– Безусловно. – На лице Подгородцева промелькнуло что-то вроде одобрения. – Все, что вам понадобится.

– Тогда вы позволите задать вам еще несколько вопросов? – поинтересовался Максим, давая окончательно понять, что согласен.

– Спрашивайте.

– Ваша жена вчера не говорила, куда едет?

– Нет, меня не было дома. Я вернулся сегодня утром, был занят делами. Мария, моя дочь, сказала, что Инга уехала накануне в одиннадцать утра и с тех пор не возвращалась.

– Чем она занималась в последнее время?

– Да как обычно, – мэр пожал плечами, – детские дома, приюты, алкоголики. Никаких новых дел, насколько мне известно. Я не особенно вникал. Эту часть общественной жизни обеспечивает она, я ей за это благодарен. У меня хватает других забот, вы же понимаете. Наш завод на грани банкротства, а если его закроют, бо́льшая часть города останется без работы. У нас совсем нет денег на ремонт дорог, а по ним скоро можно будет проехать исключительно на тракторах…

– У вашей жены… – Максим замолчал, стараясь подобрать наиболее деликатные слова. – Не было причин уехать насовсем?

– Что вы имеете в виду? – Подгородцев нахмурился.

«Как будто ты не понял», – мысленно поморщился Максим.

– Какие у вас отношения? Вы не ругались?

– У нас прекрасный брак! – отчеканил мэр. – У моей жены не было поводов сбегать от меня, если вы это имеете в виду!

Именно это Максим и имел в виду. И более того, он понимал, что едва ли мэр скажет ему правду, даже если его брак далек от идеала. Об этом в том числе лучше спросить у близких подруг Инги. Женщины любят посплетничать, особенно если их более успешные подруги оказываются не такими уж успешными, и за фасадом прекрасного брака скрываются серьезные проблемы.

– Хорошо, я займусь поисками вашей жены, – заверил он. – Запишите мне, пожалуйста, контакты ее подруг и марку и номер ее машины.

Мэр смерил его таким взглядом, как будто он должен был это знать и так, но ничего не сказал, лишь молча кивнув.

– Если вам будет нужна еще какая-то информация, звоните в любое время, – Подгородцев протянул ему свою визитку. – И я надеюсь, первые данные не заставят себя долго ждать.

Максим мельком оглянулся на выстроившиеся в ряд стулья и похвалил себя за привычку не тянуть до последнего, а работать наперед: несколько дней запаса у него есть. Теперь главное, чтобы Инга Подгородцева нашлась быстро и безболезненно.

* * *

Урок русского языка у десятого «А» выпал уже на сегодняшний день и стоял шестым в расписании. Элиза не успела к нему подготовиться, поскольку «форточек» у нее не было, а заниматься посторонними делами на своих занятиях не считала возможным. Все перемены она проводила в подсобке, закрывшись на замок, чтобы никто не вошел без стука и не увидел, как она держит руки в миске с ледяной водой. На сегодняшний вечер у нее запланирована традиционная встреча с подругами в кафе, и к этому времени следовало привести себя в порядок. Едва ли Катя что-то заметит, а вот от профессионального взгляда Вики ожоги не скроешь: та работала медсестрой в ожоговом отделении.

Ладони все еще оставались красными, но уже без волдырей и почти без корок. Элиза решила вопреки своим правилам уйти домой сразу после уроков, чтобы иметь возможность полежать в холодной ванне и привести в порядок нервную систему. Сейчас, когда внутри продолжали бушевать эмоции, ей не вывести следы ожогов до конца, поскольку стоило отвлечься, как появлялись новые. Конечно, в таком случае придется взять стопку тетрадей домой, но это меньшее из двух зол. Расписание уже сломано, с последствиями лучше разбираться за запертой дверью своей квартиры.

А вечером еще предстоит подумать над тем, как сохранить и всех интернетовских учеников, и факультатив по чешскому языку. Родители переехали в Чехию, когда ей было пять. Получили гражданство, чтобы выступать за сборную, поэтому было оно и у Элизы. Правда, чаще всего там ее называли Элишкой, но она понимала, что требовать этого здесь точно не стоит. Не ненавистная Лиза – и то хорошо. Жизни в России Элиза не помнила, но русский язык знала хорошо, потому что отец за пятнадцать лет чешский в совершенстве так и не одолел, дома требовал говорить исключительно по-русски. Отказываться сейчас от факультатива даже временно Элиза не хотела: где еще она могла поговорить на родном и любимом языке? Факультатив был общим для всех классов, поэтому там собирались и малыши-пятиклашки, изучающие язык для общего развития, и будущие выпускники, которые собирались поступать в чешские университеты. По крайней мере, пробовать. Всего приходило обычно десять-двенадцать человек. Колченогой поначалу не нравилась такая сборная солянка, она утверждала, что деление по возрастам в школе необходимо, но Элиза пошла к директору, убедительно доказав, что эта самая «солянка» только подружит и скрепит детей. Директор возражать не стал, и вскоре все убедились, что Элиза была права. Старшие дети привыкли помогать малышам, и никому теперь не позволяли их обижать. Хотя едва ли Колчанова Людмила Арсентьевна когда-нибудь признает это вслух.

