Глава 5. Сирень

5.0

Первый день после каникул проходит вполне спокойно. Никто не тычет в меня пальцем и не называет сумасшедшей. Кажется, все и правда забыли происшествие на Весеннем фестивале. А может, они его и не заметили? Что, если даже устроив скандал, я все равно осталась невидимкой?

На большой перемене мы с Крис стоим у турников на спортивной площадке и болтаем о всяких глупостях. Я говорю, что не хочу идти в курилку, потому что мне все еще нездоровится. Но на самом деле я не хочу столкнуться там с Тимом.

– Вот сюда смотри, – говорит Крис и тычет в камеру своего телефона. – Да нет же, нет. Сюда.

– Если я смотрю сюда, то взгляд какой-то не такой, – говорю я.

Она стягивает с меня капюшон, обнажая перед всеми кучерявое каре оттенка сирени. А кажется, что обнажает мою душу. И в этот момент мне становится неловко.

– Зачем ты их прячешь?

Ее длинные блондинистые волосы развеваются на ветру и переливаются благородным блеском под лучами апрельского солнца.

– Ай, – отмахиваюсь я и снова натягиваю капюшон, а Крис снова его стягивает.

Она зажимает в ладонях мое лицо и говорит:

– Ты красивая! Моя Сирень!

Но я не верю. Не считаю себя красивой. А на фоне Крис и вовсе превращаюсь в одно темное пятно. Она вытягивает руку с телефоном, и мы улыбаемся в камеру, изображая безграничное счастье. Пока за моей спиной не раздается этот дурацкий голос:

– Эй, девочка с волосами цвета неба!

Фля! Случилось то, чего я так старательно избегала весь день. Тим становится между нами с Крис и кладет на меня левую руку, прижимая к себе. И мы делаем совместное селфи.

– Привет, – говорит он, как всегда чертовски довольный собой. А потом коронным движением сдувает челку с глаза.

Хорошо, что сейчас Тим крепко меня держит, иначе можно запросто улететь. А в момент озарения, что все это иллюзия – грохнуться на землю. Я привстаю на цыпочки, чтобы быть к нему поближе, и всматриваюсь в хитрющие кофейные глаза. Но солнце ослепляет, и я вижу только силуэт. Чего же ты хочешь?

– Ну, привет, – говорю, запрокидывая голову.

Замечаю на его шее татуировку, которую до этого скрывала повязка. Это череп кота со зловещими глазами и усами как у Сальвадора Дали – логотип группы Тима Cheshire Cat. Так странно видеть этот рисунок на нем.

– Красивая прическа, – говорит Тим, и я нутром чувствую, как он смеется.

– Спасибо.

– Вы слышали мою новую песню?

Сделав мимолетный комплимент, он с легкостью переводит стрелки на себя. Ну, конечно, Тим пришел, чтобы послушать, какой он офигенный. Видимо, толпы его фанаток уже недостаточно.

– Ой, да, я послушала, – говорит Крис. – Классная.

Я сжимаю губы и непроизвольно раздуваю щеки от злости. Смотрю на подругу самым убийственным взглядом, какой только могу изобразить. Но Крис лишь загадочно улыбается, наставляет на нас двоих свой телефон и делает снимок. Когда-нибудь я точно ее прибью.

– А ты? – спрашивает Тим, склонив голову настолько близко, что его дурацкая челка касается моего лба. – Ты слушала?

– Не, – вру я. – Еще не успела. Кинь ссылку.

– Так кто же разбил твое рокерское сердечко? – спрашивает Крис, и в этот момент я хочу провалиться сквозь землю.

«Да заткнись ты уже!» – произношу я одними губами. На что Крис так же отвечает: «А что тут какого?» Тоже мне подруга, фля. Хорошо, что Тим стоит справа и не чувствует, как мое сердце готовится к прыжку. Я не хочу знать, о ком эта песня. Не хочу!

И тут появляется Чудик. Он вклинивается в нашу компанию, как будто мы старые друзья и каждый день ведем всякие разные беседы.

– Всем привет, – говорит Чудик, и в нашем узком кругу повисает неловкое молчание.

