«Приснится же такое»,– подумал Андрий открывая глаза и сладко потягиваясь на сеновале, где он любил отдохнуть в жаркий летний полдень. «Эх-э-эх», – и, потягиваясь, он вышел на залитый солнцем двор.
Пес, разомлевший от жары, приоткрыл один глаз и увидев Андрия – «свои» – погрузился в дремоту. Сонные куры лениво ковырялись в пыли, и только петух горделиво и важно энергично вышагивал среди них, всем своим видом показывая, кто же тут на самом деле хозяин.
Зайдя в избу и отломив от свежего, заботливо испеченного Меланьей, еще чуть теплого каравая большой кусок, мужчина собрал нехитрый узелок и вышел со двора.
Дорога до реки лежала через поле, но посмотрев на палящее солнце, Андрий решил чуть удлинить путь, и пойти через лес.
Там, в лесу, он чувствовал себя как дома, исходив его вдоль и поперек. Он любил лес, любил просто за то, что тот был. Любил неспешно пройтись, прислушиваясь к птичьим голосам, любил неповторимый запах листвы и травы, и то, особенное состояние души, щемящее и возвышенное, которое неизменно возникало у него находясь наедине с природой. Лес отвечал Андрию взаимностью, и одаривал его как мог. Мужчина никогда не возвращался домой с пустыми руками. Ягоды, грибы , орехи – все это открывалось легко, без особых усилий. Мелании только и оставалось удивляться, как это получается, и утверждаться в своей догадке – есть в ее супруге некая тайна, открывающая ему лесные кладовые.
Вот и сегодня шел Андрий неспеша, не торопясь, внимательно осматривая все вокруг.
Да что это там? Перед ним, в высокой траве лежал маленький вороненок.
«Эх ты, бедолага, ну хоть живой! Давай, давай, забирайся», – уговаривал он птенца, хоть ослабшего, но пытающего клюнуть что есть силы руки своего спасителя, а заодно и кепку, в которой неожиданно оказался. А клюв у вороненка был знатный.
***
«Меланья, принимай гостя!» – заботливые руки опустили вороненка прямо на стол. И хотя он активно крутил головой, но передвигаться сам не мог, поврежденная лапа и крыло не позволяли этого делать.
Благодаря снадобьям Агафии вскоре птенец пошел на поправку и весело скакал по избе, а чуть позже приноровился ходить с Андрием в лес. О прежней неприятности напоминала лишь легкая хромота, которая, впрочем, вороненку совсем не мешала. И хотя летал он отлично, всем средствам передвижения предпочитал плечо своего спасителя, горделиво восседая на нем, как на троне.
Андрий не ограничивал вороненка в передвижении. Вскоре, Семен стал свободно летать по всей округе. Хоть все так же и предпочитал передвигаться по лесу, сидя на плече своего друга.
Во время одной из таких прогулок к ним присоединился большой ворон. Казалось, он наблюдает за Семой, но не решаясь приблизиться к человеку, делает это перелетая с дерево на дерево.
«Пора»,– вдруг услышал он рядом с собой, хотя рядом никого не было. Вороненок тревожно захлопал крыльями и закрутил головой.
Спустившись с дерева ворон пристально посмотрел Андрию прямо в глаза. «Пора»,– услышал он снова голос рядом с собой, и понял, что пришло время расставаться.
«Лети, Сема, лети», – поглаживая питомца, приговаривал Андрий.
Сема потерся клювом о ладонь своего спасителя и взлетел вверх.
Так и дошли они до дороги к деревне, Андрий и летящие за ним вороны, один большой и один маленький.
«Прощай, Сема!» – Андрий обернулся и не поверил своим глазам. Птицы исчезли. С дороги, в глубину леса быстрым шагом направлялись двое мужчин, одетых в черные старомодные плащи с капюшонами. Один из них прихрамывал на ту же ногу, что и спасенный вороненок. Вокруг стояла мертвая тишина, и даже ветер, казалось, перестал дуть.
