В небе, прямо над головами собравшихся, расползся в стороны портал, из которого вывалилась призрачная уродина, похожая на огромную птицу с человеческой головой. Только у головы были острые уши и торчащая в разные стороны копна белесых волос.

Декан Рейван не успел даже понять, что произошло, как его подхватил и отшвырнул в сторону неожиданный вихрь. Лететь оказалось недалеко – до ближайшего валуна. Хрустнули ребра, затылок обожгла резкая боль, в глазах потемнело. Он силился встать, но не мог и лишь бестолково хрипел, ворочаясь в измятой траве. Рядом задыхался Удмертий, судорожно вцепившись руками себе в горло.

Герда осталась валяться в центре поляны. Ядовито-зеленое пламя полыхало вокруг девицы, отражаясь в её глазах, полных слёз. Она могла разве что с трудом держать голову, бессильно наблюдая, как сверху на неё спускается смерть.

А затем дрогнула земля. Раз, другой. Закачались деревья, из ветвей ближайшей сосны снова раздался вопль магистра Левии. Закричали и остроухие, разбегаясь в стороны от внезапно взлетевших в воздух комков грязи и дерна. Самый упорный из эльфов выхватил кинжал и махнул острием почти перед носом ошарашенного Альбрехта, но лезвие вдруг остановилось в воздухе.

Между боевиком, держащим товарища на плече, и остроухим из земли поднимался призрак женщины в когда-то дорогом, а теперь висевшем рваными лохмотьями платье. У дамы была сожжена до кости половина лица, но её это совершенно не волновало.

– Убрал свою остроухую харю от мальчиков! – рявкнула она удивительно звонким голосом.

Следом за ней прямо из травы вставали новые и новые призраки. Мужчины и женщины, дети и взрослые. Орки, люди, дриады, бородатые дворфы, полурослики, тоненькие ундины, жительницы морских глубин… Плотным кольцом они обступали барахтающихся в траве адептов, не подпуская к ним врагов.

Магистр Рейван протер глаза. Осенил себя знаком Всеблагого Левия, а когда и это не помогло – прочитал короткую молитву, на всякий случай.

– Где ж я так нагрешил, что перед смертью вижу кучу привидений?! – ошарашенно спросил декан Удмертий.

– Ох, ну я-то знаю, где нагрешил, – в тон ему ответил Рейван. – Но ты, старая сутулая девственница, где умудрился оступиться?

Ответом от оскорбленного некромансера была такая витиеватая, а главное – эталонно рифмующаяся со словом «где» фраза, что боевик поперхнулся от смеха и закашлялся. А когда снова поднял голову, то увидел выскочившего из леса призрачного коня. А вот седока необычный скакун нёс самого что ни на есть живого. Только аура его полыхала яростным фиолетовым, как у сильнейших магов смерти.

– А ну, пошла прочь от моей подруги! – разнесся над поляной знакомый до боли тонкий девичий голос

Некромансерка-первокурсница Ниенна Антарская, которую дуболомы Рейвана за глаза называли не иначе, как «сладенькой лялечкой» и недотрогой, соскочила со спины потусторонней скотины, встала над полуживой Гердой и, не чинясь, показала в небо два оттопыренных средних пальца. А затем из её хорошеньких, идеально очерченных губ полилась речь, которой удивились бы и вышибалы в самых захудалых трактирах.

– Я что-то недопонял, – смущенно кашлянул Альбрехт. – Прабабка той эльфовской богини с кем якобы кувыркалась?

– А шут его знает, я только уборщика нужников запомнил и слона с Камарских островов, – подал голос очнувшийся Эдгар.

– Погодите, а лысый иглобрюх тут при чем? – удивился магистр Удмертий, лежащий рядом с деканом боевого факультета.

– Я тебе потом объясню, безгрешный ты наш, – тяжело вздохнул Рейван. – Если выживем.

Тварь визжала, словно недорезанный поросенок, мотала уродливой башкой, но приблизиться не могла. Что ей мешало, Ниенна не понимала, но так ли это важно перед лицом жизни и смерти?

