Виктория Косенюк: В 90-е все шли в журналистику, потому что боготворили Влада Листьева. Сейчас модно быть блогером, а журналист – каждый, у кого есть смартфон

Представьте, что где-то в параллельной Вселенной есть Планета, где каждый занимается своим делом. Тем, к чему лежит душа и получается лучше всего. Тем, что разжигает в тебе огонь и приносит пользу окружающим. Там всё на своих местах и меньше претензий к жизни. Утопия… – скажет кто-то и побредет на нелюбимую работу, что позволяет оплачивать счета. Он идет и не слышит, как внутри кричит и бьется о стенки сердца маленький художник, врач или машинист поезда. И эта глухота разбивает мечты. Другой же создает эту Планету для себя сам. Здесь и сейчас. На этой Земле. Со своим внутренним ребенком журналист Виктория Косенюк подружилась сразу и без компромиссов. Вместо кукол – блокнот с ручкой, вместо «Русалочки» – «Взгляд» с Владом Листьевым. Как стать журналистом? Просто им быть. Как стать хорошим журналистом? Учиться у лучших.

Справка: В журналистике – с 1997 года. Была корреспондентом, радиоведущей, телеведущей. Работала на «Молодежном радио», радиостанции Unistar, в Белтелерадиокомпании. Была начальником отдела новостей радиостанции Unistar, автором телевизионных проектов «Репортер», «Камень, ножницы, бумага» (канал «Беларусь 2»), «Eurovision. Итоги недели», фильма «Код нации» (канал «Беларусь 1»). Среди профессиональных наград – специальный приз в номинации «Репортаж» Международного телекинофорума «Вместе» (Ялта, 2012), главный приз за «Лучший репортаж» Московского международного фестиваля. «Профессия – журналист» (Москва, 2013), главный приз в номинации «Лучший документальный фильм» Международного фестиваля документального кино «Артдокфест» (Санкт-Петербург, 2016).

Instagram: @vika_kosya.

Facebook: @100001156151760.

О ВЫБОРЕ ПРОФЕССИИ

– Виктория, когда вы решили, что станете журналистом?

В пятом классе. Я печаталась в газете «Зорька» и была юнкором. Писала статьи о школе, в основном это были документальные сказки. Я придумала вымышленных героев, которые были похожи на людей, и писала про каждого биографию. Мушка Маша, бегемот Боря. Всё это печаталось в «Зорьке», что меня безумно вдохновляло – раз это печатают, значит это кому-то нужно.

– Помните, как стали писать?

Начиная с детского сада меня игрушки особо не интересовали. Я всё время ходила с блокнотами и что-то записывала. Когда уже стала учиться в школе, начала писать какие-то бесконечные сказки. У них не было ни начала, ни конца, но я писала их просто постоянно. И как-то это было само собой, писала в стол. А потом в «Пионерской правде» был конкурс. Проводила его Московская школа для будущих журналистов, режиссеров и сценаристов. Начало 90-х, и мы с родителями не сразу поняли, что она коммерческая. Выпускники школы даже могли иметь преимущества при поступлении на журфак МГУ. Где-то год я проучилась там заочно, задания получала по почте. А потом Союз развалился и всё. И вот после этого я решила, что надо искать какие-то выходы на другие издания. Нашла «Зорьку». И как-то там меня очень хорошо приняли.

– Как родители отнеслись к выбору профессии?

Родители были не в восторге от того, что я буду журналистом. Потому что на то время, когда я приняла решение, экономически это было совершенно невыгодно и непонятно. Плюс в 90-ые произошла череда громких убийств журналистов. И это было еще и небезопасно. Однако, родители, всё же, не смогли меня переубедить, и я пошла на журфак.

– Почему именно журфак? Ведь часто будущим журналистам советуют выбирать другой факультет.

