Ризотто

Мне не хватает тебя… Очень… Всё ещё не хватает. Каждый раз я вздрагиваю, если вдруг в девять утра раздаётся телефонный звонок, бегу к телефону, судорожно срываю трубку, но это опять не ты, не ты… Девять… Это было наше время, время, когда мы с тобой созванивались…

Я могла сказать тебе абсолютно всё, и я это делала постоянно, невыносимо эгоистично, нисколько не вникая в твои проблемы, не интересуясь твоими делами…

Та удивительная лёгкость в общении с тобой… Та твоя изящная скрытность…

Эх, Зденка, Зденка! Даже эта страшная болезнь тебя нисколько не изменила. Ты по-прежнему выслушивала меня с тем же самым терпеливым вниманием, по-прежнему утешала и советовала.

Тебя утешать было некому, хотя друзей у тебя было хоть отбавляй! Мало кто в Загребе мог похвастаться таким кругом общения. Попасть в дом Зденки Бернарди было пределом мечтаний многих, но ты принимала у себя только избранных, людей, близких тебе по духу: художников, писателей, режиссёров… Вся наша загребская творческая элита была твоей свитой, свитой императрицы Зденки.

Я попала в твой дом совершенно случайно. Это было непосредственно после смерти твоего мужа, выдающегося архитектора. Меня привела к тебе твоя близкая подруга, и ты тут же дала мне прозвище «Котёнок». Так ты будешь называть меня все долгие годы нашей дружбы. Я была самой молодой среди твоих царедворцев, ты годилась мне в матери.

Твоя любознательность (нет, не любопытство, а именно любознательность), твой обострённый интерес ко всему происходящему вокруг, а прежде всего к событиям культурной жизни, навсегда останется для меня загадкой.

Я пыталась следовать твоему совету, вернее, твоему жизненному кредо: «Между ИДТИ и НЕ ИДТИ всегда следует выбрать ИДТИ!» Но это было ох как нелегко! В дождь и снег, холод и жару приводить себя в порядок и куда-то идти?

Нет! Между ИДТИ и телевизором я выбирала телевизор, а ты шла…

Вернисажи, концерты, театральные премьеры – это был твой кислород, перекрыть его могла лишь смерть…

Узнав о своей болезни, ты отказалась от операции. Ещё одно лето на острове Брач на твоей прекрасной вилле с бесконечными посиделками в окружении близких друзей или операция? Ты выбрала Брач.

Жизнелюбка! Ты была атеисткой и не верила в потусторонний мир. Смерть была для тебя окончательной точкой в конце короткой земной истории, ожидающей каждого из нас. И тем не менее ты выбрала Брач.

Вернувшись с острова Брач, на котором ты провела три прекрасных месяца (так ты мне тогда сказала) своей летней жизни, ты опять вернулась к загребской суете и бесконечной череде обедов, которые ты устраивала для своих подруг. Почти каждый день у тебя кто-нибудь из нас обедал. Иногда восемь, шесть, а иногда всего лишь две подруги собирались за столом твоей безукоризненно элегантной гостиной. Я же больше всего любила обедать только с тобой и на кухне, без свидетелей – наших общих знакомых.

В тот день ты пригласила меня к себе на ризотто. Я сидела за большим круглым столом твоей уютной кухни и в ожидании обещанного ризотто оживлённо рассказывала тебе о своих делах, о работе над новым сборником стихов, о том, кто с кем в Загребе разводится и у кого с кем завёлся новый роман.

– Котёнок, – как всегда нежно улыбнулась ты, – у нас с тобой сегодня на обед ризотто и салат. Ты любишь ризотто с грибами?

– Обожаю! – торопливо ответила я, чтобы не сбиться с темы и должным образом проинформировать тебя, только что вернувшуюся с моря, обо всех новостях мира загребской тусовки.

– По-моему, мало соли, – задумчиво произнесла ты и вдруг взглянула на меня как-то враждебно и одновременно отсутствующе.

Я замерла, осёкшись на полуслове.

– А вот мы сейчас посмотрим, хватает ли здесь соли или нет, – зловеще прошипела ты и с грохотом обрушила фарфоровое блюдо на жалобно взвизгнувший стол.

Я немо прижалась к спинке стула.