Одно она знала точно: во времена, когда сын садовника Аксель учил замковых служанок целоваться, она не прогадала, попросив друга научить её кое-чему другому. Толку-то от лобзаний, о которых с придыханием шепчутся глупые девки! А вот острое и емкое слово, как известно, не воробей: вылетит и приложит по голове, мало не покажется!

Вопящая уродина полосовала когтями воздух, становясь всё плотнее и плотнее. Но спуститься вниз и добраться до лежащей на земле жертвы Тридамат не могла. Мешала настырная мелкая девка, изрыгающая поносные слова, от которых невыносимо болели уши. Мешали снова начавшие пуляться огненными шарами и ледяными стрелами чумазые боевики, которым краткая заминка в битве дала возможность перевести дыхание. Но больше всего мешали сомкнутые, плечом к плечу, ряды неупокоенных душ, которые тоже становились плотнее с каждой секундой. Они ничего не делали, просто стояли, заслоняя собой магов, и не давали её войску пробраться к жалким людишкам, чтобы пустить им кровь во славу Её нового бытия. И ярость полыхала в них, как в живых, и от этой всепроникающей мощи некуда было спрятаться. Тридамат кричала, хлопала крыльями, и сила её утекала, как песок, сквозь время и пространство, и тянул назад полыхающий в небе портал…

…Ниенна не знала, наступил ли рассвет или до него ещё целая ночь. Перед глазами стояла непроглядная ядовитая тьма, голова кружилась, во рту появился солоноватый привкус. Она пошатнулась и сплюнула на траву ярко-алым.

Но жарким теплом дышала подруга, привалившаяся к её ногам. И мальчик, маленький Ленок, держал её уцелевшей рукой за ладонь. И пальчики его были крепкими и упругими, почти как у живого.

– Ты отведешь меня к дому с игрушками? – тихо спросил он, пока уродливая Тридамат отчаянно сопротивлялась урагану, что втягивал её назад в портал между мирами.

– Отведу, малыш, – с трудом прохрипела Ниенна. – Конечно, отведу.

– А пирожные там будут?

– Будут, маленький. И ручка новая вырастет.

– А можно я не буду больше есть капусту? – рыкнул сбоку ещё один ребёнок. Кажется, зеленоватый и с клыками, но Ниенна доподлинно поручиться не могла – перед глазами всё плыло.

– А чего ты хочешь?

– Мяса хочу, – шмыгнул носом паренек. – Много мяса. И чтобы глаза новые выросли. И чтобы мама вернулась.

– Как хочешь, так и будет, – пообещала некромансерка. – И маму вернем.

Ждать больше нельзя. Действие сока из золотого кубка кончалось, отнимая последние крохи магии.

Надо успеть, пока следом не потянулась аура, неприкосновенный запас жизненной силы и здоровья. Должно хватить на воплощение задуманного, если не тратить время на глупые молитвы оглохшим богам.

Декан боевого факультета магистр Рейван с трудом поднялся на ноги и протер глаза. Уродливая полуптица-полуэльфка скрылась в ядовито-черной дыре портала, которая тут же истаяла в светлеющих небесах. Адепты заканчивали скручивать и вязать уцелевших остроухих. Рядом тяжело дышал магистр Удмертий.

А в рассветных лучах восходящего солнца поднимались в небо сотни фантомов. Мужчины и женщины, дети и взрослые. Орки, полурослики, бородатые дворфы, ясноглазые морские ундины. Люди в изорванных одеждах.

Все они словно светились изнутри, качаясь в воздушных потоках в такт тихой, нежной песне.

Декан Рейван похолодел, услышав слова.

– Прими в обитель твою, о Милосердная Мать, убитых и павших, утри их горькие слёзы, избавь от страданий, воздай благодатью за все истязания. Смилуйся, Милосердная Мать, пошли им забвение жизни старой, подари покой, которого они так долго искали, – старательно выводил девичий голосок.

