– Алиса?! – Содрогнулся Гарет. – Твоя невеста?! Она – там?!

– Да. – Смутился Гэбриэл. – Понимаешь, Хэ хочет наследника, мне Доктор рассказал. Ну, типа, он жениться на ровне не может, она его разоблачит, её родные могут вмешаться, как-то так. Вот он и отобрал четырёх девчонок на фермах, их воспитали, как принцесс, всему обучили, языкам там, манерам, музыке, всякое такое. Он их того… решил поиметь и ждать, которая понесёт – тогда бы он на ней женился, а при родах избавился.

– Но зачем четырёх?!

– Он ведь содомит… Он женщинами брезгует. Ему непременно нужно было, чтобы девственница, и чтобы мучилась и боялась, чтобы в ужасе была – по-другому он не возбуждается. Он специально настаивал, чтобы она вообще росла в полном, как его, неведении, да?.. Чтобы даже не знала, чем мужик от девушки отличается. Чтобы чистая и невинная была, как цыплёнок.

– И Алиса…

– Да, она – первая из них. Её привезли… Я её увидел, и всё. Не знаю, как сказать, чтобы всё, что я тогда почувствовал, объяснить. Она такая была… Её тоже опоили, как нас всех, она такая была… чистая. Маленькая, нежная, и вся светилась… Я стоял, смотрел на неё, и мне было… стыдно. Стыдно от того, что я смотрю на неё, когда она ничего не знает о нас, о том, что с нею сейчас сделают, не подозревает, что мы на неё пялимся. Стыдно от того, что я такой. Не знаю, как понятнее сказать?

– Я понимаю. – Тихо сказал Гарет. Он представил себе Алису – маленькую, трогательную, такую хрупкую. У него не укладывалось в голове, что она – она! – была там, с её невинным лицом, прекрасными глазами… – Но её же не…

– Если бы! – Горько взглянул на него Гэбриэл. – Он изнасиловал её, а я держал. Она настолько невинная была, что даже не поняла, что с нею сделали, в панике была – думала, мы сумасшедшие, и так решили её убить. А я с этого дня словно свихнулся. Она у меня постоянно была перед глазами, я только о ней мог думать. И становился… Другим. Всё возвращалось, я становился таким же, как был… Гордость вернулась, боль, стыд вернулся; я стал понимать, что делаю, во что превращаюсь, кто такой Хэ, и кем становлюсь я… Я ночью к ней приходил, смотрел на неё, как она спит, волосы украл… Нет, – перехватил он его взгляд на волосяной шнурочек на своём запястье, – это она сама мне сделала, а украл я маленький локон, короче… Прятал его, и когда мог, рассматривал, гладил. А потом и Хэ, и Клизма уехали, и я днём к ней пришёл. С вином и пирожными, за золотой купил у Марты, поварихи. Стеснялся, – он усмехнулся нежно, – жуть. Она ведь такая… ты не представляешь, как она отличалась от всего, что там было! Какая была нежная, какая… особенная! У неё и голос, и речь были совсем другими, такими чудесными! Как она ухитрилась меня, такого, как я был, не возненавидеть, не смеяться надо мной, а полюбить! Я до сих пор порой думаю, что может, она вовсе меня не любит, просто она такая добрая, и благородная, и такая… Ну, благодарная! Но я-то, Гарет, я её люблю, люблю так, что аж больно порой, но я ради этой боли на всё готов – даже больно, лишь бы с нею! Когда она со мной, всё сияет, когда её нет – всё меркнет. Она моё солнышко, без неё мне даже днём темно.

Он рассказал про оргию, и Гарет пришёл в негодование и ужас.

– Кровь пьют?! – Воскликнул с отвращением. – Боже мой! Вот… вот ублюдки… погоди! Ты сказал: сначала насилуют, потом протыкают жилу на шее и сливают кровь… А последняя их жертва, она не та зеленоглазая была, тёмненькая такая?

– Да? – насторожился Гэбриэл.

– О, Боже… – Гарет встал, прошёлся по комнате, не зная, что делать и куда себя деть. – О, Боже… – Остановился, закрыв глаза ладонью.

– Ты чего? – Не понял Гэбриэл.

