– Что уже приехали? – протирая глаза папахой спросил Савченко.

– Подъезжаем, минут через десять будем, – пояснил железнодорожник.

– А сколько стоять будите? – Савченко посмотрел в окно, где уже вечерело.

– Пол часа. А вам то зачем? – удивился железнодорожник.

– Да вот думаю сразу с поезда прыгать или по ступенькам время будет спуститься, – пояснил Савченко.

– Смешно, – улыбнулся железнодорожник и вышел из купе.

– Ну что парень, просыпайся, сейчас я тебя передам и домой, – облегченно вздохнул Савченко взяв на руки малыша.

Малыш начал капризничать из-за нежелания просыпаться.

– А ну ка перестань, ты же будущий красноармеец, а значит негоже тебе слёзы лить, – строго сказал Савченко.

Малыш успокоился секунд на пять, а потом снова заплакал.

Но уже нечего не могло испортить настроение Савченко, его миссия успешно подходила к концу.

После остановки поезда, Савченко с малышом на руках, вместе с железнодорожником направились к начальнику станции.

Многоэтажное здание Оренбургского вокзала немного напугало Савченко, «как бы не заблудиться?», подумал он и буквально наступая на пятки начальника поезда, шёл за ним следом.

Добравшись до кабинета начальника станции города Оренбурга, мужчины остановились. Из-за двери было слышно, как там о чем-то громко спорят.

Железнодорожник постучал в дверь и вошел первым, за ним Савченко, присутствующие резко перестали спорить и одновременно посмотрели на вошедших.

– Здравствуйте, разрешите? – спросил железнодорожник.

– О, Московский? – спросил мужчина лет сорока восьми, среднего телосложения, практически весь седой, сидевший за столом в гимнастерке на груди которого сиял Орден Красного Знамени, сзади на стене, по центру комнаты висел портрет Владимира Ильича Ленина.

– Начальник почтового поезда Москва – Ташкент, Вдовин Осип Федорович, – ответил железнодорожник.

– Начальник станции Денисов Роман Харитонович, – мужчина встал из-за стола прихрамывая на одну ногу и поприветствовал вошедших рукопожатием.

У окна стояла полноватая молодая женщина лет тридцати шести, с короткой стрижкой. Красная косынка на голове, завязанная назад, сливалась с ее рыжими волосами. По верх белой ситцевой блузки, застегнутой на все пуговицы надет коричневый, немного потертый, кожаный пиджак. Черная прямая длинная юбка, до щиколоток, из плотной ткани, касалась своим краем ремешков коричневых туфель на небольшом квадратном каблуке.

– Ну что, Анна Антоновна, будите принимать малыша? – спросил, словно повторяя свой вопрос Роман Харитонович.

– Товарищ Денисов, ну сколько можно? Не могу я, у меня мест нет. Своих девать некуда. Да еще день через день отовсюду «бывших» везут, сами знаете. Пусть уже в Ташкент едут, раз сопровождение есть, – Анна Антоновна отвернулась к окну.

– Я что-то сейчас не очень понял, люди добрые. Мальца забирать будите или как? – поинтересовался настороженно Савченко.

– Или как, солдатик, – усмехнулся худощавый молодой человек в форме милиционера, который всё это время сидел в углу комнаты за другим столом молча.

– И куда извольте поинтересоваться, мне его тепереча девать? – начиная нервничать спросил Савченко.

– Вот, на почтовом его до Ташкента и довезете, – сказала Ольга Анатольевна.

– Что значит довезёте? Мне про то ничего сказано не было. Я не могу, Константин Тимофеевич серчать будут, – Савченко стал отходить спиной к двери.

– Кто такой Константин Тимофеевич? – спросил Роман Харитонович у начальника поезда Осипа Федоровича.

– Начальник «Платовской» станции, – пояснил Осип Федорович.

– Вот вам малец и делайте с ним что хотите, – Савченко посадил малыша на стол начальника станции.

– Да погоди ты, – к Савченко подскочил милиционер и попытался удержать его за плечи.

– Ты что меня как гимназистку то щупаешь? – Савченко сделал ещё шаг назад освобождаясь от рук милиционера.

– Любезнейший, не знаю вашего имени отчества, – Роман Харитонович подошел к Савченко, отодвинув рукой милиционера.

– Степан я, отца Ермолаем звали, – с чувством достоинства ответил Савченко.

– Дорогой вы наш Степан Ермолаевич, мы все попали в очень затруднительную ситуацию и помочь нам всем, можете только вы, – Роман Харитонович обнял Савченко по-дружески за плечо.

