в любой точке мира. Я представлял, как куплю яхту, и мы помчимся вдоль побережья, заполняя лёгкие пьянящим воздухом океана.
Нина суетилась у плиты. Схватив любимую на руки, я закружил её по комнате.
– Мы богаты! «Suit&Country Corparation» при Вашингтонском университете подписала со мной контракт на пять лет. Представь, у меня будет своя лаборатория и целый штат сотрудников.
Поставив любимую на пол, кинулся к шкафу.
– Нужно лететь в Москву. Виза и всё такое.
Кинув спортивную сумку на пол, уставился на девушку.
– Что с тобой? Ты не рада? Увольняйся ото всюду, забирай документы из училища. Через три месяца я тебя встречу в Штатах.
Нина села на табурет и вытерла лоб кухонным полотенцем.
– Америка? Это хорошо. Но мне бы хотелось, чтобы наши дети появились на свет тут, в России.
Я скидывал аккуратные стопки вещей в сумку.
– Давай с детьми немного подождём. Ладно? Поживём для себя, устроимся на новом месте.
Нина улыбнулась.
– Конечно. Куда торопиться?
Три месяца ада. Я не мог связаться с женщиной, которую любил больше жизни. Вырвался в Россию на пару дней. На кухонном столе нашёл записку.
«Не хочу портить твоё будущее.
Прощай!»
Клочок пожелтевшей бумаги до сих пор лежал в моём кошельке, как напоминание о молодости, о счастливых днях, о короткой, но яркой любви. Сначала я злился, а через год решил разыскать Нину, просто для того, чтобы посмотреть в глаза. Поиски вылились в двадцать лет, в двадцать мучительно долгих лет. И что теперь? Как примет меня двадцатилетняя девушка? Захочет ли поговорить? Я готов был упасть на колени и вымаливать прощение.
Холмов в округе было два. Чтобы залезть на первый, предстояло миновать густой ельник. Второй же возвышался в шаговой доступности, но был, в общем-то, обитаем. Огромный дом, обнесённый забором, напоминал замок Кощея Бессмертного. Немного поразмыслив, решила идти туда. Даже если появятся хозяева, объясню ситуацию. Ну не куплен же этот холм, в конце концов.
Весело напевая себе под нос, я подошла к подножью. Да, издали сей Эверест казался намного ниже. Ливни размыли ухабистую дорогу, ведущую вверх, а карабкаться по траве казалось и того сложнее.
Впрочем, трудности меня никогда не пугали. Зажав сотовый между зубами, я начала штурм неприступной горы, цепляясь за тонкие деревца, попадавшиеся на моём пути. Не прошло и года, как я сидела на пне возле неприступного забора и пыталась поймать волну. Три деления. Маловато. Выше меня был только забор. Вспомнив мальчишеское детство, отошла подальше, взяла разбег оттолкнулась от мокрого пня. Оп! Я уже висела, вцепившись пальцами в необструганные брёвна. Майка быстро промокла. Миллион заноз вонзились в живот. Но отступать я не привыкла. Подтянувшись, упёрлась в дерево носками кроссовок и…
Я сидела верхом на круглом полене, выставив вперёд руку с телефоном. Да, я сделала это! Взглянув краем глаза во двор, поняла, что дом необитаем. Он смотрел на меня пустыми глазницами оконных проёмов, и недовольно ворчал, поскрипывая гнилыми ставнями. Интересно, кому сей шедевр принадлежал? Если бы удалось поменять мою новенькую «Ладу» вот на такие хоромы…
Громкая трель сотового напомнила, зачем я тут появилась. Испугавшись, чуть не выронила телефон, который сделал немыслимый кульбит и вновь очутился в моих руках.
– Агеева! Ты опоздала на двадцать минут. Мы во сколько договаривались разговоры разговаривать?
Обтерев грязную щёку чистым краем майки, приложила средство связи к уху.
– Тут холм заколдованный. Еле влезла. А ещё дом странный и забор высоченный.
Славка рассмеялся.
– Держись от дома подальше. Говорят, его помещик местный строил. Столько душ в подвале уморил, что порешили его крестьяне. Теперь не упокоенный дух выходит по ночам и ворует юных девушек.
– На ходу сочинил? Браво!
Славка обиделся. Не веришь ― у Егорыча спроси. Он в Дубровино вроде старосты. Всё знает, за всех отвечает.
Я посмотрела на темнеющий небосклон. Стало как-то жутковато. Очередной порыв ветра захлопнул ветхие ставни. Я вздрогнула и перекрестилась.
– Агеева! Ты где?
– Да тут я, тут. Ты, давай по делу говори. Времени нет.
Славка усмехнулся.
– Гордись. Я выяснил, что боевики в редакции искали.
Я разозлилась.
– Говори. Или на очередное вознаграждение нарываешься?
– Угу. Значит. Условие у меня такое. Как новое расследование начнёшь, меня с собой возьмёшь. Поняла?
Моё возмущение перевернуло чашу терпения.