– Они после смерти, – сказал Гарет, – в чудовищ превращаются. На нас в лесу напали твари, среди которых была одна, крылатая, самая страшная. После смерти она превратилась в девушку, и Марчелло, осматривая её, сказал, что над нею именно надругались, а потом проткнули артерию и выпустили всю кровь. Она вся была… истерзана, в синяках, страшно смотреть было…

– Точно. – Подтвердил Гэбриэл. – В Конюшне пацаны много говорили о том, что те, кто умер, превращаются потом в нечисть всякую и вечно по коридорам бродят.

– Это обычные байки подростков. – Возразил Гарет. – И не сами они превращаются, Младший. Их кто-то превращает. Кто-то, кто потом имеет над ними власть и науськивает их, на кого хочет. И я думаю, что это не кто-то, а Барр. Ведьма Барр, которая, возможно, служит нашему Драйверу. – Он поморщился. – С неё и начнём… Потом обсудим, с отцом и Марчелло, что нам с нею делать. А сейчас продолжай. Неужели твою Алису ждало именно это?.. Поверить не могу!

Гэбриэл подтвердил, и рассказал, как спас её от этого, но лишь для того, чтобы она стала временной игрушкой Приюта. Рассказал, как обещал спасти её, и пришлось думать, как…

– Мне пришлось по-другому уже обо всём этом думать, потому, что на кону её жизнь стояла, не моя уже. Она таяла, ты бы видел… Я знал, что если она достанется моим пацанам, она умрёт, и скоро умрёт, если я что-то не сделаю. А когда меня не было, и её избили… Я не могу, вспоминать больно до сих пор! Она чудом выжила, я на коленях перед этой Кирой стоял, помощницей Доктора, чтобы она спасла её, и всё равно, она чуть не умерла. А как её изуродовали… Рот чёрный, распухший, глаза… Нет, не могу. – Он прижал стиснутые кулаки к глазам. – Мне один… гость, – деньги давал, каждый раз один золотой. И в тот раз разговор такой странный начал – я до сих пор не понимаю, что он имел в виду, но это натолкнуло меня на мысль, за деньги купить помощь. У нас повариха приходила, выдавала жратву, она мне и помогла. Согласилась на деньги, рассказала мне много, помогла советами. – Он рассказал, что произошло, и Гарет слушал с напряжением, словно не о том, что уже случилось, а был свидетелем того, что происходит вот сейчас, и боялся, переживал, нервничал… Если в первые минуты, слушая Гэбриэла, он чувствовал стыд, отчаяние и горечь, то теперь стыд ушёл окончательно; он смотрел на брата с восхищением. У Гэбриэла не было ничего, даже нормальной одежды; и вот так, без поддержки, без плана, без опыта и практически, без какой-либо помощи, тот сумел выйти! Убил стражников, вытащил друга и девушку, да ещё и пожертвовал собой, чтобы они спаслись! Такого брата герцог не просто готов был принять в сердце и свою жизнь – он гордился им.

– Моисей говорит, – продолжал Гэбриэл, – что в бреду я постоянно Алису звал. И когда очнулся, думал и думаю только о ней. Пока я её не найду, мне ничто не нужно, ничто не поможет. Понимаешь?..

– Да. – Кивнул Гарет.

– Они беззащитные, как дети, они знают не больше меня, а может, и меньше. Я боюсь за них! И особенно – за неё. Она такая красивая, и такая хрупкая! Что она сможет, если попадёт в беду, как она защитится?! У меня сердце кровью обливается, каждый момент, даже сейчас, говорю с тобой, а во мне Алиса: в сердце, в голове, в крови. Если ты можешь мне сказать…

– Сейчас – нет. – Преодолевая сильное внутреннее сопротивление, произнёс Гарет. – Мне нужно поговорить со своими людьми. Если она вернулась в Блумсберри, или всё ещё в Гранствилле, завтра я буду это знать. И ты, естественно, тоже. Обещаю.

