Глава 10

– Не стоит портить представление делами, – встрял Виктор, и я сообразила, что каждое наше слово слышно в соседних ложах, а завтра будет известно всему городу. Что будут судачить про «крестьянскую шапку» – не мои проблемы, а вот о том, что посторонние шастают в моем поместье по ночам, кому попало знать не обязательно.

– Да, прошу прощения, – согласился Стрельцов.

То есть как это «прошу прощения»? А мне до утра умирать от любопытства, гадая, кого они там изловили?

– Я устала и хочу домой! – произнесла я тоном капризной девочки.

– Не правда ли, красоту этой пьесы способен оценить не каждый? – обратилась к своему спутнику Оленька из соседней ложи. Что он ответил, я не стала слушать, потому что Стрельцов заговорщицки улыбнулся Виктору.

– В самом деле, здесь становится душно, даже у меня, здорового мужчины, затылок ломит, а княгиня так недавно тяжело болела.

Вообще-то я давно была здорова как конь, точнее, кобыла, но говорить это вслух явно не стоило.

– Действительно, душно, – согласился Виктор. – Пожалуй, мы и правда поедем домой.

– Я тоже. Пойду попрошу придверника поймать для меня извозчика.

– Кирилл Аркадьевич, если вы оставляете выезд своим родственникам, можете воспользоваться нашей каретой, – улыбнулся Виктор.

– Если я вас не стесню…

– Нисколько. Настенька…

– Мы с мужем будем очень рады вашему обществу, – прощебетала я.

По дороге к выходу Виктору и Стрельцову пришлось то и дело останавливаться, кланяясь знакомым. Почему-то дам в коридоре я почти не увидела, только несколько пар, как и мы, покидали спектакль. Видимо, женщинам было неприлично выходить из ложи во время антракта, не просто же так Виктор сам собирался сходить в буфет за мороженым для меня.

Мы подождали немного в холле, пока придверник кликнет наших слуг с верхней одеждой. Наконец мы втроем устроились в карете. Виктор рядом со мной, исправник – напротив, спиной по ходу движения.

– Кого же вы изловили? – поинтересовался Виктор, когда карета тронулась.

– Обещайте, что не будете с ним стреляться, – вместо ответа попросил урядник.

– Зайков, – прошипел муж.

– Как Зайков? – оторопела я.

Я была уверена, что «домовой» – доктор. Зайков, высокий и широкоплечий, не укладывался у меня в образ ночного вора.

Хотя ведь я могла уже и сама себя запутать: видела человека один раз, несколько недель, а то и месяц назад, в полутьме.

– Зайков, – подтвердил исправник.

– И утверждает, что приехал потому, что моя жена назначила ему свидание.

Я проглотила ругательство.

– Именно, – кивнул Стрельцов. – Заявление это – очевидная глупость, но…

– Представляю, что начнется, когда он предстанет перед судом. Нет, раньше, когда вернется домой и станет жаловаться направо и налево.

– В смысле, вернется домой? – снова не поняла я. – Разве он не будет сидеть до суда?

Стрельцов пояснил:

– Ничего не украдено, жертв нет, объяснение вполне правдоподобное.

– Но я не…

– Вы это знаете, я вам верю, и Виктор Александрович, надеюсь, тоже. Но, само собой разумеется, вы стали бы все отрицать, даже если бы действительно назначили ему свидание и решили на него не являться. Крестьянину проникновение в дом, конечно, с рук бы не сошло. Но Зайков – дворянин. Завтра придется выпустить его под домашний арест. До суда.

Гуманисты бы сказали, что это замечательно. Но я никогда не отличалась особой гуманностью по отношению к типам, которые не умеют держать хватательные и совательные конечности при себе.

Виктор мрачно хмыкнул.

– А наш судья сам в отношениях с замужней дамой, и, конечно, он будет на стороне «несчастного влюбленного». Я даже не уверен, что это дело стоит доводить до суда. Анастасию смешают с…

– Меня в любом случае смешают с известной субстанцией, – не выдержала я. – Как это уже было.

