Глава 4

Начало лета в Москве выдалось жарким. По раскаленному асфальту носился тополиный пух. Прохожие, разомлевшие от зноя, раскупали мороженое, холодную воду и пиво.

Леночка торопилась. Обеденный перерыв у нее был коротким, а ей еще надо забежать в супермаркет за продуктами и успеть перекусить. Таскать с собой на работу термос и бутерброды она ленилась, – обедала в маленьком кафетерии за углом. Заказывала почти всегда одно и то же: горячие сосиски с гарниром или пельмени. Выбирать было особенно не из чего. Сегодня, правда, небогатое меню предлагало блинчики со сметаной.

– Блинчики! – выпалила Леночка, запыхавшись от беготни по супермаркету. – Две порции. И сосиски.

– С капустой или картофельным пюре? – спросила официантка.

Она была новенькая и не успела еще познакомиться с постоянными посетителями. Две другие девушки, обслуживающие кафе «Красный мак», прекрасно знали вкусы Лены и лишних вопросов не задавали.

– С пюре, – сердито ответила Слуцкая, как будто официантка обязана угадывать ее желания.

Девушка уловила недовольство посетительницы и обиделась. Что она такого спросила?

– Вчера вы с капустой просили… – пробормотала официантка, записывая заказ.

«Записывает! – фыркнула про себя Леночка. – Как будто можно перепутать три с половиной блюда! И вообще, о какой капусте идет речь? Я с детства эту гадость в рот не беру!»

Девушка принесла сосиски, блинчики и чай. Лена жевала без аппетита, мучительно припоминая, кто ее вчера обслуживал, – Таня или Марина? Ну уж точно не эта заносчивая девица, у которой на красном передничке красовалось вышитое «Зина».

– Противное имя, – буркнула себе под нос Слуцкая, принимаясь за блинчики. – И еда невкусная.

Все сегодня пошло не так. Кощей вызвал ее на ковер и отчитал, как только мог. Наверное, ожидал, что она не выдержит и напишет заявление об уходе. Нет уж, дудки! Ему не удастся так просто выкурить ее с насиженного места. Возомнил себя… папой римским! Командует! Пусть жене своей указывает, как себя вести!

Мысль о том, что ей, возможно, придется менять работу, была невыносима. Леночка от возмущения сделала слишком большой глоток чая и закашлялась. Сосиски показались ей холодными, блинчики пресными, а сметана кислой.

– Отрава какая-то… – чуть не плача, пожаловалась она неизвестно кому, с трудом сдерживая слезы. – И чай как кипяток!

Неосторожно отхлебнув слишком много, Леночка обожглась и была близка к истерике. «Так. Надо успокоиться, – твердила она про себя. – Нельзя раскисать. Ни в коем случае не показывать слабости! Люди только этого и ждут…»

Ее мысли вернулись к Кощею. Чего он на нее набросился?

«Вы, наверное, перепутали государственное учреждение со стриптиз-баром», – буравя ее колючим взглядом, ехидно заявил директор.

У Леночки пересохло в горле. Да как он смеет?

«Что вы имеете в виду?» – стараясь унять дрожь в голосе, спросила она.

«Ваши нелепые наряды! – Кощей аж привстал из-за стола, так она его бесила. – Что вы себе позволяете? Вы бы еще полностью оголились! Явились бы на работу в чем мать родила!»

Слуцкая невольно глянула на свой костюм классического покроя. В одежде, как, впрочем, и во всем остальном, она была до скуки консервативна.

«Не делайте из меня идиота! – заорал Кощей. – Нечего притворяться, будто вы не понимаете, о чем я говорю!»

Она действительно не понимала.

«Я молчал, глядя на ваши опоздания, – продолжал директор, пылая праведным гневом. – Молчал, когда вы после обеденного перерыва являлись на полчаса позже. Но и моему терпению пришел конец. Я у себя в институте не позволю устраивать… бордель! Нанимайтесь секретаршей к этим… новоявленным буржуа и сверкайте там своими телесами, сколько вам будет угодно. Они только обрадуются. Но я – руководитель старой закалки, и мне здесь нужны серьезные, ответственные работники, а не… развратные девицы, уличные потаскушки! Извольте вести себя подобающим образом, иначе…»

Продолжение сего обличительного монолога Слуцкая слушала, как в тумане. «Что вы несете, Артур Леонидович? – чуть не сорвалось с ее языка. – Какой стриптиз-бар, какой бордель, какие потаскушки? У вас окончательно крыша поехала или…»

«Вы меня знаете не первый год, – вклинилась она в образовавшуюся паузу. – И, кажется, я не давала вам повода…»

«До сих пор не давали, – перебил ее Кощей. Его худое лицо, изрезанное морщинами, покраснело от негодования. – Именно поэтому я не выгоняю вас вон тотчас же, а даю возможность одуматься, правильно оценить свое… поведение и больше не повторять подобного… сраму».