Галдеж десятого «А» Элиза услышала еще до того, как вошла в кабинет. Звонок прозвенел больше минуты назад, но дети и не думали успокаиваться. Впрочем, они редко сидели тихо даже когда в кабинете находилась Марина Петровна. Кабинет Элизы находился рядом, всего лишь через маленькую подсобку, которую они делили с Соболевой на двоих, поэтому она всегда слышала, что происходит у той на уроках.

Дети не замолчали и тогда, когда Элиза открыла дверь и вошла. Они ее даже не заметили. Все взгляды были обращены в противоположную сторону, где на первой парте стоял Артур Михайлов и громко вещал:

– И ровно в полночь выходит он – призрак! В черном плаще с кровавым подбоем, шаркающей походкой проходит он по сгоревшим развалинам!

Парочка самых пугливых девчонок взвизгнула, кокетливо спрятавшись за стоящих рядом парней. Элиза только хмыкнула. Артур был мальчиком умным, начитанным, писал рассказы и даже печатался в Алексеевской газете. Наверняка и «Мастера и Маргариту» любил, не зря же цитировал почти дословно. А глупые одноклассницы и рады держать за руку мальчиков. Пятнадцать лет, возраст такой. Элиза хорошо помнила себя в эти годы. Родителям и тренерам с трудом удавалось сдерживать ее характер.

– Останавливается на пороге почерневшего дома, – продолжал заливаться соловьем Артур, понизив голос, – оглядывается, – он медленно осмотрел жмущихся друг к другу одноклассников, наклонившись к ним чуть ближе, – и если увидит тебя – смерть!

В классе повисла полная тишина. Несколько долгих секунд ребята молчали, затаив дыхание, а затем с задней парты раздался голос Вани Петрухина, двоечника и задиры:

– Да что ты гонишь, Миха! Нет там никакого призрака.

Артур выпрямился и улыбнулся.

– А ты сходи, проверь.

– И схожу! – Петрухин поднялся из-за парты. – Кто со мной? – Он точно так же, как минутой раньше Артур, посмотрел на друзей. – Кто не ссыкло?

Смелых, как ни странно, не находилось. Даже сам Артур молчал. Элиза усмехнулась, не торопясь обозначать свое присутствие. Как она и думала, первой руку подняла Алиса Самойлова.

– Ну, я не ссыкло, и чего? С тобой пойти, чтобы ты в штаны не наложил?

Дети нестройно засмеялись, но под гневным взглядом Петрухина быстро замолчали.

– Чтобы убедится, что нет там никакого призрака. Миха врет, как всегда. Писатель хренов.

– Пошли, – Алиса пожала плечами. – Ян, ты с нами?

И прежде, чем отличница Яна Васильева, по непонятной для Элизы причине тянувшаяся к двоечникам и хулиганам, согласится на подобную авантюру, она с силой захлопнула дверь, заставив всех учеников повернуться к ней. Те даже не думали занимать свои места, удивленными взглядами провожая Элизу, пока она шла от двери к учительскому столу.

– Я буду вам благодарна, Артур, если вы все-таки слезете с парты, – на ходу проговорила она.

Тот мгновенно спрыгнул со стола и направился к своему месту. Другие ученики тоже нехотя стали расходиться.

– Елизавета Николаевна, а вы кабинет не попутали? – наконец поинтересовался Петрухин. – У нас типа русский ща.

– Я знаю, – кивнула Элиза, положив журнал на стол и повернувшись к классу. – И с сегодняшнего дня его буду вести у вас я.

Дети снова удивленно переглянулись.

– А где Марина Петровна? – осторожно спросила Надя Валюшкина.

– По семейным обстоятельствам ей пришлось временно взять отпуск.

– Да забухала она, – со знанием дела рассмеялся Петрухин.

На это Элизе нечего было возразить. Подтверждать его версию было бы непедагогично, но и врать детям она привычки не имела. Поэтому она просто поправила очки в черной оправе, хотя они и так сидели идеально, опустилась на стул и открыла учебник, который видела впервые в жизни.

– Давайте начнем урок.

Дети тут же притихли, но Петрухин не собирался сдаваться просто так.

– Елизавета Николаевна, а вы в призраков верите?

Элиза приподняла брови.

– Я никогда их не видела, – заметила она, улыбнувшись уголком губ. – Но и Юпитер я тоже никогда не видела, однако его существование не вызывает у меня сомнений.

Класс загудел.

– Михайлов утверждает, будто на пожарище за городом, ну, там, где двадцать лет назад несколько домов сгорело, по ночам бродит призрак, – доложила Алиса. – Мы хотим проверить.

Прошло несколько секунд, прежде чем Элизе удалось совладать со вспыхнувшим внутри пламенем. Край учебника, на котором все еще лежала ее рука, мгновенно почернел, и ей пришлось торопливо убрать руку, пока никто ничего не заметил.