Я обернулась к Виктору.

– Ты знаешь правду, остальное неважно.

Муж сжал мою ладонь.

– Знаю. Но кумушек это не остановит. Молодая и красивая женщина – идеальный объект для сплетен.

Стрельцов вздохнул.

– Дамы любят его… И история о несчастном влюбленном и коварной соблазнительнице, которая дала ему надежду… Простите, Анастасия Павловна.

– Я не давала ему никаких надежд! – взвилась я. – Это ему явно приспичило нарисовать звездочку на фюзеляже!

– Прошу прощения?

– Я не давала ему никаких надежд, – повторила я. – История о якобы назначенном свидании – очевидная ложь, он прекрасно знал, что я в городе. И вы знаете, что это ложь.

– Но доказать это мы не можем.

– Можем, и легко.

– Настя, помолчи, – резко оборвал меня муж. – С этим надо решить раз и навсегда, и не болтовней.

«Только посмей!» – хотелось крикнуть мне, но очевидно было, что не подействует. Хуже того, Виктор может решить, что я пытаюсь выставить его трусом перед исправником, и начнет доказывать, что это не так.

Пропади оно пропадом, это хрупкое мужское самолюбие!

– Виктор Александрович, напоминаю, что я представитель власти, и я не могу одобрить дуэль, какой бы обоснованной ни была причина. Больше того, я должен всячески воспрепятствовать такой возможности.

– Кто-то говорит о дуэли? – с деланым удивлением сказал муж.

– Я говорю. И вы ушли от ответа на мою просьбу не вызывать Зайкова. Поэтому я вынужден превратить просьбу в требование. Дайте мне слово, что не пошлете ему вызов. Иначе мне придется потребовать домашнего ареста и для вас.

– Вы не посмеете!

– Посмею. Как ни унизителен домашний арест, это все же лучше, чем петля, которая полагается за поединок по закону.

Нет, ну что у мужчин за манера по любому поводу проделывать друг в друге дырки?

– А разве покушение на убийство не является поводом для ареста? – спросила я.

– Ареста и казни, что я безуспешно пытаюсь втолковать вашему супругу. Может, хоть вы сможете уговорить его быть благоразумным.

– Строгость законов в Рутении компенсируется необязательностью их исполнения, – фыркнул Виктор.

– Не когда я исправник.

– Но не судья, – не унимался муж.

– Я говорю не о возможной дуэли, – вмешалась я. – Я говорю о попытке убийства князя Северского.

– Убийства? – подобрался Стрельцов, и одновременно муж воскликнул:

– Настя!

– Эта попытка еще и доказательство, что Зайков прекрасно знал о моем пребывании в городе, – продолжала я. – И что ни на какое свидание я его не звала. Есть свидетели…

– Замолчи немедленно!

– И не подумаю! – возмутилась я. – Я не собираюсь становиться молодой богатой вдовой только потому, что у моего мужа гордыня в заднице играет!

Кажется, это было грубо, потому что Стрельцов уставился на меня с изумлением. Но мне было все равно.

– Если уж ты так бережешь мою репутацию, подумай о том, что с ней станет, если тебя застрелят! В бедную Наталью Николаевну только ленивый не бросил камень, как будто мало ей было горя!

– Кто такая Наталья Николаевна? – полюбопытствовал Стрельцов.

– Знакомая моих знакомых. – И правда, есть ли среди моих знакомых те, кто никогда не слышал о Наталье Николаевне? – Осталась вдовой с четырьмя детьми, и все, кто знал ее мужа, обвинили…

– Анастасия, хватит. – В голосе мужа прозвучало столько холода, что я едва не поежилась, хотя в карете было тепло. – Кирилл Александрович, прошу прощения, что вы стали свидетелем семейной сцены. Моя жена слишком остро воспринимает все после болезни.

– Еще скажи, что я вру! – молчать я не собиралась.

– Я не желаю больше говорить на эту тему.