Ему, видимо, хотелось употребить словцо покрепче, но он сдержался. Не хватало еще директору ругаться, как последнему грузчику. А хотелось. Ох, как хотелось!

«Послушайте…»

«И не подумаю! – отрезал Кощей. – Я не желаю вас слушать. Не же-ла-ю! Вы поняли? Свободны!»

Он недвусмысленно кивнул на дверь, и Елена Никодимовна ясно осознала, что если она сейчас же не покинет его кабинет, то Кощей не поленится и самолично вытолкает ее вон. Этого дожидаться не следовало. Она, как ошпаренная, выскочила за дверь и понеслась по коридору. Ворвавшись в туалет, она принялась умываться холодной водой. Успокоение не наступало. Разве что совсем чуть-чуть. По крайней мере, уже можно было возвращаться к себе.

Добравшись до двери с табличкой «Старший экономист Гришина М.Д.», Леночка вошла и без сил рухнула за свой стол.

«Нет, ну ты вообрази, какая свинья этот Кощей! – пожаловалась она, вытирая вновь выступившие слезы. – Уже не знает, что выдумать, лишь бы выжить меня отсюда!»

«Ругался?» – сочувственно спросила Гришина, не поднимая головы от бумаг.

«Не то слово. Обзывал меня потаскушкой и…»

Леночка уронила лицо на руки и залилась слезами.

«Потаскушко-о-ой? – удивленно подняла глаза Марина Денисовна. Для ее рыбьего темперамента это была не абы какая реакция. – Ну…»

В слово «ну» Гришина вложила всю силу своих эмоций. Больше их не хватило ни на что, кроме вялых кивков.

«И главное, что заявил? – продолжала Леночка. – Будто бы я устраиваю на работе стриптиз и этот… бордель!»

Гришина повела плечами и выдавила еще одно «Ну…», значительно слабее первого.

«Сумасшедший дом какой-то! – вздохнула Слуцкая, достала пудреницу и начала приводить себя в порядок. – Кощей совсем рехнулся!»

Не век же горевать! Она поправила неброский макияж, удовлетворенно взглянула на себя и сказала: «Я порядочная женщина. Скромная на работе и в быту. – И прыснула со смеху над своими же словами. – А Кощей – просто болван! У него склероз и разжижение мозгов!»

Утешая себя такими мыслями, Елена Никодимовна кое-как доработала до обеда и засобиралась.

«Ты пойдешь в кафе?» – спросила она у Гришиной, заранее зная ответ.

Та отрицательно покачала головой. Она обходилась чаем, пирожками и супами мгновенного приготовления.

«Представляешь? – никак не могла успокоиться Леночка. – Кощей считает, что я слишком экстравагантно одеваюсь».

Она возмущенно хмыкнула и выпорхнула за дверь.

Теперь, сидя в кафетерии и обжигаясь чаем, Слуцкая вновь переживала возмутительный разговор с директором. Интересно, почему Гришина промолчала? Она тоже принимает классический пиджак и юбку до колен за облачение стриптизерши в ночном клубе?..

Придя вечером домой, она уселась на диван и задумалась. Что происходит?

Пощелкала пультом телевизора…

Смотреть, разумеется, было нечего. Мыльные сериалы ее раздражали, ток-шоу тем более, а мало-мальски приличные фильмы начинаются после вечерних новостей.

Она отправилась на кухню. Аппетит напрочь отсутствовал. В темноте чердачное окошко в доме напротив было не разглядеть. Леночка все же достала из шкафчика бинокль. Нет, бесполезно!

«Надо будет завтра встать пораньше», – решила она, сразу забыв свои неприятности.

Ее охватил азарт предстоящей охоты за неизвестным. Она с трудом поборола желание немедленно пойти в соседний дом, подняться на верхний этаж, залезть на чердак… Останавливало понимание: во-первых, чердак наверняка закрыт, а во-вторых… ну что она там ожидает увидеть? Пыль, хлам?

И все же Леночка не усидела, сбегала со своего четвертого этажа на пятый и проверила, закрыт ли их чердак. Оказалось, что закрыт. Огромный навесной замок охладил ее пыл. Спустившись к двери своей квартиры, она услышала, как надрывается в прихожей телефон, и вспомнила! Боже, ведь у нее назначено свидание! На семь часов… Кошмар.