– Что она делает?! – ахнул рядом Удмертий. – Что она делает, эта маленькая безумная девчонка? Она же знает, что молиться напрямую Смерти опасно для неподготовленного мага!

– То, что мы, магистры всех пяти академий, должны были сделать уже давно, – сжал зубы боевик. – И то, с чем нам теперь придется жить, не наложив на себя руки от позора.

Солнце окончательно взошло, когда последний призрачный мальчишка растворился в нависшем над лесом розоватом облачке. Золотые лучи осветили покрытую пеплом и копотью поляну, едва живых от усталости чародеев, связанных и валяющихся в траве эльфов, которых оказалось не меньше пяти десятков, декана целителей Левию, что с трудом спустилась с сосны и теперь брела к своим ученикам, прихрамывая и чертыхаясь.

Но те не обращали на наставницу никакого внимания. Они стояли в центре поляны, растерянные, опустошенные, скованные навалившимся отчаянием сильнее, чем любыми цепями.

У их ног ревела навзрыд рослая девчонка в униформе боевика, с исцарапанным лицом и растрепанной светлой косой. К груди она прижимала хрупкое девичье тельце в разорванном балахоне некромансера-первокурсника. На тоненькое личико, бледное, как молоко, падала копна совершенно седых волос.

Ниенна помнила яркий свет, ласкающий и зовущий. Как качалась на невидимых волнах и смеялась, как парила, раскинув руки, словно во снах из раннего детства. Рядом летел Ленок, тоже растопырив в стороны ладошки – обе, целые. По другую сторону болтал ногами и заливисто хохотал зеленокожий клыкастый мальчишка, кувыркался в потоках света, щекотал толстенькие пятки смешного дворфика, летевшего впереди. Тот лягался и довольно визжал, улыбаясь во весь свой щербатый рот.

– У меня жуб новый вылос! – прокричал маленький дворф и ринулся вперед, к возникшим прямо в пустоте сияющим воротам.

И мальчишки вместе с вереницей других призраков, обретших яркость и плотность, скрылись за узорчатыми створками.

А Ниенна осталась.

– Рано тебе, девочка, – шепнул чей-то ласковый голос, и казалось, он звучал в пространстве со всех сторон. – Ты ещё достойно послужишь мне и совершишь немало деяний в мою славу. Возвращайся и помни – потом станет легче.

А затем неведомая сила подхватила её, резко и болезненно, словно клещами, и потянула назад. И трещал мир, разваливаясь на части, и земля горела под ногами, и огонь сжигал её дотла, и кости осыпались прахом. И Ниенна плакала и кричала, но никто не слышал, ведь у неё больше не было ни голоса, ни слёз.

И лишь слова, зародившиеся в крохотной точке разума, выходили в бушующий первородный океан, обретали жизнь и ярость, которая по силе не могла сравниться ни с чем. И летели они от края до края Вселенной, наполняя пустое пространство звуками и голосами.

– Заразаааа… Как же больно…

И треснувший мир вновь сросся в единое целое.

Ниенна лежала головой на чем-то мягком, слегка покачивающемся. Теплые пальцы осторожно гладили её по волосам.

– Очнулась? – шепнул рядом тревожный голос.

– Просыпается, – ответил другой, прямо над её головой.

Ниенна открыла глаза и увидела перед собой обольстительную девичью грудь, обтянутую лишь тоненькой рубашкой.

– Однако, – пробормотала она. – Подобное зрелище – не совсем то, с чего бы я хотела начинать возвращение в жизнь, но определенно впечатляет.

– Балда, – всхлипнула обладательница груди и обняла её ещё крепче.

Ниенна попыталась улыбнуться и поняла, что губы иссушены.

– Герда… – лишь шепнула она с облегчением. – Азали… Вы живы.

– И ты жива, пташка. Это самое главное. А остальное мы преодолеем.

Едва Ниенна открыла рот, чтобы спросить, о каких преодолениях идет речь, как раздались торопливые шаги, а затем женский визг:

– Адептка Герда Сигердоттир! Вы зачем залезли в постель к больной, ещё и в одном исподнем?! Вы что себе позволяете, у нас приличный лазарет!