Ты обвела стол невидящим взглядом и, нащупав длинными тонкими пальцами огромную серебряную ложку, лихо всадила её в ризотто.

– А вот мы сейчас попробуем! – едва преодолевая гомерический хохот, выдавила ты из себя.

Затем осторожно набрала на ложку немного ризотто и поднесла её к губам. Попробовала. Поморщившись, вернула ложку в общее блюдо.

– Соли не хватает, – произнесла ты сокрушённо. Потом взяла со стола маленькое хрустальное блюдечко с солью и высыпала из него всю соль в ризотто.

Аккуратно перемешала содержимое. Довольно улыбнулась.

– Теперь хорошо, – удовлетворённо произнесла ты, протягивая к моим губам всё ту же ложку, – попробуй, Котёнок.

Я взяла из твоих рук ложку и сделала вид, что пробую.

– Вкусно, Зденка, очень вкусно, – сказала я и ласково погладила тебя по руке.

Твоё лицо озарила счастливая улыбка.

– Кушай, Котёнок, кушай, – прошептала ты. – Мне что-то нездоровится. Я, пожалуй, прилягу.

Мы вместе вышли из кухни. Вошли в спальню. Я расстелила постель и помогла тебе лечь. Тихо вышла из комнаты и набрала номер телефона твоего сына. Через полчаса он был здесь. Тебе оставалось жить полторы недели.

Прошло пять лет после твоей смерти. А я всё ещё вздрагиваю на утренние телефонные звонки, всё ещё жду приглашения на ризотто…

Визажист

Стив Жумчич был известным визажистом. Два раза в году, перед Рождеством и Пасхой, Загреб с нетерпением ожидал явления Жумчича народу, ибо наш выдающийся маэстро в течение последних двадцати лет жил и трудился в Мюнхене.

Дни его были расписаны по часам. График забит до предела. Лучшие мировые брэнды боролись за право заполучить его. Телевидение, мастер-классы, показы мод, прет-а-порте…

Жумчич был незаменим. В его руках бледные, измождённые модели превращались в роковых красавиц. Стиль, шик, талант были тремя основополагающими незаурядной личности по имени Стив Жумчич.

Жумчич был нетрадиционен во всём. Его квартира в центре Мюнхена напоминала музей современного искусства. Просторные белые комнаты. Мебели мало, но каждый экземпляр подписан именем, прочно вошедшим в историю дизайна. Преимущественно это были громкие имена основоположников направления Баухаус. Высокие стены перекрывали абстрактные полотна современных художников, а в широком простенке между двумя громадными окнами красовалось бессмертное творение Энди Уорхола, подарок самого автора. Отсутствие ковров на выбеленных паркетных досках придавало его обиталищу удивительную лёгкость.

Да, Стив Жумчич был нетрадиционен абсолютно во всём. Но давайте не будем вдаваться в излишние подробности и остановимся лишь на профессиональной стороне его богатой событиями жизни.

Итак, два раза в году стольный град Загреб имел честь лицезреть Стива Жумчича. Что же столь неодолимо влекло Стива (это при всей-то его занятости) сюда? Что заставляло откладывать самые неотложные дела, отказываться от самых заманчивых предложений?

Ответ был прост: в Загребе жила его престарелая любимая мать, ни за что не желавшая менять свою загребскую мирную пенсионерскую жизнь с её привычным укладом на новую, неведомую. Скромная женщина всю свою жизнь проработала уборщицей в каком-то государственном учреждении и, выйдя на пенсию, по праву наслаждалась заслуженным отдыхом: прикармливала дворовых кошек, варила абрикосовое варенье для Стива, сокрушалась по поводу быстро растущих цен, приглашала на кофе соседок, одним словом, жила спокойной, ничем не примечательной, лишённой больших потрясений жизнью. Пенсии ей хватало на всё, и, несмотря на галопирующие цены, она умудрялась каждый месяц откладывать понемножку на чёрный день.

Жила она в маленькой двухкомнатной квартирке на окраине Загреба, окна которой выходили в маленький сад. Одна из комнат была переоборудована в первоклассный салон парикмахера-визажиста.

Стив не мог не работать. Будучи трудоголиком, он работал всегда, даже ночью. Именно во сне приходили к нему те самые футуристические идеи, которые он впоследствии с ошеломляющим успехом воплощал в жизнь. Жизнью его был подиум и гадкие утята – модели (именно так он их называл), превращаемые его провидением в прекрасных лебедей.