– Не обсуждается. Я работаю одна.
Славка хрюкнул.
– Прости. Простыл где-то. Так вот. Теперь мы работаем в паре, если ты ещё не заметила. Так будет и дальше. А, иначе, зачем мне тебя спасать?
Я чувствовала себя зверем, загнанным в угол. Хотя… я же забыла, что смертельно больна. Что ж. Передам сеть осведомителей Славке, обучу нехитрым премудростям. Словом, будет, кому на похоронах моих всплакнуть.
– Ладно, паразит. Если доживу до следующего репортажа, славу со Славой поделим пополам. Чего искали люди в чёрном?
Мой неугомонный друг продолжал набивать себе цену.
– Скажу, если скажешь, как ты это провернула.
– Ну же!
Славик вновь хрюкнул.
– Прости, насморк.
─ В курсе. Дальше.
Партнёр обиделся.
─ Ладно, будем считать это обещанием. Итак. Люди в чёрном искали оригиналы платёжных ведомостей, накладные и отчёты о переводе средств, которые, как я думаю, драгоценнейший губернатор хранил в своём домашнем сейфе. А теперь скажи, Агеева, как ты выкрала кучу ценной бухгалтерской хрени?
Я почувствовала дурноту. Впрочем, в моём состоянии это могло быть нормальным явлением. Что делать? Теперь я сама стала преступницей. Стоит господину Лебзину обвинить меня в краже со взломом, а потом в подделке или переделке документов, и я сменю модный прикид на костюм в полосочку.
Ругая себя, на чём свет стоит, поёрзала на заборе. С этими анализами совершенно забыла подкинуть вещдоки назад или в место, о котором я могла сообщить сотрудникам прокуратуры. Раньше я работала именно так, и осечек не было. Никто ещё не вычислил неуловимого мстителя. А сейчас чёртова папка мирно покоилась на дне огромного чемодана, грозя стать уликой против меня. Идея пришла моментально. Надо бы закопать компромат, а лучше спрятать его тут, в заброшенном доме. Пусть душа почившего барина охраняет важные бумаги.
Наскоро простившись с Воробьёвым, дала обещание являться на сеансы связи вовремя и спрыгнула с забора. Тьма сгущалась. Быстрым шагом я преодолела спуск и перевела дух только у подножья. Деревня находилась совсем близко. Её населяли богатыри мужского и женского пола, которые были вооружены и о-о-очень опасны. Встрепенувшись, я осмелела и взглянула на вершину холма, где за чёрным деревянным забором поскрипывал ставнями таинственный дом. В лесу кто-то ухнул. Наверное, филин. Мои нервы сдали. Подтянув штаны, я помчала в сторону съёмной избушки на всех парусах.
― Марья! Ты где? Вставай! Ох уж эти городские! Спать бы им до полудня!
Я с трудом разлепила веки. В прихожке, которую местные именовали сенями, что-то грохало и звякало. Наконец, дверь открылась, и в горнице появилась Галина.
– Который час? ― мой рот сладко зевнул.
– Почти пять. ― Местный медработник принялся выкладывать на стол содержимое огромной полосатой сумки аля девяностые. ― Вот капустка, два вилка, как обещала. Титьки расти, как на дрожжах, начнут. Тут огурчики и помидорки, зеленюшка всяка разна. Это творожок и сметанка, всё домашнее, полезное. Сальце и картошка варёная, яйки. А это, ― огромный пятилитровый бидон жалобно звякнул металлической крышкой, ― молочко, парное, тёплое ещё. Пани Моника для тебя расстаралась.
Я с ужасом взирала на дары местных полей и ферм. Да столько я за месяц не съем!
В довершении ко всему кошмару на столе появилась трёхлитровая банка с подозрительной мулякой. Никак водица из местного болотца.
– Отвар для иммунитету. ― Галина наполнила вонючим зельем огромную литровую кружку. ― Вставай и пей натощак.
Я тихонечко завыла, но подчинилась.
На вкус жидкий кошмар оказался не таким противным, как на вид. Галина сидела напротив, подперев подбородок кулаком.
– Ой, смотрю я на тебя. Не выглядишь ты болезной. Шо худющая, так это от городского питания. Там у вас все такие, швабры. А чего анализы попёрлась сдавать? Симптомы какие почуяла?
Вилок капусты придвинулся ко мне ближе. Оторвав верхний лист, я принялась ожесточённо жевать.
– Не, симптомов никаких не было. Доктор направил.
– Значит, были! ― воодушевилась Галя.
Я тяжело вздохнула.
– Как сказать… Ладно. Я денег немного скопила, решила грудь поправить. Хирург пластический в областном центре велел перед операцией анализы сдать. Вот.
Лекарша всплеснула руками.
– С дубу рухнула девка! Эт же в Голивуде, будь он неладен, швабры титьки себе наращивают. А у нас…
– Капустка. Это я слышала. Только я не наращивать собиралась, а наоборот.
О проекте
О подписке