– Прошу тебя. – Гэбриэл смотрел на него с надеждой и такой мольбой, что Гарет едва не сказал сразу, что Алиса здесь – пусть бежит к ней, Бог с ними. Но он колебался. Как брат, как человек, он хотел помочь и брату, и Алисе. Но он был ещё и сыном принца, герцогом, и ответственность тормозила его. Он должен был решить для себя, как быть, но при этом, глядя на брата, чувствовал страшную душевную боль. Гэбриэл так сумел рассказать о своих чувствах к этой девушке, что Гарет поверил в них, хотя сам был далёк от подобных вещей – он относился к женщинам очень легко и просто. Любовь брата для него была не просто словами – он чувствовал большую часть того, что чувствовал Гэбриэл, и ощущал эхо его любви. Ему сложно было поверить, что Алиса, маленькая, изысканная, прелестная, прошла через то же, что и брат, и что её прелестное личико, её хрупкое тело были такими же ужасными, как у бедной Анжелики – но Гэбриэл описывал то, что с нею сделали, именно так, и Гарет чувствовал настоящую боль, сознавая это. Он специфически относился к женщинам, это верно, но, как и брат, был сильным человеком, и не только физически, и так же, как Гэбриэл, благоговел перед хрупкими и беззащитными созданиями. Он никогда не давил пауков, садил их на какую-нибудь щепку и выносил прочь, но не давил, в жизни не ударил ни собаку, ни женщину, а тех, кто способен был на подобное, искренне и безоговорочно презирал. Он сразу же заявил Гэбриэлу, что тот прав, убив Локи, и пусть даже не переживает на этот счёт.

– Я, как герцог, приговорил бы их к порке, позорному столбу и… Чёрт, к чему?.. Вообще-то, для насильников после позорного столба казнь простая: их топят в сортире, если изнасилована девица, и вешают, если изнасилована женщина. Но здесь были не только насилие, но и избиение, и глумление… Пожалуй, я бы остановился на четвертовании.

– Так что, это всё – преступление?! – Поразился Гэбриэл.

– И ещё какое! – Воскликнул Гарет. – Если на Острове узнают о забавах ваших гостей, им конец! Содомия – не просто грех, это преступление, и карается очень жёстко. И даже сильные мира сего избегнуть наказания не могут – про герцога Далвеганского когда-то только прошёл слух, что он извращенец, и всё, он до сих пор не женат! Знатные и сильные не хотят выдавать свою дочь за извращенца; на бедной ему самому жениться не резон, баба ему не нужна, ему нужны связи и приданое. Ему сорок два, а наследника нет. Он имел наглость даже к Габи свататься, но ему отец отказал, даже не пытаясь сделать это вежливо. Практически, прямым текстом напомнил ему, кто он есть. При всех своих богатствах и всей своей силе, Далвеганец – персона нон грата, о нём не вспоминают, приглашая гостей на пиры и балы, и к нему в Клойстергем никто не едет. У него даже друзей нет – кому захочется быть замаранным?.. А если слух подтвердится… Так что не просто так они боятся ваших побегов, не просто так Драйвер никого не продаёт из своих Садов Мечты. Малейшая утечка, и им конец. Потому такой шухер поднялся, когда ты сбежал; думаю, Драйверу от его гостей ещё достанется, если уже не досталось. Теперь понятно, зачем он поторопился меня в ловушку у Копьево заманить!.. Просто чудо какое-то, что мы с тобой оба не только живы, но и встретились. Я, как узнал, что от Драйвера кто-то сбежал, так и понял, что это ты. И ринулся на Королевскую Дорогу, как ненормальный, понимал, что ты в опасности. До меня всякие обрывки доходили: что ты с какими-то евреями связался, что с русами в Блумсберри идёшь… Грешным делом подумал, что это всё евреи и затеяли, с твоим побегом, чтобы на нас с отцом надавить, или продать нам тебя подороже… Бесился, ты бы видел, как! Меня же ещё в одну ловушку чуть не заманили, в Торжке, я после этого старосту Малой Кеми чуть не убил от бешенства. До сих пор неприятно, чёрт, погорячился я тогда… Мне ведь и в голову не могло прийти, что ты это всё сам! Но объясни мне, лопуху, почему ты своих друзей в Дуэ Сааре не направил?! Два часа пути, и они на эльфийской земле, а там их уже никакой Хэ бы не достал – кстати, подходящее прозвище для этой мрази! И сам бы потом так же добрался… Эльфы бы в тебе сразу же признали Ол Таэр, они кровь определяют на раз. Какими бы высокомерными ублюдками они ни были, но вреда бы тебе сами не причинили, и другим бы не выдали. Почему, Младший, Бога ради?!

– Но я же тебе говорил! – Изумлённо посмотрел на него Гэбриэл. – Я же ни одного названия, ни одного места не знал! Мне Марта сказала про Гранствилл, что там, дескать, меня Хэ не достанет, я и сказал единственное, что знал… Я и не подозревал даже, что этих самых городов так много, и что этот Гранствилл так далеко!

