Утро началось в 12 дня. Я долго стояла в ванной, и придумывала, чем бы накраситься. Шампунь в пакетике, мыло и бальзам для волос на полочке. В сумке только трусы и чашка для чая. Остатки вчерашней туши россыпью лежали на веках. И я стояла перед самым важным выбором в моей жизни – смыть все нафиг, или ватными палочками него-нибудь подтереть в нужных местах. Остановилась на первом. От мыла лицо стянуло и щеки покрылись воспаленным румянцем. Ну почему я забыла косметичку!!!! (Заметили, деньги ушли на второй план)) Волосы никак не ложились. И я представляла себе, как выхожу из ванны, а он шлепается в обморок. Или я выхожу из ванны, а он убегает.
Поэтому я пошла на хитрость. Из ванны вышла голой) кто ж там на прическу смотреть будет! Он, был немножко шокирован, но фокус удался. И пока он был под воздействием гормонов спустилась в салон. Записала прическу и макияж в общий счет. И немного пришла в себя.
Проблему с моими деньгами он решил взять в свои руки. Он приводил такие доводы, что мол он джентльмен и не позволит даме и бла-бла. Я же отнекивалась и уверяла, что я не какая-нибудь там содержанка, а приличная девушка, хоть и с презервативами в сумке. Но он не сдавался. И для убедительности засунул мне в кошелек всю свою наличность. Я присматривалась к нему и немного побаивалась. Уж очень он уверенно держался. В голове всплыла передача про вербование и органы, но я выключила ее и включила романтику. Я смотрела на него и думала, что жизнь вот так проходит, а я так и не была ни разу настоящей. А так хотелось, чтобы хоть одно событие в моей жизни прошло без напряжения, масок и перманентного желания всем понравиться. И я просто выбросила из головы все шаблоны и выпустила из себя маленькую девочку, которая так тосковала по обычной ласке и искренности. Я прыгала от радости вытащив синтетическую игрушку из автомата, смотрела на него как на супермена, когда он перестрелял в тире все банки, защищала его от таксистов, которые вытягивали профессиональными фишками из него деньги, давилась косточкой от рыбы, ела руками шашлык, фоткалась с прохожими, и гладила всех проходящих кошек и собак. И мне было легко и хорошо. Он смотрел на меня
Он смотрел на меня и смеялся. Одергивал куртку, из которой постоянно вылезало мое голое пузо. Застегивал молнию на куртке до подбородка и брезгливо щурился, когда я ела селедку.
Мы бродили по городу, обнявшись за плечи и болтали на своем тарзанском английском. И понимали друг друга. Трейн фабрик – вагоностроительный завод, мейк дриллинг – бурить скважины, свит вотер – лимонад. Любой англичанин мог бы нас просто застрелить, услышав наши диалоги. Но англичане в округе отсутствовали, а время бежало так быстро… Мы не теребили друг другу души, рассказывая про бывших и неудачный брак. Мы не говорили о политике и кризисе. Не строили планов на будущее. А просто жили, вкусно ели и как подростки целовались за каждым ларьком. Я спрашивала его про старенькую маму и детей, он отмахивался. А я чувствовала себя немного неуютно, за то, что он тратит на меня столько денег. Но я не хотела портить настроение своими подсчетами. В конце концов я не мужик, чтобы тягаться с ним в расходах.
Он вежливо предложил мне свои кроссовки чтобы дойти до магазина и купить мне обувь. Его 42-й так хорошо пришелся на мой 39))) и я проходила в них все это время, потому что новые ботинки, которые он мне купил, предсказуемо натерли. Мы бегали утром на пустом пляже, фоткались с каждым деревом, и совершенно не замечали, как тикают часики. Оставалась еще 2 дня и наша романтичная симфония постепенно заиграла в минорных аккордах
В тот вечер зазвонил его телефон, и он, чтобы поговорить, вышел в коридор. Меня это насторожило. И хоть я ни бельмеса не понимала по-турецки, какая-то муха мне шепнула, что это все неспроста. Его не было минут 20. И когда он зашел, у меня уже был накручен многосерийный фильм, от которого у меня испортилось настроение.
Я ругала себя за то, что мозг записывал плюсики и минусики в свой дневничок, что я стала смотреть на Хасана не как на приключение, а как на собственность, что я слишком счастлива и за этим счастьем обязательно последует холодный ливень. Он заметил мое настроение. Но ситуацию никак не прокомментировал. Вечер прошел немного напряженно. И мы легли спать, решив, что завтра поедем на Красную поляну.
Ночью я не могла уснуть. Я боролась с с собой как Мцыри с барсом, и применяла доводы, которые отскакивали от сердца словно шарики. Я уговаривала себя, что не могу контролировать жизнь малознакомого мне мужчины. Но все эти голые аффирмации стыдливо прятались, когда из грудной клетки вырывалась с крысиным оскалом непрошенная ревность. И когда ядовитый туман полностью застлал мой разум, рука сама потянулась у его телефону, сняла блокировку и стала шарить по файлам.
