В монастыре она сдружилась с девочкой на пару лет старше себя, звали ее Генриетта. В святой обители не принято было расспрашивать о семье, о положении, о состоянии. Все были равны, ведь только полная нищета может характеризовать совершенного монаха или монахиню. Именно поэтому в церкви при монастыре почти полностью отсутствовала драгоценная утварь, живопись, роскошный интерьер. Расспрашивать было не принято, но все прекрасно знали, что абсолютно все ученицы – барышни исключительно из высшего общества.

Однажды Изабелла, порезав палец, чертыхнулась по-испански. Генриетта услышала и поинтересовалась, откуда Белль знает язык. Девочка призналась, что ее мать дочь испанского графа, а Генриетта оказалась дочерью французского посла в Испании маркиза де Фаржи. По всей видимости, дочь посла рассказала своей родительнице про Изабеллу, потому как г-жа Мадлен де Силли, навещая свою деточку, всегда желала видеть и Изабеллу.

Мадам де Силли была придворной королевы Анны Австрийской, хранительницей гардероба и драгоценностей правящей особы. Два года, проведенные в Испании вместе с мужем, сделали свое дело: она ненавидела Людовика XIII и его политик, направленную против Габсбургов. Рьяная сторонница Испании, Анны Австрийской и испанского короля, мать Генриетты пыталась формировать у Изабеллы любовь к ее «настоящей» родине. Она называла Белль не иначе как «виконтесса де Рибера», под этим же именем девочка была представлена всем в доме де Фаржи и даже ее величеству королеве Анне.

С позволения г-на Д'Амбре семья посла часто забирала Изабеллу на праздники и на каникулы. А владелец «Жирного гуся» был только доволен этим, ведь сбывалась мечта всей его жизни – Изабелла вхожа в круги, близкие ко двору.

И если в монастыре девочка получала знания по «семи благородным искусствам» (Тривиум – грамматика, диалектика, риторика и квадривиум – геометрия, арифметика, астрономия, музыка), а также по богословию, философии и изучала языки, то в парижском доме маркиза и в Рамбуйе, куда они периодически наведывались с визитами к кузену Карлу маркизу де Ментенон, Изабелла осваивала «уроки жизни». Она понимала, что в сравнении с этими людьми, она словно «дурачина из деревни». Девочка старалась быть невидимой и придерживалась выбранной ей линии поведения: «поменьше болтать – побольше слушать». Вскоре юная Изабелла открыла для себя еще один предмет для изучения – овладение искусством интриги.

Она усмехалась про себя, оказывается ее внутренне состояние любыми путями всегда получать желаемое, имеет красивое название: «плести интриги». И у нее проснулось желание не просто использовать слабости и зависимости людей для реализации ее нужд, а научиться синтезу сложных и многошаговых тактических построений, чтобы никто и никогда не смог заподозрить ее в содеянном. Ей было интересно наблюдать за окружающими, за их способами заинтересовывать людей с помощью недомолвок, умолчаний и двусмысленных намёков.

Со временем Изабелла расцвела, она была очаровательна, прекрасно пела, играла на разных инструментах, ее стройный, гибкий стан, грациозные, словно кошачьи, движения в танцах и умение поддержать разговоры практически на любую тему, делали ее в глазах многих молодых и не очень мужчин, лакомым кусочком. Но Белль была равнодушна ко всем этим баронам, маркизам и герцогам.

ххх

Весной 1635 года настоятельница мать Анжелика принимала «важного» гостя. Это была немолодая женщина с чудесными волосами цвета спелой ржи, живыми умными глазами и очаровательной улыбкой. Она не была красива, но в ней было какое-то изящество, умение показать себя с выгодной стороны. Несмотря на ее возраст, ее талия была тонкая, как у нимфы. После долгого разговора с аббатисой гостья пожелала увидеть виконтессу де Рибера.