– Правда, солдатик милый, выручай, – нежным голосом произнесла Ольга Анатольевна.

– Что значит выручай? У меня там ответственный пост без охраны остался, а я по вашей милости должон сейчас в самоволку? – Савченко был сердит.

Малыш сидящий неподвижно на столе, испугавшись криков взрослых, начал плакать.

– Ольга Анатольевна, но хоть вы столбом не стойте, успокойте ребёнка. Это, я надеюсь вы можете? – Роман Харитонович понимал, что ситуация выходит из-под контроля.

Ольга Анатольевна взяла на руки малыша от чего он начал плакать еще сильнее и тянуть свои маленькие ручки к Савченко.

– Степан Ермолаевич, ну, где ваша революционная сознательность? – спокойным голосом произнес Роман Харитонович.

– Эх хлопец, ну что ты со мной делаешь? – Савченко забрал у Ольги Анатольевны ребенка и тот начал потихоньку успокаиваться.

– Ну видишь. Кто если не ты? – Роман Харитонович заглянул Савченко в глаза.

– А как же Константин Тимофеевич? – Савченко переживал.

– Сейчас товарищ милиционер, пойдет к нашей Катеньке, и отправит телеграмму вашему Константину Тимофеевичу, – Роман Харитонович строго посмотрел на милиционера.

– А как же я назад то доберусь? Путь то, не ближний, – спросил Савченко поправив малыша на руках.

– За это вообще не переживайте, дорогой вы наш Степан Ермолаевич, мы всё решим. Вас там и встретят, и обратно отправят. Ну выручай, – все в ожидании затаили дыхание.

В этот момент открылась дверь кабинета и на пороге появился юноша лет семнадцати.

– Роман Харитонович, Московский почтовый погрузили, можно отправлять, – сказал парень и закрыл за собой дверь.

Все направили свои взгляды с надеждой на Савченко.

– Навязался ты на мою голову. Ну что с тобой делать то? Поедем ту-ту? – Савченко достал кусочек сахара и дал малышу.

– Ту-ту, – радостно воскликнул малыш.

– Товарищ Вдовин, забирайте своих пассажиров и вперед, – облегченно произнес Роман Харитонович выпроваживая всех из своего кабинета.

На улице уже совсем стемнело и только редкие фонари освещали перрон тусклым желтым светом.

Осип Федорович и Савченко с малышом, как только поднялись в вагон, поезд тут-же тронулся.

– Ну что, как тебя там? Масусечка, кипяточка бы? – вопрос Савченко больше был адресован Осипу Федоровичу, чем к малышу.

– Сейчас чайку попьем, – похлопал по плечу Савченко Осип Федорович и зашел в соседнее купе.

– Как хорошо, видишь, дядя нам сейчас чай принесет, – Савченко, посадил малыша на полку, винтовку и шинель повесил на крючок.

За окном раздался протяжный гудок поезда.

– Ту-ту, – малыш радостно показывал пальчиком в окно.

– Да нам с тобой еще дня два ехать, надо платок с тебя снять, а то вон красный какой стал, как помидор, – Савченко улыбнулся и стал развязывать платок.

– Вот и чай горяченький, – зашел Осип Федорович с двумя стаканами чая в металлических подстаканниках.

– Сейчас чайку попьем и спать, – Савченко пододвинул к стене малыша чтобы ему было поудобнее сидеть встряхнул платок и подложил ему его под спину.

–У вас записка упала, – сказал Осип Федорович, показывая на листок тетрадной бумаги сложенного в четверо.

– Это не моё, я-то ни писать, ни читать не умею, – насторожился Савченко и протянул записку Осипу Федоровичу.

– Не удобно как-то. А если не прочтем, вдруг что-то важное? – как будто сам с собой договаривался Осип Федорович.

– Ваша правда, читайте, – Савченко не терпелось узнать, что же там написано.

– Это его, – показывая головой на малыша сказал Осип Федорович.

– Так что там написано, не томите уже, – немного нервничая сказал Савченко.

Осип Федорович прочитал всю записку и в купе на короткое время воцарилось молчание.

– Так ты просто Маркушечка? Марк значит, – первым заговорил Савченко.

– Масусечка, – повторил малыш.

– Так что же там такого случилось то у вас, что тебя от сердца оторвали и непонятно куда отправили? – задумчиво произнес Савченко боясь повторить ошибку, не сказав слово «мама», погладив малыша по голове.

– Я думаю лучше нам этого не знать, – Осип Федорович оборвал мысли Савченко.