Мне тоже так советовали родители. Журфак, может быть, не дает конкретных знаний, как в математике: если ты хочешь снять репортаж, ты должен сделать вот это и это, вот эти слагаемые сложить – и у тебя получится репортаж. Такого нет. Но журфак дает атмосферу и возможность попасть в ту среду намного быстрее, чем это получилось бы у человека с другой профессией. Во всяком случае, на моей практике было именно так. Я думаю, что люди из других профессий попадают на радио и телевидение каким-то другим путем. Наверное, по кастингу, по знакомству, но вряд ли сразу после первого курса. Я после первого курса стала работать в штате на радио. Училась на стационаре и работала. И на радио я попала благодаря журфаку, потому что проходила там практику и в итоге осталась. Для меня это всё было очень естественно, и я нисколечко не жалею, что училась на журфаке.

О РАДИО И ХОРОШЕЙ ДИКЦИИ

– Наверное, цель для каждого радиожурналиста – попасть в прямой эфир. Вас сразу пустили к микрофону?

Да, я сразу попала в прямой эфир. Это была молодежная редакция Белорусского радио. Сейчас ее уже нет. Была часть записных программ и часть в прямом эфире. Например, хит-парад я вела в прямом эфире. Проработала там три года. А потом узнала, что открывают радиостанцию Unistar, и прошла кастинг. И всё, на 10 лет зависла там в службе информации. На Unistar уже всё было по-настоящему – только прямой эфир.

– Страшно было выходить в прямой эфир?

Я была в прямом эфире, когда мы открывали Unistar, и тогда было страшно. До прихода в новости я пробовала себя диджеем, и вот это было нелегко. Тогда я понимала, что мне не хватает опыта. Со мной постоянно случались казусы в эфире, о которых до сих пор вспоминают со смехом мои коллеги. Например, группу «U2» я как-то назвала «у-два». В итоге поняла, что музыкальный эфир – это совершенно не мое. А новости были более органичны для меня.

– Что было самым сложным в работе на радио?

Я очень долго боролась со своим голосом. Ходила к преподавателям, мне опускали голос, потому что я говорила достаточно высоко и от природы, и потому что мне еще было мало лет. Я и сейчас, когда что-то эмоциональное рассказываю, пользуюсь достаточно высоким регистром. Но тогда мне голос опустили, потому что я действительно была очень писклявая.

– Какие упражнения для этого делали?

Было очень много упражнений на дыхание. Это всё долго, сложно и каждый день. Вообще самый быстрый способ опустить голос и понять, где вообще существует нижний регистр, это взять скакалку и проговаривать скороговорки, пока ты прыгаешь. В движении, даже когда ты идешь, когда зеваешь, чтобы легче дышалось, ты начинаешь пользоваться не верхним регистром, а нижним. То есть дыхание должно быть не грудное, как у всех женщин, а брюшное, как у мужчин. И тогда ты понимаешь, откуда оно вообще берется. Я постоянно ходила с зеркалом, закрывалась в туалете на радио и разминалась, потому что это достаточно некрасиво выглядит и смешно.

Когда я училась на журфаке, у нас не было техники речи. И мы постоянно жаловались, что не хватает вот этих знаний. И нам постоянно обещали, что вот-вот мы наймем такого преподавателя. И только когда мы закончили учиться, предмет по технике речи всё-таки попал в учебную программу. А все предыдущие поколения страдали, потому что этих знаний действительно не хватало. Вот этот курс очень полезен и еще машинопись, которую отменили в мою же бытность. Мы учились печатать на печатных машинках, учили клавиатуру, где размещена каждая буква. Мое поколение, хотя возможно кто-то утратил этот навык, умеет печатать всеми пальцами, как положено. Потом на машинках печатать перестали, а на компьютерах машинопись не сделали. Хотя это очень полезный навык.

– Есть любимая скороговорка?

Нет, такой нет. Мне больше нравятся сочетания согласных: жви-шви-жва-шва-жво-шво-жвы-швы… И так далее. Они очень хорошо развивают артикуляцию.

– Сейчас к каким упражнениям прибегаете, если нужно быстро настроиться на работу?