Как назло, замок заело, и когда госпожа Слуцкая попала в собственную квартиру, телефон уже отчаялся и затих. Звонил, конечно, Казаков. Ему надоело торчать одному на улице и ждать. Леночка поспешно набрала номер его мобильного.

– Вадик, – виновато оправдывалась она. – Извини. Я… у меня неприятности на работе. Жутко расстроилась, и…

– Ладно, я понял, – ответил Казаков, делая вид, что он не рассержен.

– Встретимся в воскресенье, – обрадовалась Леночка. – Хорошо?

Вадим со вздохом согласился. Разве у него был выбор?

Казаков уже полгода ухаживал за Леной с самыми серьезными намерениями. Он работал завучем в математической школе. Познакомились на вечере выпускников. Оказывается, они когда-то оба учились в этой самой школе. Лена ездила туда с Семеновской, а Вадим – с Бауманской.

«Софья Ковалевская из меня не получилась», – шутила Леночка.

«А из меня Лобачевский! – смеялся Казаков. – Бедная мама! Она так мечтала о знаменитом сыне!»

Вадиму исполнилось тридцать шесть, он был старше Слуцкой на два года. Умный, образованный, порядочный человек без вредных привычек, довольно приятной наружности. Звезд с неба не хватал, но профессию свою любил и отдавался ей преданно и даже с долей самопожертвования.

Лена согласилась встречаться с ним от скуки, потом втянулась и привыкла. Надо же с кем-то проводить свободное время. Правда, насчет замужества она Казакова не обнадеживала. Но он был терпелив и нетребователен…

Глава 5

Павел Широков проживал один в трехкомнатной квартире на втором этаже старого московского дома.

Всю свою жизнь, сколько он себя помнил, Паша мечтал о комфортабельной квартире в центре Москвы. Наконец, он смог себе это позволить. Как и многое другое.

Год назад господин Широков задумался о загородном доме, но не купил и строить не стал. Не потому, что денег пожалел. Расхотелось. Жил он один, сутками пропадал на работе. Зачем ему двухэтажные хоромы? Пыль собирать? В нищем, полуголодном детстве взлелеял он смелые желания, на осуществление которых не жалел ни сил, ни средств. Акогда достиг всего… пришла тоска.

Большие возможности, открывшиеся перед ним, охладили пыл жадной до материальных благ юности. Раз теперь он все может, зачем суетиться? Разве ему тесно в трех комнатах? Или не хватает двух машин – личной и служебной? Двадцать костюмов из самых дорогих бутиков одновременно не наденешь, и даже черной икрой можно наесться до отвала. Так, что отвернет надолго. К заморским красотам Широков был равнодушен, – отдыхать предпочитал на Волге, в Карелии или на Иссык-Куле. Не стеснялся сердечной склонности к русской природе, к необъятным азиатским просторам.

Дела у него шли на удивление гладко, деньги так и текли. За что ни возьмется – удача сама спешит навстречу с распростертыми объятиями. Сначала одолевал страх – а ну как отвернется капризная Фортуна? Везение – штука шаткая. Сегодня ты на гребне волны, а завтра Бог весть. Можешь на самом дне оказаться.

Постепенно судьба убедила Широкова в своей неизменной благосклонности, и он совсем успокоился. Вместе со спокойствием пришел настоящий успех. К коему прежние достижения показались прелюдией. Тут все в друзья набиваться стали, женщины заметили. Молодой, пригожий, обеспеченный и… неженатый. Завидная партия для любой москвички.

Как ни странно, привычка кутить по-купечески, с размахом – к Широкову не пристала. Ему не нравились шумные гульбища, сауны с девочками, казино и прочие забавы разбогатевших русских. Общественные мероприятия, презентации, банкеты и фуршеты он посещал скорее по служебной надобности, нежели по собственному желанию.

Партнеры по бизнесу с ног сбились, наперебой представляя ему своих разодетых, изнеженных дочек. Широков на них едва смотрел. Светская вежливость, равнодушная любезность – вот и все, чего удостаивались московские красавицы. Поползли слухи, что Паша – «голубой», но быстро сошли на нет. Ничто не подтверждало такого предположения. Слухи то разгорались, то затухали, в зависимости от степени интереса, возбуждаемого таинственной личностью Широкова. Туманный налет тайны делал его не просто привлекательным, – завораживал. Особенно прекрасных дам.

Сначала Паша развлекался этим, но вскоре надоело. Во всяком случае, острота ощущений сильно притупилась.