Итак, в очередной раз Стив приехал в Загреб. Местные дамы записывались к нему в очередь за полгода вперёд.

«Стив приехал!» – эта новость в мгновение ока облетала Загреб и, словно неизлечимый вирус нового поколения, тотчас поражала женское население города.

Часами просиживали загребские дамы в маленьком коридоре скромной квартиры в ожидании своей очереди, часами томились в предвкушении волшебной метаморфозы.

Звёзды шоу-бизнеса, известные всей стране телеведущие, модели, бизнес-леди, жёны политиков и олигархов – все они безропотно сидели и затаив дыхание ждали своего часа.

Однажды в одной из таких очередей совершенно случайно оказалась я. Мне крупно повезло в тот день! Подруга моей близкой подруги неожиданно угодила в больницу с гнойным аппендицитом, и её место в коридоре заняла я.

Это была моя первая встреча со Стивом Жумчичем. Я сидела напротив дверного проёма, условно отделявшего коридор от заветного салона, и внимательно наблюдала за ним.

Небольшого роста, поджарый, с тёмными небрежно заброшенными назад волосами, узким бледным лицом и ярко-синими глазами, он был необыкновенно хорош собой. В его гибких движениях было нечто мягкое, настороженное, кошачье. А все эти ножницы, щётки и фены, казалось, вырастали из его волшебных рук, настолько органично он ими владел. В говоре его тела, в этом непрерывном движении-танце было нечто шаманское…

Почувствовав на себе мой взгляд, Стив обернулся и, встретившись с моими заворожёнными глазами, лукаво подмигнул мне. Вскоре я заняла своё место в долгожданном кресле, а ещё спустя несколько секунд маэстро приступил к работе…

…Стив наконец отложил щётку и внимательно вгляделся в моё отражение в зеркале. На него смотрело одухотворённое бледное лицо с высокими славянскими скулами и огромными изумрудными глазами. Чувственную линию пухлых губ удачно подчёркивала тёмно-красная помада. Разделённые на прямой пробор русые волосы были тщательно заплетены с обеих сторон в две симметричные косы, аккуратно собранные сзади в низкий балетный пучок.

Я смотрела на себя в зеркало. Метаморфоза была невероятной. Я не узнавала себя…

– …Как давно это было, ты не помнишь? – спросила я свою подругу, ту самую, благодаря которой я тогда попала к Стиву.

Мы сидели у меня в гостиной и не спеша попивали кампари. Медленно угасал день.

– Десять лет назад, – ответила подруга.

– А сколько лет прошло с тех пор, как он ушёл? – вновь спросила я.

– Стив?.. – задумалась подруга. – Лет пять, наверное. Совсем молодой ещё был. Всё так внезапно произошло… Неожиданно… Разрыв аорты.

– Он так жил.

– Как? – переспросила подруга.

– На разрыв аорты.

В комнате совсем стемнело.

– Может, это и к лучшему, – задумчиво произнесла она и пригубила бокал. – В последнее время Стив жил у каких-то друзей. Квартиру, ту, роскошную, которую он нам на фотографиях показывал, пришлось продать, чтобы расплатиться с долгами. К тому времени он совсем разорился…

– Как разорился? – резко оборвала я её. – Он же баснословно зарабатывал. Ведь он был одним из лучших визажистов мира!

– Стив играл, – зябко поёжилась она. – Играл в казино. Играл и почти всегда проигрывал. Он потому и работал так много, чтобы иметь возможность играть. А ты об этом не знала? – удивилась она.

– Нет. Не знала.

– А помнишь, – вновь заговорила подруга, – тот бриллиант в пять каратов, который он всем показывал, когда в последний раз сюда приезжал? Мы с тобой тогда ещё вместе у него были…

– Помню, – кивнула я.

– Так ведь это фальшак был, – вздохнула она. – Подделка.

– Подделка! Ну и что, что подделка! – горько усмехнулась я. – Какое это имеет значение! Какое имеет отношение к магу, дарующему миру красоту?»

Стив Жумчич. Ироничный прищур синих глаз. И равнодушные зерцала Зазеркалья.