Ну, по крайней мере, он не сказал: «Добро пожаловать в Ад».

– Ты последние мозги потерял, чудило? – спрашивает Тим, и этот тон меня пугает. Не помню, видела ли я его когда-то таким агрессивным. – Что ты здесь забыл?

– Привет, Софа, – говорит Чудик и смотрит прямо на меня.

Ой-ей.

Молча зарываюсь в подмышку Тима. Просто я не в состоянии выдавить из себя ни единого слова. Что обо мне подумают, если я заговорю с Чудиком? Что подумает Тим? Когда, кажется, между нами все стало налаживаться.

– Ты не понял? – говорит Тим.

Поворачиваю голову, чтобы одним глазком взглянуть, что там происходит. Да, проваливаться сквозь землю – та суперсила, которую бы я выбрала.

– Вали отсюда! – Тим повышает голос, толкает Чудика в грудь, и тот падает на землю, едва не задев головой турник.

Я стараюсь удержать Тима, чтобы он не полез в драку. Но не могу противостоять его силе.

– Не подходи к ней, – говорит Тим, а затем отхаркивается и сплевывает на землю рядом с Чудиком. – Ты меня понял?

Я отворачиваюсь и еще сильнее вжимаюсь в подмышку Тима, вдыхая аромат его кожанки вперемешку с сигаретами. Чувствую себя предателем. Ведь я и есть предатель. Спиной ощущаю, как Чудик встает, отряхивается и говорит, обращаясь ко мне:

– Значит, так ты обращаешься с друзьями? Ну, хорошо.

А потом уходит.

Но вместо этого Чудик молчит. Тим берет меня за руку, и мы уходим первыми.

– Это было странно, – слышу голос Крис. – Он же из твоего класса, да? – спрашивает она у Тима. – А ему вообще можно по улице вот так ходить? Он же опасен.

Нет-нет, все неправильно! Я должна была что-то сказать. Должна была что-то сделать. Вырываю свою руку и отталкиваю Тима, но мой толчок ничего не значит – я слишком мелкая, чтобы сдвинуть его с места.

– Ты придурок! – говорю я.

Тим хватает меня за запястье. Так сильно, что браслет впивается в кожу. Да, он точно знает, куда стоит надавить, чтобы я очнулась. Ведь боль куда красноречивее любых слов.

– Держись от него подальше, – говорит Тим.

– Да пошел ты!

Я вырываю свою руку, показываю ему средний палец, а затем хватаю Крис, и мы уходим. К флюгеру Тима!

– Просто держись от него подальше! – кричит он нам вслед.

5.1

Пока все на уроках и в туалете никого нет, я достаю красный маркер и на свежевыкрашенной кафельной стене начинаю писать: «Мия – …» Хлопает дверь, и от неожиданности я роняю маркер. Он катится по полу и останавливается прямо у ее ног.

– Крис, фля! – говорю я и поднимаю маркер. – Напугала меня.

Она подходит к стене и смотрит на незаконченную надпись.

– Ты опять хочешь остаться без интернета на месяц? – спрашивает Крис.

– Я же аккуратно на этот раз.

– Правда? А ничего, что я тебя только что застукала? А если бы зашел кто-то другой?

– Да не парься, – отмахиваюсь я и вывожу грязное словечко до конца.

– Детский сад какой-то!

Крис залезает с ногами на подоконник, вынимает из кармана две помятые сигареты и одну протягивает мне.

– Не, – отказываюсь я, – я уже курила.

Это неправда. Я не курила ни сегодня, ни вчера, ни последние пару недель. Но такое ощущение, как будто курила. Как будто никотин сам пробирается в мои легкие. Или я просто забыла, как держала сигарету?

Крис лишь пожимает плечами и закуривает.

– Так что он тебе сказал?

Что он умер и попал в Ад – проносится у меня в голове. Что он может исполнить мое желание, если я назову его своим другом. Это же так просто. Но свою миссию, кажется, я уже провалила.

– Что он сказал? – повторяет Крис. – Ну, Тим. Что он сказал?

И я возвращаюсь в реальность. Крис уже забыла про Чудика и про странную ситуацию на перемене. Она больше про него не вспоминает, а я не могу перестать думать.