Белль шла в гостевой домик при монастыре и не знала, как себя вести с этой мадам «Ваша Важность». Какой ее ожидают увидеть: скромной, застенчивой, кроткой или самоуверенной, взбалмошной и амбициозной. По пути ей встретился монастырский исповедник, и Белль спросила у него о приезжей даме.

– Ветреная, легкомысленная, склонная к авантюрам и дерзко уверенная в себе. Наша мягкая податливая королева попала под абсолютное влияние этой особы. Представьте себе, дитя мое, эта безнравственная женщина, не дождавшись окончания срока траура после смерти мужа, выскочила замуж за другого, более чем на двадцать лет старше ее. Как результат, ее муж «рогат». Я уж не говорю о том, сколько зла она делает нашему королю, который якобы не возжелал ее. Она мстит ему, плетя различные заговоры, а за одно и против его высокопреосвященства.

– А кардиналу-то за что? Тоже не возжелал?

– За то, что он всесильный и мешает ее могуществу.

– Ну как она еще не в Бастилии за это? – удивлению Изабеллы не было придела.

– Она продала душу дьяволу, другого объяснения нет, – уверенно констатировал исповедник, – ей все время удается выйти сухой из воды, – он замолчал, а потом добавил, – страшная женщина, скорее всего она платит «рогатому» душами своих любовников.

Отец Жерар перекрестился, Изабелла последовала его примеру, и они разошлись в разные стороны.

Девушка постучала в дверь монастырской гостиницы, ей открыла молоденькая белокурая некрасивая служанка.

– Ее светлость ждет вас, – громко произнесла она и шёпотом добавила, – она злится, что вас долго не было.

Изабелла глазами поблагодарила горничную и вошла в комнату, которая одновременно была и гостиной и спальней.

Женщина надула и без того пухлые губы и с неким высокомерием рассматривала Изабеллу. Девушка, высоко и гордо держа голову, изучала лицо и фигуру гостьи, словно пыталась понять, в чем сила этой женщины, если отец Жерар прав.

– Вы опоздали, – голос был холодный, но мелодичный и завораживающий.

– Мне не было назначено время, мать настоятельница лишь сказала, что вы желаете со мной поговорить, – Изабелла старалась быть спокойной, но где-то глубоко внутри стала зарождаться неприязнь к этой женщине.

– Пустяки. Итак, вы родственница герцога де Алькала, – женщина хотела выглядеть дружелюбной, – и в каких вы с ним отношениях?

– Да, я внучатая племянница Фернандо Афан де Рибера, герцог де Алькала, – гордо произнесла Белль и с сарказмом добавила, – в отношениях, основанных на происхождении от общего предка, мадам.

– Вы знаете кто я? – с вызовом спросила гостья.

– Полагаю, если вы не родственница одной из учениц, то грешница, жаждущая помолиться в уединении в святой обители, – Изабелла ликовала, дама не была ей представлена, и это давало преимущество разговаривать в подобном тоне.

– Маркиз де Фаржи высокого мнения о вас и ваших способностях. Он в восторге от вашего острого ума и умении добиваться своего. А я бы назвала вас слишком дерзкой. Хотя, что удивляться, ваш отец родом из Гаскони, а там людям свойственна нахальность, бесцеремонность и самоуверенность.

Изабелла не проронила ни слова, и гостья продолжала:

– А если бы я была королевой?

– Но вы не ее величество, – и Бель слегка склонила голову, потом резко выпрямила спину и произнесла, – а так же гасконцам свойственно бесстрашие, мужество и непреклонность, мадам. Они всегда используют хитрость, дипломатию, а чаще шпагу.

И Изабелле вдруг пришла безумная идея научиться фехтовать.

– Мое имя Мария де Шеврез, я подруга ее величества и здесь я для того, чтобы сделать вам одно предложение от ее имени.

– Все что угодно королеве! – Изабелла сделала восторженный голос, а про себя добавила, – «если это не противоречит моим убеждениям».