Когда Андрий очнулся от увиденного, не было уже ни птиц, ни мужчин. Вокруг него продолжалась жизнь, мир вновь был наполнен звуками и красками.
«Вот это да», – напуганный произошедшим, Андрий все же попытался осознать увиденное, но ни понять, а тем более объяснить случившееся у него не получалось, и он медленно побрел домой в сотый раз прокручивая в голове увиденную картинку.
И только старая Агафья знала, кого на самом деле выходили Андрий и Мелания, и что произошло в лесу. Как и то, что родовое дерево Андрия уходило корнями к младшему сыну Ворона – Мацко.
***
Все воронье семейство с нетерпением ожидало появления Власия и Семена. Радости не было конца, потерянный птенец возвращался в гнездо живым и здоровым.
Если бы имя человеку давали не по святцам и не по красоте звучания, а по значимым событиям жизни, то Евдокию назвали бы не иначе как «Наказанная за любовь». Именно это имя характеризовало ее судьбу.
Дуся была единственной дочкой в большой крестьянской семье. Отрезанный ломоть, как говорили в те времена, понимая – дочь рано или поздно уйдет в другое хозяйство. Однако ломоть этот следовало сохранить в чистоте и невинности. А вот над сохранением этой чистоты и невинности с завидной регулярностью нависала угроза. Евдокия при своей невзрачной и незапоминающейся внешности, обладала такой сексуальной притягательностью, что сводила с ума всех местных парней. Эта особенность сестры заставляла братьев Дуси с особой тщательностью следить за ней во время деревенских посиделок, не раз и не два применяя кулаки к особо непонятливым ухажёрам. Доставалось и самой Евдокии. Но несмотря на это, девушка умудрялась обводить вокруг носа своих надзирателей и раз за разом сбегать на свидания.
Она никого не любила в свои неполные 17 лет и пользовалась вниманием кавалеров, иногда открыто насмехаясь над их чувствами. Пока не появился в деревне Матвей. Высокий, широкоплечий, с выразительным взглядом темных карих глаз. «Гарный хлопец»,– перешепнулись девушки на одной из вечерних гуляний. Кому же он достанется?» А к концу вечеринки ни у кого не осталось сомнений. Матвей не сводил глаз с Евдокии. Впрочем, как и она. Так в ее жизни случилась первая любовь.
Это в нынешние времена молодые люди вольны выбирать и создавать пары принимая решение самостоятельно. В те далекие времена такие решения принимали родители. Вот и для Евдокии давно присмотрел отец будущего супруга, и родители обеих сторон ждали лишь окончательного сговора. Матвей, родом из ближайшего Залесенья, считался человеком пришлым, не своим, и отдавать ему в жены единственную кровиночку никто не собирался.
«Проклята! Точно проклята!» – Дуся собиралась под венец сглатывая слезы. – Вот точно видимо согрешила-то моя прабабка. Не сказка это, точно не сказка!»
Не устояв перед Матвеем, Дуся отдалась ему, и как водится в некоторых ситуациях оказалась в положении. Первой забила тревогу мать, новость дошла до отца, который в ярости принял одно единственное решение. Выдать дочь замуж немедленно, не дожидаясь скандала. Да так, чтобы смыть позор. Так Дусю отдали самому бедному мужику в деревне, и, снабдив молодых богатым приданым, отправили жить за тридевять земель, почти на край света, с глаз долой.
Мужа своего Евдокия не то, что не любила, а на дух не переносила, считая его себе не ровней. Так и ходили они по деревне, она – гордо вышагивая впереди, и он – на почтительном расстоянии, семенящий за ней.
Много раз Дуся вспоминала историю, рассказанную ей еще ее прабабкой о некоем проклятии, наложенном на женщин ее рода. Было или не было, кто ж разберет. Прабабка рассказывала про некую Настасью, полюбившую когда-то вопреки всем законам человека не их племени. Мог он обращаться в ворона, мог принимать и человеческий облик. За связь эту и прокляли девушку, выдали замуж против ее воли, да через время и успокоились. А проклятие осталось.
О проекте
О подписке