Вот все эти штучки я делаю и сейчас. А если нужно быстро «проснуть» речевой аппарат, я зеваю и пытаюсь покусать язык. Это для того, чтобы пошел приток крови, и не было «ленивого» рта.

О ТЕЛЕВИДЕНИИ И ХОРОШИХ РЕПОРТАЖАХ

– Как вы попали на телевидение?

Когда открывалось «Белорусское времечко», продюсер Миша Синкевич приехал из Москвы и никого здесь не знал. Он учился на нашем журфаке и стал по знакомым искать хороших журналистов. Меня порекомендовали, я пришла на собеседование, и он меня взял. Я долгое время работала не в штате, совмещала с радио, лет пять я так работала. Не потому что меня не брали, я просто не собиралась менять радио на телевидение.

– Каких важных знаний не хватило в работе тележурналиста?

На радио я стала работать уже на втором курсе, и там не ощутила какой-то нехватки знаний. А вот когда пришла на «Белорусское времечко», поняла, что да, чего-то не хватает. Потому что на радио ты не думаешь о картинке. Там всё понятно, с текстом у меня никогда не было проблем, всё было нормально и в драматургию укладывалось. А вот как это всё проиллюстрировать, для меня было сложно. До сих пор так делаю, когда знаю, что буду снимать и понимаю, что где-то что-то не вырисовывается, я придумываю план съемки – по действию и картинке. Москвичи, которые приехали открывать «Белорусское времечко», проводили с нами мастер-классы. Для меня стало откровением, что оказывается практически 80% того, что происходит в сюжете – придумано, это всё спровоцировано и это не очень правда. К примеру, нам показали, сюжет про подвального музыканта. Он выходит на улицу показать, как же он хорошо играет, люди на него смотрят и по тексту им не нравятся. Музыканта обрызгивает поливальная машина и выгоняет с улицы снова в подвал. Так забавно получилось. А оказывается поливальная машина просто стояла рядом и попросили водителя, чтобы он подъехал. И вот такой сюжет получился.

– Курса режиссуры на журфаке не хватает?

Сейчас мы очень часто говорим, что у нас получается какое-то редакторское телевидение, а не режиссерское. Это требование времени. Журналист должен быть универсалом – режиссером, оператором и уметь сам смонтировать сюжет. Действительно, основ драматургии не хватает, потому что журфак еще, наверное, не успел перестроиться.

– Как же тогда научиться придумывать интересное действие в кадре, чтобы герои не пили чай в каждом сюжете?

Пить чай – это не самое плохое. Потому что когда тебе нужно снять сюжет дома, пить чай – это самое адекватное. Что еще можно делать дома? Ну, пылесосить. Конечно, нужно придумывать действие. Лучше выйти из этой домашней локации, чтобы не пить этот злополучный чай. У меня был герой сюжета, который боролся с ЖЭСом. У него не закрывалась дверь в туалете. И к нему не могли прийти гости, потому что пришлось бы сидеть на унитазе с открытой дверью. Эта проблема существовала много лет, и он даже устроил пикет и таким образом привлек внимание, всё-таки ему все сделали. Я сняла героя, он долго ходил, всё показывал, сидел на унитазе – всё, что только можно сделать на этом пятачке. «Облизали» весь унитаз. Потом на мастер-классе мы разбирали эту историю. Если вы рассказываете о пикете, нужно было показать пикет. Ну, а как показать, если он уже прошел? Мне было вообще непонятно. А нужно было выйти на улицу, нарисовать плакат с какими-нибудь лозунгами и под домом у героя снять. О чем рассказываешь, то и снимаешь – это главное правило.

Я преподаю на журфаке телевизионный репортаж и всегда говорю своим студентам: «Забудьте, пожалуйста, про правило, что картинка не должна повторять закадровый текст». Я не знаю, что имел в виду автор, когда всё это в теории придумывал. Во всяком случае, есть прием, когда текст пишется под картинку – это усиливает действие. И чем же тогда иллюстрировать свой закадровый текст, если не показывать то, о чем ты рассказываешь? Тут теория с практикой пошли разными путями.