– Вот и славно! Приходите сегодня ближе к вечеру, мы все обсудим. И не беспокойтесь о монастырском уставе с отходом ко сну, я обо всем договорюсь с настоятельницей.

Мария подошла и поцеловала Белль в щеку, и улыбнувшись сказала:

– Надеюсь, мы будем друзьями.

– Надеюсь, мы будем полезны друг другу.

– Гасконцы, – заключила де Шеврез и рассмеялась.

Вечером того же дня Изабелла вернулась в гостевой дом, как они и договорились с приезжей. Дверь была приоткрыта, и девушка тихо вошла и услышала голоса, принадлежащие Марии и какому-то мужчине:

– До этого еще целая вечность, – страстно прошептал мужчина. – Прошу задаток.

– Не слишком ли это неосторожно? –со смехом спросила Мария.

– Любить тебя и осторожничать, однако…

Он не договорив, заключил женщину в объятия.

Изабелла выглянула из-за парчовой занавески. Зрелище, представшее глазам девушки, перевернуло все ее представления о физической близости. Монахини с их монастырскими забавами подобную усладу называли сладострастием, а старые приверженки цистерцианства – постыднейшим из проявлений природы человеческой, порождением сатаны. Но Изабелле увиденное очень понравилось. Она вышла на воздух, чтобы успокоить голову и бешено бьющееся сердце. Недалеко от домика она увидела привязанную лошадь, а через полчаса и хозяина. Красивый, даже по-женски смазливый мужчина лет тридцати в голубом плаще королевских мушкетеров, проворно оседлав коня, скрылся по дороге по направлению в Париж.

Изабелла вернулась и, постучав, зашла в дом. Ее взгляд скользнул по перевернутой вверх дном постели, казалось, что она еще хранила следы тел и запах любви, но ни один мускул на лице девушки не показал, что она стала свидетельницей плотских забав де Шеврез…

9

Диего Альварес вышел к завтраку, словно он у себя дома. На нем была развязанная на груди блуза с кружевным воротником и сравнительно узкие панталоны до колена, оголяющие его волосатые ноги.

– А если бы вернулся отец? – в голосе Изабеллы был сарказм.

– То сразу бы решилась твоя проблема с постригом, – язвительным тоном ответил ей Диего, – кстати, что ты решила? – испанец моментально стал серьезен.

– Не хочу пока об этом думать, еще время есть. Только не представляю, зачем испанские родственники настаивают на этом.

– Монахине легче пересекать границу во время войны, – предположил Диего.

Изабелла пристально смотрела на возлюбленного:

– Ты хочешь сказать, что я должна буду быть посыльной?

ххх

…После визита де Шеврез и постоянной опеки мадам де Силли, жизнь Изабеллы в монастыре была практически идеальной. Весь следующий год она не посещала все подряд службы, ей не надо было ходить на всенощные, не надо было трудиться на послушаниях. Ее задача была читать философские трактаты, заниматься вокалом, языками, специально для нее приходил учитель танцев. Ей было даже позволена верховая езда, которую она обожала.

Оставалось одно, что она не могла себе позволить: фехтование.

Мадам де Шеврез приезжала еще несколько раз «от королевы» в сопровождении красавчика – мушкетера. Изабелла как-то завела разговор про чувства, на что герцогиня, смеясь ответила:

– Две вещи правят людьми: первая – плотская любовь. Что же касается второй… о второй мне надо еще много думать…, – и немного помолчав, добавила, – настоящая любовь длится до утра, дитя мое, но с помощью нее женщины могут получить все, чего желают.

Из визитов подруги ее величества Изабелла поняла, что рано или поздно она станет специальным агентом королевы. Сначала, это идея будоражила кровь, это было так близко ей – тайны, подслушивание, выведывание. Но потом, это идея стала ее напрягать. Быть шпионом королевы, вернее этой «козы», ради чего? Правильнее спросить: против кого? Ответ очевиден: против короля, против кардинала и, скорее всего, против Франции.