Сговорились они все сегодня, что ли? Других тем нет, кроме пожаров?

Она медленно выдохнула, пытаясь привести себя в состояние равновесия.

– Я очень сильно не советую вам что-либо проверять, – строго сказала Элиза. Голос, к ее удовлетворению, прозвучал ровно. – Вам всем еще нет шестнадцати, а значит, находиться на улице после десяти вечера без родителей запрещено. Не стоит сейчас нарушать запрет мэра. Особенно это касается вас, Алиса.

Девушка тут же стушевалась и поторопилась открыть учебник. Элиза удовлетворенно кивнула, скользнула взглядом по притихшим ребятам, на мгновение задержавшись на Яне Васильевой. Светлые еще вчера волосы сегодня неожиданно оказались темными. В ярком электрическом освещении были хорошо заметны проплешины, где краска легла неровно, а то и вовсе не взялась. Однако ничего спрашивать Элиза не стала. Уж точно не при всем классе.

Урок пошел своим чередом, хоть и не так резво, как уроки английского. К тем она всегда готовилась, хорошо знала материал, умела интересно его подать. А с русским знакома не была. Одно дело – говорить на языке, другое – уметь ему научить. Для начала вообще пришлось выяснять, что дети сейчас проходят. Однако особых проблем у нее не возникло. Ученики любили ее, десятый «А» – особенно, а она уважала их, единственная из всего преподавательского состава не «тыкала» им, считая, что они уже достаточно взрослые для более вежливого обращения. В конце концов, она сама старше них всего на одиннадцать лет.

И лишь когда прозвенел звонок на перемену, она снова посмотрела на Яну.

– Все свободны. Не забудьте, что завтра английский и у нас аудирование. Яна, останьтесь, пожалуйста.

Яна послушно подошла ближе, но ничего не спросила, Элиза тоже ждала, пока за последним учеником закроется дверь.

– Я слышала, вы собираетесь с Алисой и Иваном ночью прогуляться на сгоревшую окраину?

Яна, может быть, и покрасила волосы в темный цвет, но кожа по-прежнему оставалась прозрачно-белой, тонкой, как пергаментная бумага, через которую просвечивались сосуды, а потому щеки густо залил румянец. Она потупила взгляд в пол и промолчала. Элиза и не требовала ответа.

– Я не стану, как Алисе, напоминать вам о недопустимости подобного поведения, думаю, вы и сами это понимаете. Надеюсь, примете правильное решение.

Яна снова промолчала.

– Вы покрасили волосы? Зачем?

Она пожала плечами.

– Все красятся.

– Кто вас красил?

Яна покраснела еще гуще.

– Сама.

– Родители были против?

– Мама с нами не живет, а папа едва ли сделал бы это лучше.

Элиза вздохнула. Спрашивать, почему она не попросила о помощи лучшую подругу, не имело смысла. Алиса, которая даже мусор не выносила без макияжа в свои пятнадцать, наверняка и подтолкнула Яну к этому… эксперименту.

– Сегодня вечером я занята, а завтра приходите ко мне, – внезапно предложила Элиза. – Посмотрим, что можно исправить.

Яна удивленно подняла на нее взгляд, и Элизе показалось, что она судорожно ищет причину отказаться, но то ли так и не нашла, то ли все же поняла, что это хороший выход.

– Спасибо вам.

Элиза улыбнулась.

– Вот и отлично. Тогда завтра в пять. Держите адрес. – Она протянула Яне лист из блокнота.

Девушка взяла его, и лишь по ее удивленно расширившимся глазам Элиза поняла, какую глупость совершила: Яна увидела ее ладони.

– Что у вас с руками?

Элиза с трудом заставила себя не спрятать руки в коленях, а спокойно положить их на стол.

– Схватила горячий чайник, – соврала она. – Совсем забыла, что он уже закипел.

Она видела, что Яна не поверила. Кто в здравом уме будет брать чайник не за ручку, а за стенки? И тем не менее, ничего другого в голову ей не пришло.

– Хотите, я завтра принесу вам мазь? – предложила Яна. – У нас есть хорошая, немецкая. Папина сестра прислала, когда я вылила на себя кружку кипятка.

Никакая мазь Элизе была не нужна, ее тело отлично справляется с такими травмами самостоятельно, но она ответила, что будет благодарна. Когда за Яной наконец закрылась дверь, Элиза торопливо скинула в пакет стопку тетрадей, схватила журнал и направилась в учительскую, чтобы забрать одежду и уйти из школы. Утро, когда ей сломали планы и нарушили расписание, казалось как минимум прошлогодним.

* * *

Виктория Архипова, одна из двух лучших подруг Инги Подгородцевой, даже не знала о том, что Инга исчезла. Точнее, утром ей звонил Подгородцев, спрашивал, не ночевала ли Инга у нее. Вика ответила отрицательно (подруга ведь ни о чем таком не просила), положила трубку и забыла о звонке. День обещал быть насыщенным, работа в ожоговом отделении, где она трудилась медсестрой, никогда не заканчивалась, поэтому думать о посторонних вещах ей было некогда.