Итак, после бурно проведенного дня господин Широков возвращался в свою квартиру, принимал душ и ложился спать. Причем засыпал он быстрее, чем голова опускалась на подушку. Снов не было. Утром Павлу казалось, будто он только что закрыл глаза. Завтракать он ехал в офис, где и проводил весь свой очередной день, до позднего вечера.

Тяга к алкоголю и наркотикам у него не развилась, и он даже не курил. То есть подымить сигареткой в свое удовольствие мог, конечно, но исключительно забавы ради.

Раз в неделю приходящая домработница делала уборку, закупала продукты по списку, относила белье в прачечную. Только месяц назад он удосужился поставить себе бронированную дверь.

«Чего у меня грабить-то? – шутил с начальником охраны. – Антиквариат, драгоценности дома не держу. А остальное, если и своруют, – невелика беда».

Долгое время у него не было стоящей личной охраны, – так, мелочовка: вооруженный водитель, который провожал его в темное время суток до квартиры, и секретарь-референт, по совместительству телохранитель. Кстати, именно манере держать вместо длинноногих смазливых девчонок секретарей-мужчин он был обязан слухами о нетрадиционной сексуальной ориентации. Но Широкову было все равно. Скандальная репутация только играла ему на руку. Он не собирался никого ни в чем разубеждать. Пусть себе думают, что хотят.

Близких друзей у него не водилось. Приятели были, знакомые, партнеры, сотрудники, но такого человека, кого он считал бы другом, пока не появилось. Наверное, Широков сильно завышал требования. Он этого не отрицал. Да, завышал. Кому не нравится – его проблемы. Вольному воля. Так его Зубр учил, старый матерый волк, которого не проведешь.

Уроки криминального авторитета Зуброва намертво запечатлелись в сознании Паши. И он еще ни разу об этом не пожалел. Зубровская школа помогала ему правильно строить отношения и с теми, кто наверху, и с теми, кто пониже. До сих пор удачно запущенный и обильно смазанный механизм компании «Сибирь-нефть» работал, как часы.

Жалко, что Зубр умер. Изношенный в тюрьмах и лагерях организм сдал, и ничего не помогло – ни деньги, ни преданная любовь братвы, ни молитвы. Сколько «зеленых» Паша сам возил в Новодевичий, в Троице-Сергиеву лавру, сколько молебнов заказывал, сколько свечей ставил – не каких-нибудь, самых дорогих, – все без толку. Видно, многогрешен был Зубр, раз не спасли его молитвы святых отцов. А кто на этой земле не грешен?

После смерти Зубра его «империя» развалилась. Куски хватали, кто какой мог проглотить и не подавиться. Широкову достался не большой, но и не самый маленький шмат зубровского пирога. Как раз ему по силе. С этого он начал свое собственное дело, переродившееся в сырьевую компанию «Сибирь-нефть».

Не обошлось и без политики. Всего довелось отведать Широкову, и горького, и соленого, и сладкого, во всем побарахтаться, всего нахлебаться вдоволь. Выплыл, выжил, выдюжил. И прочно встал на ноги.

У него редко выдавались минуты отдыха, такие, как сейчас. Он любил сидеть в полумраке гостиной, развалившись в кресле-качалке, и думать. Обо всем. Или ни о чем. Просто смотреть, как за окном сгущаются краски ночи. Он даже телефоны отключал, чтобы не нарушали тишину и гармонию погруженного в дремоту мира. Но сегодня придется изменить заведенный порядок. В отлично налаженном механизме его бизнеса происходили сбой за сбоем. Непонятные финансовые накладки, неразбериха с партнерами, а теперь еще и нападения на заправочные станции. Последнее особенно настораживало.

Широков вздохнул и включил мобильник. Сразу раздался сигнал. Звонил старший менеджер Глобов. На самом деле он исполнял любые поручения шефа, касающиеся текущих дел. Глобов был огромен и силен, как дикий вепрь, готовый разорвать любого, кто помехой стоит на пути. Гибкости ума ему существенно не хватало, но эту часть работы Широков брал на себя.

– Павел Иваныч, еле дозвонился до вас, – взволнованно сказал менеджер. – Еще одну заправку обстреляли.

– Люди целы?

– Ага. Но мини-маркет весь разгромили. Пугают.

– Черт! Я по своим каналам наводил справки, чьих рук дело. Все открещиваются.

– Ничего не понимаю… – растерянно отозвался Глобов. – Может, это Варден лютует?

– Да нет. Мы с ним полюбовно договорились. Он доволен остался. Я тоже. С Варденом нам делить нечего.

– Странно это. Не по понятиям.