Первым делом я полезла в галерею. На фотографиях я нашла его детей, какие-то бурильные установки, мужиков в касках, детали от машин, черный мерседес во всех ракурсах. Парочку голых отфотошопленных красавиц с надутыми сиськами. Видео смотреть не стала, побоялась что проснется.
Залезла в сообщения. Их было очень много и все на турецком. И имена все были такие, что не поймешь с первого раза, женщина это или мужчина. Я заглянула в журнал звонков и увидела ее. Это имя я возненавидела сразу, и присвоила ей статус стервы. Имя из 4 букв впилось в мой мозг стальной пиявкой и давило из него самые черные мысли. И когда акт самопожирания был закончен, я аккуратно положила телефон на тумбочку и продолжала наполняться ядом, черным, как чернила осьминога. Кто это? Эта женщина… любовница? Или такая же как я – дурочка, ищущая романтику? Какая же я глупая!.. ну ничего, я отомщу тебе по самые помидоры!!! Утром я долго мучилась, ковыряя в тарелке овсянку за завтраком. Он выглядел равнодушным и слегка задумчивым. Он задавал мне какие-то вопросы, на которые я старалась отвечать с улыбкой. Но этой гудящей натянутости я не выдержала и посередине его предложения резко спросила: «Кто такая Annе? (сейчас все, кто знают турецкий, улыбнулись, но мне было не до смеха)
Он, отставил чашку с молоком в сторону. Слегка поперхнувшись, сказал: аннэ – это моя мама, а почему ты спрашиваешь? Вообще, если б мой вопрос прозвучал не так агрессивно, он был бы вполне невинен, и я поняла, что в свете последних событий и пережитых за ночь эмоций, выгляжу по-идиотски.
Мой мозг стал работать на пределе, чтобы придумать какую-нибудь подходящую сказку, но транзисторы искрились от напряжения, а в кровь выделился проклятый адреналин, из-за которого я покраснела как сваренная креветка. Мама? Он что называет маму по имени?! Он меня что за дуру держит!?! У меня почти валил пар из ноздрей, когда я озвучила свои мысли. Он опешил. Или скорее не ожидал от такой миленькой птички вороньего крика. А потом стал объяснять, что аннэ – это «мама» по-турецки. Я не поверила. И он гордо протянул мне экран своего айфона, где было открыто приложение с русско-турецким переводчиком. Аннэ – мама… Краска разлилась по лицу новой волной до самых ушей. Неловкость, а точнее тупость момента съела мою непринужденность. А он продолжал есть свой бутерброд, с выражением лица, от которого у меня толпами бегали мурашки по спине.
Он ничего не сказал мне по поводу телефона, не выказал про личное пространство и частную жизнь, не унизил, что я шпионю, не обвинил в заносчивости и даже не поставил на телефон новый пароль. Он просто нарисовал у себя в голове галочку, которую я видела у себя на лбу при каждом его взгляде.
Мы ехали в автобусе на Красную поляну, но уже без предвкушения приключений и с горьковатым привкусом ощущения, что нам пора расходиться.
Мы выехали сразу после завтрака на обычном рейсовом автобусе. Настроение было подавленное и я не знала как себя вести. Натянутость и неестественность моего поведения вызывали отвращение к самой себе. Но извиниться за вторжение в личное пространство, придумать сказку или признаться в своих захватывающих чувствах оказалось выше моих сил.
С телефоном он обращался по-прежнему, отвечал на некоторые звонки, некоторые сбрасывал. И мне было любопытно и неловко одновременно. И я надела выражение лица «мне пофиг вообще кто там тебе звонит» и старалась ему соответствовать. Он по-прежнему отмалчивался на эту тему и пытался занять меня разговором.
Но в конце пути мои клетки не выдержали напряжения и я расплакалась. Слезы выдавливались сами по себе и я никак не могла совладать с захлестнувшими меня эмоциями. Я смотрела в окно и пыталась отвлечься на дурацкие пейзажи. Он долго не замечал моего состояния. Может делал вид, что не замечал. А мне хотелось очищения через раскаяние и прощение. Поэтому я погромче пару раз хрюкнула носом. Увидев мои заплаканные глаза, он растерялся, а потом крепко обнял за плечи. Вытирая мои слезы своей ладонью, он просил перестать. А я никак не могла остановить эти проклятые ручьи, причина которых уже сменилась на горькое сожаление о быстро пролетевшей неделе. И мне остро захотелось вернуть эти несколько дней и прожить их снова. А мысль о том, что все скоро закончится, подбрасывала дровишки в пылающий костер разгоревшихся чувств.