Эта мысль словно поселилась у нее в голове, и Белль не могла думать больше ни о чем. Она оказалась между двух огней: свяжется с де Шеврез – будет врагом всесильного Ришелье, откажет «козе» ( игра слов: Шеврез от фр. Chèvre – «коза») – будет ее личным врагом. А то, что у герцогини хватит сил и власти избавиться от неугодной «простушки», Изабелла не сомневалась.

Белль, задрав до колен подол юбки, быстро неслась к водоему, словно пытаясь убежать от назойливых мыслей о шпионаже. Она была в предвкушении того, как холодная ключевая вода мгновенно остудит горячее, немного взмокшее после бега тела. Она любила этот контраст, считая, что он закаляет ее, так же как закаляют сталь хорошей шпаги, погружая ее то в огонь, то в ледяную воду. Белль нравилось это приятное покалывание после купания, словно сотни иголочек вонзаются в тело.

«Как же научиться фехтовать?» – снова всплыла идея, которая время от времени давала о себе знать. Г-н Д'Амбре и слышать не хотел о «не девичьем» занятии, советуя дочери больше времени уделять пению и вышиванию. Изабелла фыркнула и вдруг за кустами она увидела фигуру, выполняющую характерные движения фехтования. Девушка остановилась, перевела дыхание и пробралась сквозь кустарник поближе к шпажисту.

Мужчина был одет в одежды крестьянина, но тонзура выдавала в нем монаха. Было смешно наблюдать, как святой отец сражается с невидимым противником, но движения его были отточены и грациозны.

Изабелла завороженно наблюдала за происходящим. Ее губы тронула хитрая усмешка, а в темных глазах блеснул демонический огонек.

Монах два раза полоснул по воздуху, как бы показывая окончание мнимого боя, бережно положил шпагу на землю, скинул одежды и, оставшись в чем был в момент своего рождения, пошел к воде. Изабелла, видевшая уже нагое мужское тело на кровати де Шеврез, не смутилась, румянец не покрыл ее девичьи щечки, и взор не упал в землю. Девушка с любопытством рассматривала необычно мускулистое для монаха тело. Мужчина подошел к воде, сделал пару шагов и нырнул.

– Итак, святой отец, – шепотом произнесла Изабелла, – вы как нельзя кстати оказались здесь, – и она вышла на берег из своего укрытия.

Подойдя к одежде, она увидела связанную в узел рясу «белого монаха». Девушка подняла его, и только ее рука потянулась к шпаге, как вдруг из воды донеслось:

– Эй! Не смей трогать мои вещи и не бери шпагу, это оружие, между прочим, и ты можешь пораниться.

Девушка, улыбаясь соблазнительно-дьявольской улыбкой, подошла ближе к воде и завела руку за спину, показывая, что собирается бросить одежду в воду.

– Сумасшедшая, что ты делаешь? – в голосе монаха слышалась злость и безысходность одновременно.

– Если хотите получить ваши вещи назад, а не идти до деревни прикрывшись шпагой, святой отец, у меня к вам есть предложение.

Молодой монах понимая, что выбор у него не велик, скрестил руки на груди, сделав при этом плечевую мышцу «горбатой», и, с любопытством рассматривая девушку, крикнул:

– Ваши условия?

– Вы учите меня фехтованию. Я отдаю вам вашу одежду сейчас, а в последствии, буду нема, как рыба, и никто не узнает, чем вы тут занимаетесь, святой отец.

– А ничем постыдным я тут не занимаюсь, – усмехнулся монах.

– Ну-у, – протянула девушка, – как на это посмотреть после эдикта о запрете дуэлей, и вообще, оружие в руках священника – это слово божье, а не шпага, – вызывающая поза девушки и уверенность, с которой она произносила эту речь, давали понять монаху, что она действительно донесет до каждого о его насовсем духовном интересе.

– А вам зачем фехтование? Судя по вашему одеянию вы, я полагаю, планируете стать невестой господа нашего, – молодой человек продолжал с интересом рассматривать Изабеллу.

