Ал сидел, поджав ноги и дисциплинированно положив руки на колени. Рядом на низком столике стояли две пиалы, но Като-сан еще не взяла свою, и Ал тоже не трогал, соблюдая правила приличия.

– Алекс, ты не обязан делать, если тебе не нравится. Надо просто сказать мне или твоему куратору.

Психолог Алу нравилась, и расстраивать ее не хотелось. Она, пожалуй, единственная здесь его понимала и… умела сидеть на полу. Когда Ал пришел к ней в первый раз, то сразу заметил низкий столик и подушки рядом, и на предложение сесть молча направился к ним. Като-сан не удивилась и села напротив, хотя в комнате были и кресла, и диван, и даже что-то похожее на низкую кровать. А еще она одна из немногих была ниже его ростом, поэтому не приходилось вечно смотреть снизу вверх.

– Ну? Ты действительно не хочешь туда летать, или Мэтью… немного переборщил?

Дикие называли это «научным институтом», и Ала вызывали туда раз в десять дней или чуть реже. Ничего особенного там с ним не делали, просто цепляли датчики, снимали блокатор и просили развернуть крылья, а иногда, когда оставалось время, пускали в трубу, – вертикальную штуку, в которой всегда дул ветер, единственное место на Терре, где можно было полетать.

И все бы ничего, но потом его привозили обратно, и тогда становилось плохо. Ал молча уходил в свою комнату, ложился на кровать и отворачивался к стенке, стараясь вытолкнуть из головы воспоминания, запретить себе думать. Но не получалось. Стоило закрыть глаза, и он опять становился кшари, стражем Великих, тем, кому суждено было спасти Эр-Кхар, но он не справился, дикие оказались сильнее, и теперь он здесь. В ошейнике, как раб. И то, что это не настоящий ошейник, а блокатор, не дающий работать Эль-Кору, даже хуже.

И, наверное, он бы так и летал в этот институт, если бы не бывший раб, волей случая оказавшийся с ним в одном месте. Этому спокойно не жилось никогда. Он просто не умел жить тихо! Сначала он просто доставал разговорами, потом требовал прекратить валяться, затем на какое-то время отставал. А вчера устроил бунт, отголоски которого слышал даже Ал, хотя звонил Мэтт из кухни. Кроме привычного «вы не имеете права», удалось расслышать еще: «он вам не подопытная мышь!» и «да он сам не откажется, он же кшари, ему приказали – он и пошел». Пришлось сползти с кровати и идти разбираться, но к тому моменту, как Ал спустился вниз, у него уже мигало сообщение от Като-сан с приглашением на утренний прием. Вот кто его просил снова лезть…

– Я не знаю, – честно признался Ал.

Он действительно не знал. С одной стороны, там было единственное место, где можно вновь почувствовать Эль-Кор, с другой – каждый раз с новым щелчком блокатора на шее в него словно втыкали нож и проворачивали, проворачивали, пока глухой вой не прорвется сквозь плотно сжатые губы и боль опять не затопит полностью, от пяток до макушки. И что хуже, остаться совсем без полетов или терпеть эту фантомную боль, Ал не знал.

– Хорошо, – улыбнулась Като-сан и взяла пиалу. – Я попросила пока тебя не вызывать, но, если ты захочешь сам, можешь полететь, я договорюсь.

Ал выждал минуту и тоже взял чай.

Одна стенка в комнате была совсем прозрачной и выходила в сад. Когда они прилетели на Терру, был зима, а сейчас лето уже перевалило за середину и бодро двигалось в сторону осени. Первый шаг на планету вышел «эпичным». Ал сразу не понял, зачем его заставили надеть столько одежды, а потом… Он даже не подозревал, что температура может быть отрицательной, а дождь – замерзшим. Шок был настолько сильным, что Ал, дойдя до дверей космопорта, развернулся и молча пошел обратно к кораблю. Его с трудом уговорили вернуться, точнее, просто пригрозили, что оставят у закрытого шлюза челнока, пока он не замерзнет настолько, чтобы можно было без драки погрузить его во флаер.

В первый месяц Ал успел сто раз пожалеть, что не заблудился окончательно на Капсее – там было тепло, можно сказать, жарко. Если бы его не заставляли выходить на улицу, он бы так и просидел на кровати до весны, но дикие ничего странного в том, что под ногами скрипит замершая вода, она же падает с неба и летит с ветром в лицо, не видели. Им нормально было, а Мэтту так вообще нравилось.

– Ты помнишь, что сегодня вас переводят в основной корпус?

– Да, Като-сан.