– Тьфу, дура, – тихонько скрипнула зубами Герда. И елейным голоском ответила: – Целительница Амалия, довожу до вашего сведения, что ваш младший сын, адепт факультета боевых искусств, два года назад потерял невинность именно со мной. Не знаю уж, к прискорбию вам эта новость или к радости, но как есть. Сообщаю лишь для того, чтобы показать: ваши намеки омерзительны. А Ниенне нужно тепло, сами знаете, её необходимо греть днем и ночью, чтобы очнулась скорее.

– И нет, кристаллы, эликсиры и грелки не годятся, наставница Левия так и сказала, – выразительно подвигала бровями Азали. – Если бы вы чаще проведывали больных, то знали бы, что мы тут днюем и ночуем по очереди уже вторую неделю.

Целительница Амалия, неопрятная толстая баба, побагровела от злости. Но сказать было нечего, поэтому она развернулась и ушла, бросив на ходу:

– Кормить её тоже сами будете! Мне некогда.

– И будем, – Герда показала ей вслед неприличную комбинацию из трех пальцев, как только за теткой захлопнулась дверь. – А потом в баню отнесем: косточки прогреть на деревянной полке – самое то…

– Погодите, кто меня грел? – спохватилась Ниенна, проводя пальцами по волосам. Какие-то суховатые, грязные.

– Мы и ещё девчонки с нашего факультета, – объяснила Азали и, не дожидаясь расспросов, фыркнула: – Парни тоже просились, но мы их выгнали. Знаю я, как они согреть могут. Навещали только под нашим присмотром. Пирожные коробками таскали, я их в ледяной угол отнесла, чтобы не пропали. Тебе ж теперь всегда есть надо будет много.

– Почему всегда? – удивилась Ниенна. – Я сколько лежала без сознания, неделю? Через месяц, наверное, окрепну, как раньше.

Валькирия с целительницей мигом отвели взгляд, и Герда, кряхтя, начала выбираться из кровати:

– Знаешь, пташка, лучше ты эту новость от нас узнаешь, чем от наставников. И сильно не переживай, мы всё уже продумали, жить с этим тоже можно.

И со вздохом сунула некромансерке в руки узорчатое зеркальце.

Несколько мгновений Ниенна тупо смотрела на свое отражение, а затем расплакалась.

Декан Особого факультета явился буквально через пару минут, едва прознал, что первокурсница очнулась и теперь ревет так, что сотрясаются стены лазарета.

– Полно тебе, девочка, – бормотал он, успокаивающе гладя её по плечу. – Главное, сила вернется со временем. Ты молодая, потихоньку восстановишься. Вот есть тебе действительно придётся много и всю жизнь, чтобы энергией тело обеспечивать. А с другой стороны – сохранишь моложавость фигуры до конца дней, любая баба тебе бы сейчас отчаянно позавидовала…

– Позавидовала? – рыдала Ниенна в три ручья, уткнувшись носом в подушку. – Да пусть забирает себе и моложавость, и всё на свете! Я старая! И страшная! Меня такую не полюбит никто!

– Да почему никто? – возмутилась сидевшая напротив Герда. – И ничего ты не страшная. Беленькая просто вся. Зато глаза какими яркими стали! И вообще, ты спасла целую кучу людей. Ты теперь герой, тебя полюбили бы и старую, и страшную. Сам его величество Александр выразил тебе свою признательность!

Валькирия встала и решительно шагнула к постели подруги:

– Короче, ну тебя к лешему с твоими слезами! Сейчас мы идем в баню, её как раз натопили, а потом завтракать. И только посмей мне сказать, что есть не хочется! А там будем думать, как жить дальше.

Ниенна жалобно всхлипнула. Есть действительно хотелось так, что она готова была проглотить слона. И рядом с этим голодом отступали любые другие заботы и напасти.

Для покалеченной некромансерки не жалели ничего. Её переселили в комнату с камином, который топили круглосуточно. Накрывалась Ниенна меховыми одеялами, на ноги натягивала толстые носки из шерсти горных яков. Приемы пищи у неё были частыми, обильными и горячими – сначала дымящийся бульон с разваренной курицей, затем обжигающе-острый суп с лапшой, прожаренные до хруста куски мяса, плетеные корзинки, наполненные хлебом, запеченные яблоки с творогом и изюмом… Мальчишка-боевик, что гнался за их троицей по болоту в погоне за кубком, однажды принес ей целую охапку оранжевых астр, неловко поклонился, покраснел до кончиков ушей и убежал.

Ниенна вздохнула, засовывая цветы в вазу. Казалось, со дня гонок прошла целая жизнь.

Она часами смотрела на себя в зеркало, стараясь привыкнуть. Получалось с трудом. На бледные щеки не возвращался румянец, сколько их ни щипай. Нос и губы стали тоньше, подбородок – острее. И главное – её чудесные светлые локоны теперь распрямились и торчали в разные стороны, потеряв всю девическую прелесть. Нет, седина определенно была красивой, благородного жемчужного оттенка, а не пепельного, как у декана Удмертия. Но всё же, чего ей стоило появиться не сейчас, а лет через пятьдесят?

«Плата за героизм, – мрачно думала некромансерка. – Днем тебя хлопают по плечу и вручают всяческие награды, а ночью ты маешься от боли, холода и невозможности даже выйти на улицу. И конца-края этому не видно».

С наступлением зимы в Академии началась сессия. Ниенне проставили все зачеты и экзамены авансом – свои знания и умения она наглядно показала в битве с остроухими. «Я бы тебя сразу на третий курс перевел, но не стану. Лучше восстановись потихоньку, дальше нагрузка будет выше», – сказал ей преподобный Умертвий, подписывая оценки по предметам на красивом бланке с гербовой печатью.

Герде с Азали такого счастья не перепало, и они забегали к подруге каждый вечер, жалуясь на зверства преподавателей на экзаменах и лопнувшую от излишних знаний голову. А ещё обсуждали последние новости. Самым занятным стало известие о найденном в лесу теле наставника Герия, точнее, оставшемся от него скелете. Бедолагу несколько часов допрашивал лично декан Особого факультета.

– Поверил, дурак, сказкам незнакомцев, что волшебную силу можно вернуть, согласился пройти незнакомый ритуал. А те остроухими оказались под чужой личиной, – качала головой рыжая Азали. – Магистра ещё два года назад, оказывается, грохнули. И остроухие всё это время находились в Академии, готовились к появлению богини. Выискивали девочек покрепче да побойчее, предыдущая же умерла во время ритуала. Они и хотели перестраховаться от любых возможных напастей.

– От любых, кроме неожиданно появившейся юной некромансерки с шилом в заднице, – фыркнула Герда. И тут же в глазах её заплескалась тревога: – Ниенка, пообещай, что ни за какие коврижки не захочешь вернуть себе былую внешность и здоровье непроверенными методами!

– Не захочу, – пожала плечами Ниенна. – Я уже смирилась. Жаль, конечно, но проверенные методы мне не подходят по той простой причине, что их просто не существует. И наставника Герия я чисто по-человечески могу понять. Он хотел возвращения былого могущества, а ещё – чувствовать себя полезным. Если бы и магия пропала, не знаю, как бы мне дальше жилось.

– Тебе это не грозит, – рассмеялась Азали. – В коридорах и столовой шепчутся, что тебя Милосердная Смерть своим благословением отметила, в благодарность за сотни душ, которые ты освободила и довела до её обители. И что ты однажды сможешь повелевать мертвецами, если захочешь.

– Отлично, – фыркнула Ниенна, кутаясь в одеяло. – Была я простой госпожой из графского рода, а теперь стану госпожой трупов. Отличное продвижение на поприще магической службы!

– Зато прозвание годное, как раз для твоего ремесла, – утешила её Герда. – Госпожей всяческих в мире – как собачьего говна у нас за воротами. И княгини, и графини, и королев целый полк. А трупная госпожа, поди, одна на весь белый свет.