– А я не желаю рыдать на твоих похоронах! – Я повернулась к Стрельцову. – Вчера вечером…

– Настя, еще одно слово, и я очень, очень рассержусь.

Стрельцов стукнул в стенку кареты.

– Останови, я сойду! – Он улыбнулся, словно мы все еще были в театре и болтали о пустяках. – Князь, княгиня, спасибо за приятную и познавательную беседу.

– Зачем ты влезла в мужской разговор?! – взорвался Виктор, когда за исправником закрылась дверь и карета снова покатилась по дороге.

– Затем, что он касался меня! – тоже не стала сдерживаться я.

– Чем он тебя касался? Тебе подставляться под пули?! И не лезь не в свое дело!

– Не подставляйся! – перебила я его. – Об этом я тебе и талдычу!

– Во-первых, вызов уже послан. Во-вторых, иначе тебя назовут блудницей, а меня рогоносцем.

– Как будто меня и так ею не назовут! Ты говоришь «не касается». Но это меня будут поливать во всех гостиных, как бы ни обернулась ситуация! Это мне придется разбираться, если тебя ранят или, того хуже, убьют!

– Что ты заладила, будто кликуша: «Убьют!» Хватит каркать!

– Теория вероятности не показывает связи между высказыванием прогноза и его исполнением! – Я поспешно поправилась: – Пуле наплевать, говорят о ней или нет!

Но мужу уже были неинтересны любые теории.

– Если боишься потерять содержание, я напишу новое завещание перед поединком.

От возмущения я потеряла дар речи. Все, что смогла, – перескочить на переднее сиденье, подальше от этого… этого… и каким-то образом не залепить ему пощечину. Которую он заслужил, между прочим, хотя я всегда считала рукоприкладство ниже своего достоинства.

– Напишешь завещание, значит…

– Да, и ты получишь куда больше обычной вдовьей доли.

– На гербовой бумаге…

– Конечно, – сухо подтвердил муж.

– Отлично, она пожестче будет. – Мое терпение лопнуло. – Знаешь что? Если у тебя не хватает ума понять, что я боюсь потерять не деньги, а тебя, то возьми свое завещание, скомкай, засунь себе поглубже и проверни! Хотя вряд ли это прибавит тебе мозгов!

– Настя, успокойся немедленно, или ты завтра же вернешься в деревню!

– Напугал ежа голой… ягодичной мышцей! – Я уже не могла спокойно сидеть, подскочила, больно стукнулась макушкой о верх кареты, но это только сильнее меня разозлило. – Я сейчас же отправлюсь домой, только…

Карету тряхнуло на камне, и я, потеряв равновесие, полетела прямо на мужа. Не знаю, каким чудом в последний миг сумела опереться не на него, а на стенку над его плечом. Виктор подхватил меня за талию под распахнувшимся тулупом, но вместо того, чтобы оттолкнуть, потянул на себя, и я, сама не поняв как, очутилась верхом на его коленях. Юбка, натянувшись, затрещала, я ойкнула, попыталась отшатнуться, но муж не выпустил.

– Никуда ты не поедешь. – В его голосе промелькнули хриплые нотки, отозвались мурашками по коже.

Нет, это оттого, что тулуп распахнулся. Хотя тогда бы стало холодно, а меня обдало жаром от его взгляда.

– Почему это? – Мой голос тоже сел.

– Потому что я тебя никуда не отпущу, – выдохнул муж в мои губы.

Притянул меня за затылок уже знакомым жестом, и я подалась навстречу. Злость все еще бурлила внутри, и поцелуй вышел жестким, напористым, жадным, и снова никто из нас не хотел ни сдаваться, ни разжимать объятия. Тулуп слетел на сиденье напротив, но жар ладоней мужа, скользивших у меня по спине, не давал замерзнуть.

– Не сейчас… – выдохнула я, когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. – Ребро…

– В бездну ребро, – хрипло отозвался он, целуя мою шею.

Карета остановилась.

– Приехали, ваши сиятельства, – окликнул Герасим.