– По поводу? – спрашиваю я.

– Да всего! Ну, тесты там. Почему он спросил ответы именно у тебя?

– Не знаю. Это было уже тыщу лет назад.

– Так мы и не общались с тобой тыщу лет. Что он сказал?

– Спасибо, – говорю я. – Он прислал всего одно слово – спасибо.

– И все? – удивляется Крис. – Какой же придурок. Я думала, что тест был лишь поводом. И он хотел…

– Я тоже так подумала. Но он хотел всего лишь ответы на тест. И как будто я единственная во всей школе, кто может ему помочь. Зачем, Крис, зачем он делает это?

Крис тушит сигарету о белоснежный кафель, оставляя графитовое пятно рядом с моей кровавой надписью. Она обнимает меня, и этого вполне достаточно. Безмолвная поддержка красноречивее тысячи слов. Ох, Крис, моя лучшая подруга, как же много ты про меня не знаешь… А если бы знала, дружила бы со мной? Если бы я сказала, что сделала, была бы достойна твоих объятий?

– Пока ты игнорировала мои сообщения, кое-что произошло, – говорит Крис и показывает снимок парня на своем телефоне. – Макар. Он написал в личку, что ему нравятся мои видео. Ну, и мы разговорились. Он такой лапочка.

Я долго разглядываю фото и никак не могу понять, что в этом парне нашла Крис. У нее много поклонников, вот правда много. Но никто ей не подходит. Она никому не дает даже шанса приблизиться. Так что же зацепило ее в этом, мягко говоря, страшненьком мальчике?

– Ммм, – я подбираю слова, чтобы выразить свое мнение максимально тактично, но, видимо, тактичность не мой конек. – Какой-то он прыщавенький.

– Эй! – кричит Крис и выхватывает телефон. – Нельзя так говорить! Это буллинг. Или шейминг. Что-то типа того.

– Как ты сказала? Були чего?

– Буллинг. То есть травля. Не читала что ли школьные брошюры? Ты принижаешь человека за его внешность. Так делать нельзя. Человек не выбирает, с каким лицом ему родиться. И вообще внешность не главное!

Легко рассуждать о внешности, когда у тебя с ней все в порядке. И не это ли мы все делаем с Чудиком? Да, он чертовски странный. Но заслуживает ли он плевков в свою сторону?

– Просто он слишком страшненький для тебя, – начинаю я оправдываться. – Он тебе не пара.

Крис убирает волосы с лица в тугой хвост и подходит ко мне так близко, что я носом утыкаюсь в ее щеку.

– Смотри, – говорит она. – У меня тоже прыщи. Смотри-смотри. Хорошо разглядела? Так что, я теперь тоже страшилище?

– Нет у тебя никаких прыщей, – смеюсь я и отстраняюсь от подруги. – Не придумывай. Ты красотка!

– Вообще-то у меня есть прыщи!

– Где? Ничего не видно.

– Если тебе ничего не видно, еще не значит, что я не страдаю. Знаешь ли, когда у человека болит желудок или печень, этого тоже не видно. Но, может, хотя бы иногда надо спрашивать о чувствах других?

Крис смотрит на время. Да, наша встреча в туалете слегка затянулась, и я уже представляю, как буду изображать пищевое отравление перед учителем, который обязательно спросит, почему меня так долго не было.

– Ты так ноешь о своих проблемах, Соф. Но почему-то даже не допускаешь мысли, что у других людей тоже есть проблемы. Мир не крутится вокруг тебя, пойми наконец. И будь добрее. Не превращайся сама знаешь в кого.

Когда Крис уходит и оставляет меня наедине со своими мыслями, я отрываю метровый кусок туалетной бумаги, смачиваю его водой из-под крана и стираю свою надпись. Буквы размазываются по кафелю, оставляя кровавый след, и теперь не понятно, что же там было написано.

5.2

Я всматриваюсь в окно Чудика с крыши своего дома. Бордовые занавески колышутся на сквозняке. До чего же блевотный цвет. Надеюсь, что Чудик появится или даст хоть какой-то знак. Но его нет. Только бордовые занавески колышутся в пустой комнате. Я не вижу, но чувствую.