Красная поляна. Как много я о ней была наслышана. Дорога была засыпана строящимися отелями и зданиями, подготовка к Олимпиаде шла полным ходом. Мне хотелось какого-то необычного зрелища, которое впечатлит меня на всю оставшуюся жизнь. Я ждала горы, снежные вершины, залитые солнцем, прогулку с облаками или знакомство со снежным человеком, наконец. Поэтому переключила фокус на ожидание. Водитель высадил нас на конечной. Какой-то пятачок с несколькими ресторанами вокруг. Я оглянулась. Где же эти хваленые горы? Где эта поляна? Где пейзажи?! Холмики, стыдливо присыпанные инеем, на которых даже не растут деревья! И это после Столовой горы, которую видно прямо с балкона моего родного дома!.. мда… красота, ничего не скажешь.
Зато Хасан был впечатлен. Он высказывался о красоте России, о горах и окружающей природе так искренне, что я сама в это поверила. «А тебе не нравится?» – спросил он. Мне захотелось перенести его в Осетию, Дигорское ущелье или Цей и показать, что такое настоящие горы. Жаль, что телепортацию еще не придумали. Я честно призналась, что смотреть здесь нечего. Он немного поник. И снова между нами натянулась струна.
Что делать на Красной поляне в конце ноября и без снега? Ничего. Или просто посмотреть в телескоп. Чем мы и занялись. Потом, когда замерзли, решили зайти в один из ресторанов, покушать и погреться.
Цены в ресторане были межгалактического масштаба. За одну тощую перепелку, зажаренную на гриле, просили стооолько, что мне вообще перехотелось есть. И если вспомнить свою учительскую зарплату три года назад (2005—2006 года) в 3.5т.р…то вообще ужЫс.
Но Хасан чувствовал себя как рыба в воде. Невозмутимо заказал двух цыплят для себя и шашлык мне. А еще коньяк. Беседа сама собой сошла на нет. И мы просто ели, оглядываясь по сторонам, и молчали. Но коньяк растопил неловкость. И атмосфера постепенно стала более теплой и романтичной.
«На завтра у меня билет» – напомнила я. «Я тоже должен ехать, у меня работа». И снова молчание, как неприятный сквозняк, прорезал пропасть между нами.
«Что будешь делать, когда приедешь?» – холодно спросил он. «Я? Обзвоню клиентов с квартирами, начну работать снова. Может займусь сдачей квартир, говорят это более выгодно и стабильно… но мне больше нравятся продажи» «А я начну новый проект. Мой брат подписал контракт с одной крупной фирмой, работы на полгода. Зато деньги хорошие.» Полгода. А потом? Грусть залила теплой и мутной лужей мое сердце
Почти стемнело. И мы стали собираться обратно. «Хорошо провели время, неправда ли?»
Повисла пауза. А мой мозг снова пустился в анализ – почему он такой равнодушный? Что значит «хорошо провели время»? Да это лучшие каникулы в моей жизни! Но я собрала всю свою волю в кулак, засунула розовые сопли и романтическое настроение в карман, сжала сердце и холодно ответила. «Да, пожалуй, неплохо».
Он поменялся в лице. «Тебе не понравилось?» «Почему? Ты очень милый и я рада была с тобой познакомиться»
Он медленно поднялся из-за стола и направился к камину. Постоял там немного, сложил штатив от фотоаппарата и вернулся, с горящим лицом. «И это все? Вот так все у тебя просто? Было очень интересно, до свидания?» – он стал раздражаться. И я не смогла сразу поймать нужную волну. «Я бросаю работу, свою фирму, отменяю встречи на неделю, правдами и неправдами добираюсь сюда… скажи честно, ты больше не хочешь, чтобы мы встречались?» Вот что ответить? Я не знала. «А как ты представляешь себе наши встречи?» – спросила я. Мы живем в разных странах, у нас разные жизни. Вот мы познакомились, хорошо провели время, но будущее от нас не зависит…» «Нет, как раз-таки будущее зависит только от нас! Только мы принимаем решение о том, какое будущее нас ждет. Поэтому мне надо знать точно, ты хочешь, чтобы мы были вместе?» Я закрыла глаза. Перекрутила в голове все события, и сказала: «Я не знаю. Потому что я слишком плохо тебя знаю. А точнее вообще тебя не знаю. Ты мне делаешь предложение встречаться. То есть связываешь меня по рукам и ногам признанием. Я тут буду томиться одна и ждать, когда же ты приедешь, а ты будешь неизвестно где. И… и неизвестно с кем…»
Он молчал и смотрел перед собой. А потом спросил: «А если мы не сможем жить друг без друга?»
«Ну, что за детский сад?! Если не сможешь – приезжай))) поженимся» – мне очень хотелось быть легкой и непринужденной. И мое безразличие я выставила как защитную реакцию от возможных динамо «А ты хочешь выйти за меня?»…
О проекте
О подписке