– Дааа, – протянул Савченко и громко хлебнул горячего чая.

Спустя два дня, в полдень поезд прибыл в Ташкент.

Ташкент, бывший более пятидесяти лет главным городом Сырдарьинской области и всего Туркестанского генерал-губернаторства, теперь с одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, стал столицей Туркменской Автономной Советской Социалистической Республики.

Каждого приезжающего встречала однокупольная церковь с колокольней «Благовещения Пресвятой Богородицы», построенная на средства работников железной дороги, в народе её еще называли «Привокзальной». Солнечные зайчики весь день без устали прыгали по её золочённым куполам зачаровывая приезжающих. Для отъезжающих, церковь, благословляла каждого в добрый путь.

Здание вокзала Ташкента сильно отличалось от вокзала в городе Оренбурге, оно было одноэтажное, но не чем не уступало своим Туркестанским модерном.

На улице ярко светило солнце прогревая воздух до тридцати градусов тепла. Складывалось впечатление, что осень просто забыла про этот город, где всё еще тихонько царствовало лето.

Савченко обрадовал тот факт, что всё то, что обещал начальник станции Оренбурга Денисов Роман Харитонович, было исполнено, только по неизвестной причине немного опаздывала девушка из детского приюта.

Степан Ермолаевич сидел у окна на стуле в кабинете начальника станции, малыш стоя на его коленках тыкал пальчиком в окно и что-то лепетал каждый раз смотря на Савченко, понял ли тот его.

–Аха, – только и отвечал Савченко совсем не понимая что хочет сказать ему ребенок.

– И вы понимаете, его? – спросил подошедший начальник станции посмотрев в окно.

Начальник станции был плотного телосложения, лет около шестидесяти, в белой форме железнодорожника без знаков различия, только фуражка в его руках, за спиной, обозначала его статус бросаясь в глаза красным цветом.

– Не единого слова, он скоро поймёт, что его дурят и начнет реветь как девка. Да? – спросил Савченко.

–Дя, – ответил малыш.

–Что-то опаздывает представитель из приюта, здесь рукой то подать…, – мужчина достал карманные часы и посмотрел на время.

– Здравствуйте, – в кабинет впорхнула, словно бабочка, девушка, на вид ей было лет двадцать пять, короткие каштановые волосы прикрывала белая вязанная шапочка «клош» с незатейливыми цветочками с боку. Льняное, бледно голубое платье, свободного кроя с заниженной талией, которое было украшено тонкими кружевами на воротнике, рукавах и подоле. На ногах были одеты черные туфли с ремешком.

– Можно? – спросила девушка.

– Вы… – мужчина развернулся на сто восемьдесят градусов закрывая своей фигурой Савченко с малышом.

– Устелемова Любовь Михайловна, с детского приюта, – опередила вопрос девушка.

– Ну что же вы, Любовь Михайловна, голубушка опаздываете? Вам то здесь остановки четыре от Пушкинской доехать…– спокойным тоном пожурил мужчина.

– Извините, трамвай сломался, – оправдывалась Любовь Михайловна.

Савченко, сидя на стуле вытягивал шею пытаясь увидеть с кем разговаривает мужчина.

– Ну, где наш малыш? – спросила Любовь Михайловна.

Мужчина отошел в сторону, и Любовь Михайловна наконец увидела Савченко с малышом.

– Мама, – вдруг произнес малыш и протянул ручки в сторону девушки.

– Да, это теперь будет твоя мама, – немного с грустью сказал Савченко.

– Наверно я похожа на его маму, – Любовь Михайловна, как будто извинялась за сходство.

После того как Савченко передал малыша в руки девушки быстро рассказав, как тот попал к нему и передал записку с просьбой сохранить её для него, Любовь Михайловна забрала Марка и отправилась с ним в Дом малютки.

Савченко стало немного грустно и одновременно хотелось посмотреть город, но надо было возвращаться домой.

– А у вас я услышал трамваи заработали? Вот бы прокатиться, – Савченко улыбнулся, словно можно осуществить детскую мечту.

– Не накатался что ли? – усмехнулся мужчина.

– Да лучше домой, – поник Савченко.

– Ты года через два-три приезжай, я думаю вот тогда и накатаешься, а сейчас не лучшее время для Ташкента после январских событий прошлого года, – многозначительно сказал мужчина.

Савченко посмотрел на мужчину и вспомнил, как Константин Тимофеевич читал ему газету, где описывались антибольшевистское восстание в Ташкенте и поэтому ничего больше спрашивать не стал.