Жду полчаса, потом еще час. Все бесполезно. Нужно признать, что я – очень фиговая подруга. Настолько фиговая, что даже школьный изгой предпочтет остаться в изгнании, чем в моей компании. И то, что Чудик не пришел, вполне ожидаемо. Если бы меня унизили в школе, я бы…

– Наша сделка расторгнута, – говорит Чудик, сгорбившись в проеме полутораметровой двери, что ведет на крышу.

Чудик мнется возле двери и никак не решается зайти на крышу.

– Я пришел только для того, чтобы сказать, что наша сделка расторгнута.

– Но почему? – спрашиваю я, пытаясь изобразить святую невинность.

Сейчас – самый подходящий момент, чтобы вычеркнуть Чудика из своей жизни. Он больше не будет нести всякую чушь и позорить меня перед друзьями. Но что-то в этом парне не дает мне отпустить его. И я не знаю, то ли это обещание сделать меня звездой, то ли что-то другое.

– Ты еще спрашиваешь?! – кричит Чудик и подходит ближе. – Забыла, как унизила меня утром?

– Но я ничего не сделала. А за поступки Тима отвечать не могу.

– Вот именно, ты ничего не сделала. Этого вполне достаточно, чтобы разочароваться в человеке. Друзья так не поступают.

– Да что ты вообще знаешь о дружбе? У тебя нет друзей!

– У меня есть друг! – и он тут же поправляется: – Был друг. В моей первой жизни.

Слушать эти сказки без смеха просто невозможно. Реинкарнация – допустим, переселение душ – возможно. Но вечная жизнь самоубийц – это что-то новенькое. И если бы так и было, разве не это писали бы на брошюрах для отчаянных? Ведь тот, кто не хочет жить, точно не согласится на такую аферу.

– Ты думаешь, что со мной никто не хочет дружить, потому что я странный? – спрашивает Чудик.

– Разве дело не в этом?

– А может, это я ни с кем не хочу дружить и всячески отталкиваю людей от себя? То, что со мной происходит, напоминает летний лагерь, когда кто-то из сотрудников приезжает со своим ребенком. Первая смена проходит круто. Ты находишь друзей, вы веселитесь и клянетесь в вечной дружбе. Танцуешь свой первый медляк под «The Unforgiven», держишь ее за руку и робко целуешь в щечку. А через 21 день все, кто был тебе дорог, уезжают жить свою жизнь дальше, оставляя тебя в пустоте. На вторую смену приезжают новые ребята, и ты уже осторожничаешь. Потому что через 21 день они тоже тебя покинут. И к четвертой смене ты уже никого к себе не подпускаешь. Не потому, что не хочешь заводить друзей, нет. А потому, что терять близких – самое страшное в жизни. Так лучше совсем их не иметь. Только если в летнем лагере всего четыре, по ощущениям бесконечных, смены. В Аду самоубийцы – это и правда целая вечность. Моя вечность – длинною в 17 лет.

– Так зачем тебе я?

– Затем, что в конечном счете все бессмысленно, если тебе не с кем разделить сегодняшний день.

После секундной паузы Чудик говорит:

– Я думал, что в тебе что-то есть. Хотел помочь вытащить это наружу. Но я ошибся. Ты такая же, как все. А из уникального в тебе – только отпечатки пальцев.

Вспоминаю слова Тима: держись от него подальше. И принимаю этот вызов. Мы должны стать друзьями, как минимум, чтобы насолить этому придурку.

– Неужели я настолько плоха, что даже не заслуживаю второго шанса?

Чудик смеривает меня оценочным взглядом. Видимо, решает: есть во мне что-то или я – пустая трата времени. Настолько пустая, что даже имея впереди вечность, лучше потратить ее на кого-то другого.

– А если ты снова меня обманешь? – спрашивает Чудик.

– Дай свой телефон, – говорю и протягиваю руку.

– Зачем?

– Просто дай свой телефон.

Я беру телефон Чудика и делаю совместное селфи, где улыбаюсь самой счастливой улыбкой, какую только могу изобразить.