Полгода они с Мэттом были в адаптационной группе, примерно столько же времени у Ала ушло, чтобы понять, что это значит, а сегодня их наконец переводят в основную группу, и с этим еще предстояло разбираться.

– А знаешь, в чем специфика нашего училища?

Ал молча покачал головой. Он и слово «специфика» не до конца понимал. У главных ворот висела скромная табличка «Пятый кадетский корпус космофлота», и Мэтт объяснил, что это «школа и школа, только еще стрелять научат».

– Алекс, мы специализируемся на ребятах, по разным причинам оказавшихся в непростых ситуациях и выпавших из нормальной жизни. Тут почти у каждого за спиной то, что лучше не вспоминать, – Като-сан помолчала. – Алекс, все люди разные, и иногда с ними непросто. Если будут проблемы, ты всегда можешь прийти ко мне. Нам очень важно, чтобы тебе было хорошо.

Лучше бы им это было неважно. Ал был готов к бою, к смерти, даже к плену и пыткам, но к тому, что дикие окажутся настолько людьми – нет. И это было сложнее, чем просто выжить на ледяной планете и дождаться того времени, когда он сможет вернуться домой. Гораздо сложнее.

– Да, Като-сан.

– Ты сейчас на море?

Ал кивнул и поставил пустую пиалу на стол.

– Ты можешь выйти через сад.

– Спасибо, Като-сан.

Ал легко поднялся и поклонился.

Идти через сад было приятнее, чем по длинному коридору центрального здания, а потом еще километр по территории корпуса. Тропинка в саду выходила сразу к лестнице, по которой можно спуститься к морю. Ал протянул руку, сорвал вишню с ветки и забросил ягоды в рот. Все-таки было совершенно непонятно, почему дикие так восхищаются изначальными мирами и мечтают сюда попасть всей Галактикой сразу. Ну, исключая эр-кхарцев, конечно.

Тысячу лет назад впервые был собран двигатель, способный пробить туннель с одного края звездной системы до другого. Так себе туннельчик, ничего особенного, но уже через десять лет корабль прыгнул в соседнюю систему, а еще через пять разведчики наткнулись на две планеты, почти идентичные старой Земле. Та же сила тяжести, тот же состав воздуха, даже оборот вокруг светила почти равен стандартному земному году. И спутники, аналогичные земной Луне, были, правда, оба принадлежали второй планете. Терра-I и Терра-II – две планеты-близняшки, с которых началась космическая экспансия. Впрочем, больше человечеству так не везло, все планеты были разные, и постепенно Землю и ее старших дочерей прозвали изначальными мирами.

Насчет «везло» Ал был готов поспорить: если климат на Земле был такой же, как на второй Терре, то он отлично понимает, почему человечество при первой же возможности оттуда удрало. Он бы первым запросился на борт корабля.

Ал, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал по лестнице, на ходу стягивая футболку. Несмотря на ранее утро, солнце уже припекало. Волны лениво накатывались на берег и так же медленно откатывались, оставляя на мокром песке тонкие нити водорослей. Недалеко стая горластых птиц с визгом делила пойманную рыбину и на появление человека не обратила никакого внимания.

Моря Ал тоже раньше не видел, знал, что оно бывает, но даже не представлял, что оно такое… бесконечное. Море было почти такое же, как небо, только не небо. Но тоже дышало свободой, такое же своенравное и опасное, подчиняющееся лишь избранным. Вот только избранным Ал не был и к морю относился, как к сильному и опасному врагу, на которого лучше смотреть издалека.

Ал растянулся на теплом песке и активировал экран спайдера. Он и так потерял почти час на разговор с психологом, надо нагонять. До прилета на Терру он был уверен: единственное, что от него требуется, это подождать четыре года, когда с него снимут блокатор, потом найти корабль и улететь домой. Майор Коллинз клялся, что никто его задерживать не будет, но забыл упомянуть одну мелочь. Оказалось, что совершеннолетие – это не возраст!

Като-сан объяснила, что он может не учиться, его никто не заставляет, только в этом случае ему назначат пожизненного опекуна и подберут какую-нибудь несложную работу, например лавочки в парке протирать – любой андроид с такой работой справится лучше, но надо же будет его чем-то занять, если он даже читать не умеет. И да, права взрослого человека он тоже в этом случае не получит, только обязанности. Ал представил себя вытирающим лавочки и, скрипнув зубами, начал зубрить язык диких.

Объяснять местным, что все свои экзамены он уже сдал, пройдя тот путь через сельву, было бесполезно. Дикие были уверены, что он должен за четыре года выучить все, что они сами учат двенадцать лет… Жалко, что их не учат двенадцать лет драться, а то бы он сразу сдал все экзамены и улетел отсюда! А не читал историю двух Терр.

Ал сделал экран потемнее и сосредоточился на тексте.

Терра-I была колонизирована крупнейшими корпорациями, там были лучшие университеты, самые именитые ученые, ведущие лаборатории – если какое место и считать мозгом Галактики, то это была первая Терра. Вторая планета досталась военным: в то время человечество еще опасалось встретить недружелюбно настроенные иные цивилизации, и создание форпоста космофлота казалось самым простым решением. Однако со временем выяснилось, что защищать людей надо не от зеленых рептилоидов или непонятных энергетических сгустков, а от самих себя. Чем космофлот и занялся, успешно одержав победу сначала в Первой галактической войне, а затем и во Второй.

Большая часть миров не могла себе позволить иметь собственный космический флот. Колонизация планет – вещь затратная и трудоемкая, часть миров откатилась к каменному веку, едва находя силы прокормить тех, кто там живет, часть застряла в техногенном средневековье, даже не планируя из него выбираться, а другая едва нагнала прошлое тысячелетие, вернувшись к тому, с чего начала. И лишь изначальные миры уверенно обгоняли всех: Терра-I обеспечивала прогресс, а Терра-II защищала от его последствий.

Попасть на эти две планеты можно было несколькими способами. Например, родиться там, а если повезет, и ты окажешься потомком первых поселенцев, то гражданство распространялось на все три планеты, включая старую Землю. Ну а если первый вариант не сработал, то можно было пойти служить в космофлот – в этом случае гражданство давалось автоматически, а в случае гибели новоиспеченного гражданина переходило по наследству к его ближайшим родственникам. Так что желающих занять место в ряду звездных воинов было больше, чем самих этих мест. Примерно раз в двести.

– Яблоко хочешь?

Ал успел перехватить летящий ему в лицо фрукт раньше, чем тот достиг цели.

– И не лень тебе было за ними бегать?

– Я, может, целый год мечтал о яблоках! – Мэтт плюхнулся рядом и смачно вгрызся в желтый бок фрукта. – Не мешай мне наслаждаться.

Ал свернул экран и перекатился на живот.

– А ты еще чем-нибудь занимался, кроме как мечтал? Я начинаю понимать, почему аштэ отправили тебя на алтарь.

– Да? А я думал, потому что они просто уроды… вместе с их стражами.

Вывести Мэтта из себя можно было только одним способом – учинить вопиющую несправедливость к кому-нибудь другому. На любые выпады в его собственную сторону Мэтт либо не реагировал, либо отбрехивался, не всегда беззлобно, но никогда не переступая ту грань, за которой у любого кшари включался боевой режим. Ал, вместо того чтобы защитить честь жрецов, просто прищурился.

– С теткой говорил?

– С ней.

Тогда, на Капсее, Ал не стал выяснять, почему Мэтту так не хочется домой, не до него было, а потом он услышал разговор приятеля с его родственницей, и вопросы отпали сами собой. Он бы тоже на Электру не полетел. Полчаса тетка вопила с экрана, требуя, чтобы Мэтт вернулся домой, обвиняя попутно и его самого, и родителей, и всех остальных, включая правительство Терры, во всех смертных грехах. Ал сидел с открытым ртом, разглядывая буйную родственницу – да она совсем не была похожа на Мэтта! Только глазами немного, а так, даже цвет кожи другой: у Мэтта кожа была, как темная сталь, а у его тетки, как… сильно потрепанная временем сталь, с прозеленью. Весь разговор Мэтт просидел с совершенно стеклянными глазами, никак не реагируя на вопли, а Ал только радовался, что ему самому никаких родственников не нашли.

– Что она от тебя хочет?

– Да как обычно. Чтобы я срочно вернулся и начал пахать на ее плантации. Мой святой долг – быть с семьей и не быть таким, как отец. Ничего нового.

То, что отец Мэтта погиб на Эр-Кхаре, Ал знал, но подробностями не интересовался: на Эр-Кхаре погибнуть несложно, может, лихорадку подцепил или иби подрала, а возможно, гравитация убила, Мэтт был с обычной планеты, не тяжелой.

– А мама твоя где? Она тоже на Эр-Кхаре была?

– Не, она давно умерла, за три месяца до моего рождения. Так что я ее даже не видел, только голографии.

Ал задумчиво посмотрел на яблоко, а затем на Мэтта. До этого момента он был уверен, что знает, как люди на свет появляются. На Эр-Кхаре для этого точно требовалась женщина. И обычно живая.

– Чего?

– Я искусственно рожденный, – пояснил Мэтт. – Моя мать была… ну, считай сархи. Недостаточная базовая мутация, ей самой нельзя было рожать, вот они с отцом и заказали искусственное воспроизводство, заодно и ДНК мне поправили, чтобы я мамины гены не унаследовал.

– Э… ну ладно.

– По-хорошему, ее должны были с Электры увезти сразу после рождения, на приличных планетах так и делают – отправляют туда, где ребенок может жить. Даже Земля таких принимает к себе. Но у нас так не принято! Где родился – там и мучайся! Она болела, но терпимо, а потом резко стало хуже – и все. Отец, когда мне три года было, послал всю нашу семейку к черту и свалил работать космогеологом. Так что рос я с отцом и на Электре бывал раз в пару лет.

– А ты почему не можешь их послать?

– Потому что опекунский совет обязал меня ей звонить, – скривился Мэтт. – Терра даже межпланетную связь оплачивает, чтобы тетушка не нервничала.

– Поговори с Като-сан.

– Не… Так тетка только мне мозг выносит, а если я перестану звонить, она всех достанет.

– Вы точно родственники.

Мэтт лениво продемонстрировал кулак, и Ал усмехнулся в ответ.

– Слушай, я не понял… Тут написано, – Ал опять развернул экран, – что колонизация космоса началась после того, как научились менять геном человека, и на каждом корабле поселенцев было по две тысячи инкубаторов… Это, вообще, что?

– Ну да, – подтвердил Мэтт, – все первые дети в колониях искусственные, ну как я. Иначе как ты геном перестроишь? Их в инкубаторах растили.

– Не понимаю.

– Посмотри на меня, – Мэтт сел. – Это я не загорел так интересно, это базовая мутация. На Электре очень высокий уровень радиации. Понятия не имею, чего наших предков туда понесло, но я могу сутки выдерживать такое количество грей, которое тебя убьет за час.

– Это на всех планетах так?

– По-разному. Капсею ты сам видел, у них легкие другие, это базовая мутация, а то, что кости хрупкие и мышечная масса никакая, вторичная, – последствия жизни на легкой планете. А у вас, например, стандартные мутации для тяжелых планет, такое часто встречается.

Ал слушал молча.

– Когда на планету прилетают первый раз, сразу рассчитывают необходимые мутации и, если они терпимые, то колонисты остаются на планете, а их дети рождаются уже другими. В Галактике не так много кислородных планет, приходится подстраиваться.

– А… как же Великие? Нас… Точнее, эр-кхарцев меняли они? Это что получается, так все могут?

Мэтт вытащил из кармана второе яблоко и потер его о штанину.

– Алекс, ты только не обижайся, но ваши Великие – еще те ушлые перцы.

– Но…

– Я думаю, уже никто не помнит, что там было в начале, а за семьсот лет можно в чем угодно людей убедить, особенно когда у них из новостей только молитва по утрам. У вас там даже книг нет, только жизнеописание Великих, и то его одни жрецы читают.

– Есть у нас книги… – пробормотал Ал, отворачиваясь к морю.

Монолитная картина мира обзавелась еще одной трещиной, и склеивать ее обратно получалось все хуже и хуже.

– Да ладно тебе, не грузись. Давай лучше в город слетаем?

Ал подобрал ракушку и покрутил ее в руках, разглядывая перламутровый бок.

– А то кто знает, когда нас еще отпустят? Дальше по уставу живем.

– И что мы в городе будем делать?

– Пиццу сожрем или в киношку сбегаем… Слушай, а давай наконец твой дом посмотрим. Ты уже полгода собираешься! Или ты все еще не веришь, что тут родился?

Ал промолчал. Сложно не верить, когда твое тело раскладывают на отдельные клетки и показывают тебе на экране, увлеченно перечисляя все искусственные модификации. Или когда смотришь по утрам на себя в зеркало… Но все равно тот факт, что дикие объявили его одним из своих, бесил неимоверно. Еще и имя ему придумали – Александр Кречет! Дурацкое имя. И сделать последний шаг и приехать в дом своих якобы родителей он не мог, хотя адрес ему давно дали и заверили, что он может приходить туда в любое время – это теперь его дом.

– Ну ладно, не хочешь, давай просто погуляем. Пошли, хватит киснуть.

Судя по всему, в базовую мутацию уроженцев Электры входила не только устойчивость к радиации, но и скорректированный ген, отвечающий за то, чтобы человек сидел спокойно. Никаких других объяснений тому, что Мэтт физически не мог находиться в одном месте больше пяти минут, не было. Алу периодически казалось, что Мэтт старается срочно наверстать упущенное, утрамбовав потерянный год в одну неделю. И все бы ничего, но наверстывать Мэтт предпочитал в компании Ала. Ему одному скучно было.

– Вставай! Жарко тут.