Несколько секунд Гарет смотрел на него, чувствуя столько всего сразу, что у него просто слов не было для своих эмоций и своего отношения к происходящему. А они-то с Марчелло какие коварные планы подозревали, какие схемы строили!.. Засмеялся, качая головой, увидел, что у брата нет вина, встал, принёс от камина ещё две бутылки, ему и себе. Открыл.

– А с руссами ты почему расстался?

Гэбриэл рассказал ему про Аякса.

– Жаль, мне это убоище не попалось. Значит, говоришь, этот Лодовико тебя спас? Ну, спасибо ему на этом. – Гарет чокнулся с братом бутылкой:

– За нас! – Выпил, не удержался, и обеими руками взлохматил брату короткие волосы:

– Ох, и дадим мы им жару, Младший! Тебя нужно срочно женить, я тебе и невесту… нет, погоди! Наш брак – это дело государственное, к любви отношения не имеет в принципе. Люби свою Алису, ради Бога, но если мы породнимся с Эльдебринками, это очень нам поможет в сложившейся ситуации. Мы в жопе, Младший, или настолько близко к ней, что вонь чувствуется уже довольно явственно. Нам нужны союзники, и Анвалонцы, как наша дальняя родня и могущественный северный клан, нам очень кстати. В Европе орда крестоносцев спит и видит, как режет эльфов, трахает дриад и грабит Лисс и Гранствилл – всё это, разумеется, под пение псалмов и с благословения Папы; о том же самом мечтают Далвеганцы, мерзкая жирная жаба герцог и его пакостный братец, граф Кенка, который корчит из себя такого святошу, что ему даже родство с извращенцем не в падлу. Междуреченцы вопят, что платят нам слишком большие налоги, в то время, как эльфы не платят ничего, и накручивают своим смердам хвосты истерикой по поводу полукровок и каких-то мифических планов эльфов возродить Дуэ Альвалар – я тебе потом расскажу об этом подробно. Схизматики на Севере, по слухам, собираются отделиться от нас и основать собственное королевство, или, как они говорят, княжество, но это ещё требует проверки. Королева сидит на своём троне, как крыса на сырной голове, и готова лизать любую жопу, которая поможет ей сидеть прочнее. То, что я полукровка, здорово мне мешает. Ты мне так нужен, Младший, Господи, как ты мне нужен!

– Но я тоже полукровка. – Гэбриэл старался понять брата изо всех сил, и в целом ему это удалось. – Да ещё вот такой… Ты же сам говорил: малейший слух…

– А здесь мы с Драйвером крепко держим друг друга за яйца. Если он проболтается, ему конец, и он это знает. Нам этот позор, конечно, совершенно не нужен, но он нас не свалит, только нагадит. А вот он… и его гости – о, они совсем в другом положении, куда как худшем. Я готов к террору, потому, что у нас нет выбора. Всё это зашло слишком далеко, и мирным путём это не разрулить. Я не знаю, что по этому поводу думают эльфы, и что на самом деле задумали схизматики; но и без этого всё плохо, Младший, всё плохо! На кону не просто наши шкуры, на кону весь этот, мать его, Остров и всё, что тут живёт и дышит. ПО легенде о Хлориди Остров он подарил своему сыну и его потомкам, и в этом что-то есть. В истории Нордланда был период, когда Хлоринги лишились трона, и за этот период всё чуть не скатилось в пропасть, не лучше, чем теперь. Я долго корчил из себя повесу, которому плевать на всё, кроме баб и оружия, делал вид, что проблемы герцогства и Острова мне до фени. Но я работал, как вол. Я изучил право всех европейских государств, составил проекты новых законов, наметил несколько реформ. Нам нужны союзники, нужна поддержка, нужна информация! Золото, слава Богу, у нас есть, а у тебя – и вовсе до хрена. Ты даже богаче нас с отцом, потому, что доходы с твоих земель мы не тратили, они все твои теперь, в целости и сохранности – все доходы за двадцать лет, Младший! Это огромные деньги.

– Так берите их! – Обрадовался Гэбриэл. – Мне-то они зачем?!

– Спасибо за предложение, – засмеялся Гарет, – и врать не стану, я на тебя сильно рассчитываю. Но ты не торопись швыряться золотом направо и налево, сначала узнай, как оно зарабатывается. Если ты полагаешь, что всё здесь для нас и ради нас, а мы можем сидеть на жопе, есть орешки и попёрдывать, то забудь об этом. С завтрашнего дня начнёшь учиться, и учиться прямо на ходу, без права на ошибку, потому, что времени у нас нет.