Она показалась ему чистой и непорочной, и ему даже в голову не пришли мысли об искушении его дьяволом. И не дождавшись ее ответа, он быстро выпалил:

– Я согласен. Положите одежду на землю и отвернитесь, чтобы я смог одеться.

Девушка залилась звонким смехом.

– Я молода, но не наивна. Вылезайте, святой отец! В конце концов, я не думаю, что у вас вместо ног – хвост или отсутствуют характерные признаки мужчины вообще. Вы человек и у вас нет ничего такого, что меня удивит или озадачит.

Монах немного сомневался, и Изабелла прикрикнула:

– Вылезайте немедленно! – она топнула ножкой и добавила, – я так хочу!

Девушка положила одежду монаха на землю и, взяв в руку шпагу, отошла на несколько шагов назад.

– И без шуток, святой отец, иначе вы надолго запомните эту встречу, клянусь вам! – голос ее был жесткий и уверенный в своей правоте.

Монах вышел из воды и стал натягивать на себя рясу. Изабелле вдруг ужасно захотелось дотронуться до его мускулистых рук, плоского и одновременно рельефного торса. Ее взгляд спустился ниже и в голове промелькнула мысль: «А интересно, „ОН“ твердый или мягкий?» И она хмыкнула, еле сдерживая смех.

– Ваше имя, несносное дитя? – безысходно вздохнув, поинтересовался монах.

– Изабелла. И я учусь в монастыре и только. И вовсе не планирую стать послушницей или монахиней. А как мне называть вас, святой отец?

– Отец Бенедикт, к вашим услугам, – и «сняв» воображаемую шляпу, он театрально поклонился, – когда желаете начать, мадмуазель Изабелла?

ххх

Каждый день в течение следующего месяца Изабелла прибегала к реке. Она была прилежная ученица, ее огромное желание научиться фехтовать, по всей видимости проснувшиеся гасконские корни, сдобренные упрямством и настойчивостью, делали свое дело.

А отец Бенедикт был опьянен чарами своей ученицы. Он смотрел на нее с восхищением, и Изабелла все чаще замечала характерный блеск в его глазах. Он пожирал ее взглядом, словно хотел запечатлеть в памяти мельчайшие детали милого сердцу образа. Он словно невзначай прикасался к девушке: то положит ей руку на талию, показывая правильную стойку, то слегка обнимет, рассказывая о блоках.

– Помните, что у шпаги есть не только лезвие. У нее есть еще и гарда. Ею тоже можно драться, – и он показывал куда может попасть удар, дотрагиваясь до груди Изабеллы, ее живота, плеч, лица.

Белль сводила его с ума. Каждый раз возвращаясь в свое жилище, он бросался на колени перед распятьем в покаянии. Он страстно желал эту девушку, хотел общения с ней на другом уровне, более интимном и ничего не мог поделать с этим. Он наказывал свою плоть, избивая себя плёткой, пытаясь через боль забыть о своём желании. Он клялся не ходить больше к реке и не видеть эту искусительницу, но вставало солнце, начинался новый день, и он снова шел к реке, а с закатом рука сама тянулась к розгам, и снова река, и снова розги.

Как-то фехтуя, отец Бенедикт сделал обманное движение, заставив Изабеллу растянуть выпад, отскочил с разворотом, и тупой клинок оказался у горла девушки.

– Как вы это сделали? Покажите еще раз, – в голосе Изабеллы был восторг.

Она повторяла и повторяла манёвр. Когда у нее все получилось, она была в восхищении и, страстно обняв отца Бенедикта, воскликнула:

– Это же чудо какое!

Монах побледнел и непроизвольно вскрикнул от боли.

Изабелла испуганно смотрела на учителя:

– Что с вами? Я вас поранила?

– Да, – хриплым голосом произнес монах, – вы ранили меня в самое сердце.

Девушка широко открыла глаза от удивления, мужчина тяжело дышал ей прямо в лицо: