На ностальгию не было времени, и я вышла из комнаты, ступив в темный коридор. Направо – за десять лет я не успела забыть, где находятся покои отца. Еще раз направо, еще раз.

Шла и удивлялась: ни одного стражника, минимум охранных заклятий, только ленивый не проникнет в замок. Ничему-то прошлое не научило. Впрочем, отец до конца был уверен, что я сама во всем виновата, и что обязана понести наказание.

Отбросила воспоминания, как старую паутину. Злость не давала сосредоточиться. Мне нужна помощь, а не всплеск семейной войны.

Вот комната отца.

Вошла без стука и остановилась на пороге. Отца в комнате не было, и он не спал. Дверь в его кабинет была приоткрыта, оттуда лился свет, и я видела, что он сидит у стола, что-то сосредоточенно пишет. Ничуть не изменился – темноволосый, моложавый, без проблеска седины. Казалось, что не было десяти лет, и что я все еще молодая семнадцатилетняя девушка, которая просто зашла пожелать отцу доброй ночи. И вот сейчас он почувствует мое присутствие, обернется, и складки между бровей разгладятся, а его губы улыбнутся мне…

Мужчина, сидящий за столом, перестал писать, поднял голову, словно задумавшись, а потом обернулся.

Несколько минут он смотрел на меня, наверное, не в силах поверить, что это действительно я, что все-таки посмела явиться, несмотря на изгнание. Но он сам оставил мне шанс…

– Папа, – скорее скрип зимнего узора на стекле, чем мой голос.

Мужчина поднялся и сделал шаг навстречу.

– Илия?

– Папа, – прохрипела я, а потом не удержалась и, несмотря на то, что он сказал, что не хочет видеть меня, что отрекается, что меня для него больше нет, бросилась к нему совсем как в детстве, и обняла. Его руки опустились на мои плечи и прижали к себе.

– Илия. Ты.

– Я.

Сегодняшний день оказался щедрым на слезы, и снова я прижималась к мужской груди, ища поддержки и понимания. Мой отец очень сильный. Он поможет. Когда он рядом, я чувствую, что возможно все, даже чудо. А мне просто необходимо всего одно чудо сегодня!

– Вернулась, – отец приподнял мое лицо, рассматривая такими же голубыми глазами, как у меня.

– Папа, – я обняла ладони, которые обнимали мое лицо, – папа, мне нужна твоя помощь!

– Вот, значит, как… – он убрал свои руки, вернулся к столу, рассматривая бумаги, над которыми работал до моего появления.

Он обернулся, но ненадолго – видимо, только для того, чтобы я по отрешенному взгляду все поняла. В нем больше не было даже искры радости, удивления. Только упрек, разочарование, что я снова не оправдала надежд. Но я, как и много лет назад, не чувствовала вины за собой.

Отец отвернулся, предпочтя мне бумаги, предпочтя мне работу, долг, привычную жизнь. Как и тогда, много лет назад, он молчал, замкнувшись на все замки, а я должна была пытаться найти к нему ключик, пытаться уговорить, пытаться сделать так, чтобы он хотя бы посмотрел на меня!

Тогда я не стала умолять его, просто просила, но сейчас от отца зависело самое дорогое, что у меня есть. Раньше речь шла всего лишь о моей жизни и погубленной репутации. Сейчас в помощи нуждался мой сын.

– Папа, пожалуйста, – попросила я, – помоги спасти Стэнли.

– Стэнли?

Он притворился, что не знает, о ком речь. Ему было проще думать, что у него никогда не рождался внук. Потому что внук получился не достойным Илланиара альх анкер Свалье. Но гордость – последнее, о чем я думала в эту минуту.

– Это мой сын, – пояснила я, раз папа забывчивый. – Пожалуйста, помоги… Если ты не поможешь, Стэнли казнят…

– Вот как? Казнят? – Он так и не обернулся. – Твой сын вырос преступником? Не удивлен. С такой наследственностью, как у него…

– С какой наследственностью? Он тоже из рода Свалье! Его полное имя Стэнли альх анкер Свалье!

– Я не давал ему разрешения носить свое имя, – вот здесь отец обернулся, и его голубые глаза полоснули осколками льда. – Я предлагал избавиться от него еще до его рождения. Но ты отказалась. Ты поставила под угрозу мою репутацию, не говоря о своей. А сейчас, когда я вычеркнул тебя и твоего ублюдка из своей жизни, ты возвращаешься. Не потому, что раскаялась и поняла, что я был прав. А потому, что тебе понадобилась моя помощь, а идти больше не к кому. Поправь, если я что-нибудь упустил.

Поправить…

Я не могла совладать с голосом, меня душили рыдания, но изнутри. Я билась, кричала, я пыталась доказать мужчине, стоящему передо мной, что все не так, но мысленно, не выплескивая наружу.

Он прав.

Илланиар альх анкер Свалье, второй советник Их Императорского Величества, прав всегда. И не упустил ничего.

Он предлагал избавиться от Стэнли, едва узнав о моей беременности. Да, мой отказ поставил под угрозу его репутацию. И да, я пришла за помощью к нему, потому что не знала, к кому мне пойти еще.

День слез. И день отказа в помощи сразу двух мужчин, которые могут… могут, но не хотят помочь…

День осознания, что Маргусу все-таки нужно было мое тело, а не я. Когда любишь, готов на все. Когда просто хочешь, но риск велик, меняешь одно желание на другое.

Так проще.

День осознания, что призрачное прошлое нужно оставить в прошлом. Его больше нет. Есть я и Стэнли. Есть настоящее. И будущее, наше будущее с сыном, которое я постараюсь выбить даже из темных сил!

Темные…

Когда светлые отрекаются, остаются темные.

Пусть страшно, противно, пусть обещала, что никогда… никогда больше…

Но выбора нет. Светлые не оставили выбора. А был ли он изначально?

Глядя на отца, я вдруг задалась вопросом: любил ли он меня когда-нибудь? По-настоящему. Без оглядки на то, что я его дочь, и так принято, раз уж я есть. Просто так. Потому что я – это я. Любил? Хотя бы минуту? Пусть до того, как я испортила себе и ему репутацию и родила ублюдка.

– Мой сын не преступник, – мой надломленный голос выдавал эмоции, вопреки попытке их скрыть. – Он пытался спасти осужденного.

– Всего-то? Как смело! Один преступник хочет спасти другого!

– Папа… – голос сорвался, говорить не хотелось.

С чужим мужчиной, что стоял напротив меня с уверенностью Бога, говорить не хотелось. Я чувствовала, что он не поможет, я уже поняла – душой, сердцем, что он не спасет моего сына, но пока был хоть маленький шанс, я за него цеплялась. Я даже всерьез подумывала встать перед отцом на колени…

Возможно ли, что мое падение оставит Стэнли в живых? Возможно ли, что все эти годы отец ждал от меня именно этого?

– Кого он пытался спасти? – глаза отца перестали жечь льдом, теперь они обдавали мое тело горячим ветром.

Эмоции отца били через край, словно проверяя, где предел моей выдержки. Если бы не семейный иммунитет, я бы сгорела заживо. Мой отец – один из самых сильных представителей анкер, и один из самых злопамятных, как оказалось.

– Только не говори, что какую-нибудь невинную барышню!

Он забавлялся. В то время как мой сын, который на самом деле пытался спасти невинную барышню, в темнице. Нет, он не плачет. Я знала сына, он может держать боль в себе, он сильный, и он никогда не разрешал плакать мне, говоря, что это пройдет, что мы сможем…

И я смогу.

Не брошусь на равнодушного мужчину напротив с криками, кулаками. Не сорвусь. Не заплачу, потому что он, как и Стэнли, не переносит слез. У них много общего, хотя отец никогда (это я уже поняла) не признает этого.

– Он пытался спасти одну девушку… – начала я.

– Илия! – взорвался отец. – Я легко могу навести справки, ты знаешь. Кого пытался спасти, – сарказм и неверие в голосе, – твой… Твой?

Он так и смог назвать его моим сыном, но я проглотила боль и обиду. Пусть так. Это мой мальчик. Только мой, и никого больше. Главное – вытащить его из темницы, спасти! Но отец все равно узнает, если согласится помочь, поэтому лгать ему не было смысла.

– Он пытался спасти демона.

Отец рассмеялся.

Он так редко смеялся, по крайне мере, я слышала всего пару раз, да и то его смех больше напоминал громкий выдох. А здесь он хохотал с удовольствием, долго, и даже взгляд его, обычно строгий, смягчился.

– Вот так ирония! – утирая слезу возле левого глаза, сказал он, вдоволь нахохотавшись. – Никогда не думал, что услышу такую хорошую шутку! А я сижу здесь над документами, заработался так, что глаза болят, и вот являешься ты, и смешишь меня. Да уж, стоило подождать десять лет!

Лицо его снова стало серьезным, а глаза превратились в нейтральное голубое небо.

– Ты не пришла, чтобы признать свою вину перед семьей, – обвинительно начал он. – Демоны с тобой, ты не пришла даже просто так, чтобы остаться, и мы бы забыли о прошлом. Ты пришла, потому что тебе нужна моя помощь!

Отец думал, что смутит меня, думал, что его слова хлещут меня больнее пощечин, но они проходили мимо. Болью отдавалась только уверенность, что он не поможет.

– Да, – сказала я, сжав со всей силы сорванный с шеи кулон, и один из его углов впился в ладонь. Достаточно больно, чтобы затмить боль от того, что я опустилась перед отцом на колени и повинно склонила голову. – Да, это так. Ты прав. Я пришла за помощью.

Последний шанс. Для меня, для отца, для нас.

Но он молчал. Мне послышался хрип, но я не подняла головы. Я не могла видеть его, не хотела прочесть ответ до того, как скажу ему все, как попробую еще раз уговорить. Быть может, он сжалится? Быть может, он вспомнит, как еще маленькой за побег из замка меня пытались поставить на колени на соль, но я сказала, что лучше смерть! Меня выпороли, оставили без еды на день, и я в отместку не ела еще неделю, пока отцу не пришлось прийти в мою комнату лично и попросить меня жить. Быть может, он вспомнит, как я обняла его тогда и сказала, что люблю, и ради него буду есть, так часто, как он захочет.

Он захотел так много, что я за полгода поправилась на десять кило, и потом с трудом их сбросила. Ради папы я почти еще год была толстой, я была самой толстой из всех знакомых мне анкер.

– Я пришла за помощью, – повторила я, разрывая непослушным голосом гнетущее молчание. – К отцу. К тому, кого считала самым близким на свете.

Он молчал. Мои надежды на помощь рухнули, а вместе с ними сдержанность, и я, наконец, сказала то, что все эти годы жгло меня изнутри.

– Пришла к тому, кто предал меня. К тому, кто уговаривал убить моего сына. К тому, у кого был шанс все исправить. Ты отказался от меня еще тогда, но я…

Я подняла лицо, чтобы увидеть, как побледнел отец. И как упрямо поджал губы, чтобы вдруг не поддаться и не согласиться помочь?

– Родители, – сказала я, – это первая и самая надежная опора детям. Так и должно быть, папа. Это нормально. Стэнли знает: что бы ни случилось, что бы он ни сделал, я всегда буду рядом. До последнего. Он знает, что я не брошу его, и это правильно. Потому что я никогда не брошу его. А ты…

Кулон впился в ладонь сильнее, словно догадываясь, что я собиралась сделать, отец сдвинул брови, будто пытаясь предостеречь, но все, этот мост я сжигаю. Надо было сделать это раньше, но я оставляла шанс. Отцу. Себе. Стэнли. Шанс пропал. Он больше не нужен мне, потому что он не помог Стэнли. И этот шанс никогда не был нужен отцу.

– Теперь моя очередь от тебя отказаться, папа.

– Илия… – хрип, все-таки хрип не послышался.

– Прощай, отец. Теперь у тебя действительно больше нет старшей дочери. Как ты и хотел.

Я выпустила из ладони кулон, и еще успела увидеть, как удивленно расширились глаза отца, и как он, борясь с гордостью и надуманной обидой, бросился ко мне, чтобы удержать.

Но опоздал…

Я вернулась в Анидат, и путь домой был для меня закрыт. Маячок остался в прошлом, где меня не ждали еще десять лет назад.

Отказываясь от меня, отец милостиво позволил взять с собой кулон, чтобы если я однажды одумаюсь, могла покаяться и вернуться к безмятежной жизни. Где не нужно работать прислугой, где не нужно думать о хлебе, и где нет незаконнорожденного ребенка.

Вот только без Стэнли мне не нужна безмятежная жизнь. Мне любая жизнь не нужна без него…