– А если я не смогу?

– Значит, мы проиграем. И так крупно, что лучше сразу сдохнуть, чем очутиться лицом к лицу с последствиями. Но я в тебе не сомневаюсь. Ты смог управлять этими погаными Садами, сможешь управлять и графством. Я не верю, когда мне рассказывают, как какой-то неудачник переехал, и всё у него срослось, и наоборот – тоже не верю. Всё, что помогает нам добиться успеха или мешает этому – здесь. – Он постучал себя указательным пальцем по голове. – А перемена места ничего не меняет. Ты сможешь, я уверен.

– А что… Отец? – Со страхом спросил Гэбриэл.

– Я сказал ему, что кажется, ты нашёлся, но это не точно. Тиберий, его сенешаль и друг, обещал, что не позволит никому из слуг проболтаться. Завтра всё станет ясно. Он ждёт… За ночь он подготовится, и вынесет завтра встречу с тобой, я уверен.

– А что с мамой? – Вспомнил Гэбриэл.

– Ты забыл? Она пропала вместе с тобой. Она мертва, мы точно знаем. У неё, как у всех Ол Таэр, была птица души. Птица души жива, пока жив её хозяин; дербник мамы умер через неделю после вашего исчезновения. Отец говорит, он умер с таким страшным криком, что у него волосы зашевелились на голове. Поэтому отец уверен, что умерла мама в муках.

– Погоди. – Гэбриэл вдруг сильно побледнел. – А мы с тобой… Похожи на маму?

– Отец говорит, что очень. – Тоже побледнел Гарет. – Что…

– Я… кажется… – Гэбриэл отошёл от стола, покачнулся, схватился за стену. – Я, кажется… Знаю…

– Что?! – Схватил его за плечо Гарет, тряхнул. – Чёрт, да говори же!!!

– У Хэ в его покоях висит картина. – Сказал Гэбриэл, губы его дрогнули и искривились. – На которой наша мама. Она там… умирает.

– Как? – Шепотом спросил Гарет. Гэбриэл покачал головой:

– Не могу… Сказать. – И внезапно побелев ещё больше, рухнул без чувств. Гарет бросился к нему, поднял – не без труда, не смотря на всю свою силу, и, крича Марчелло, уложил на постель. Марчелло примчался тут же, пустил Гэбриэлу кровь, и, мельком взглянув на его лицо, перекрестился, указал Гарету:

– Смотрите, патрон!..

Глянув, Гарет стиснул зубы, с трудом подавив короткий стон: в волосах брата, словно по волшебству, появились белые пряди.

Через полчаса, когда Марчелло заверил его, что Гэбриэл вне опасности, и что ему надо отдохнуть, Гарет вышел от него, спустился к себе и долго сидел за столом, размышляя. Подумать было, о чём; но, решив для себя, что следует разобраться сначала с главным, Гарет думал об Алисе. С одной стороны, она была ну, совершенно лишней; мало того, что сам Гэбриэл… как бы это сказать… Придётся здорово постараться, чтобы объяснить его отсутствие, его появление и его прискорбное невежество, (хотя кое-какие мысли у него уже есть); так ещё и с невестой, такой же… Или не такой? Гэбриэл утверждал, что она хорошо воспитана, но ему ли судить?.. А с другой стороны, как можно поступить так жестоко с братом, столько выстрадавшим ради этой девушки, и с нею самой, такой, какая она есть? И Гарет колебался, не зная, как быть. Рассудок подсказывал: отправить её тайком, с Марчелло, в монастырь в Ригстауне, а потом переправить к эльфам. И она в безопасности, и брат тоже. И проблемы нет. Он её обеспечит, купит ей дом в Лиссе, а лучше где-нибудь подальше, в Эльфгарде или Креоле… Это будет вполне милосердно. Гарет вставал, ходил по комнате, снова садился, тёр руками виски, пока не понял, что на самом деле гадает, как сделать так, чтобы брат и Алиса всё-таки были вместе. Он был, как ни крути, совсем не плохим молодым человеком, и с Гэбриэлом в этом смысле у них было много общего. Решив что-то для себя, он велел накрыть стол для двоих, позаботившись о том, чтобы в блюдах не было мяса, и приказал Марчелло привести Алису так, чтобы её никто не видел. Через несколько минут она вошла в его покои.