Они шепотом спорили в своей комнате. Арина доказывала, что надо подавать заявление в полицию, Филипп слышать об этом не хотел. Мол, вот он поправится, сам разберется с Озеровым. Арина исчерпала все аргументы, когда Филипп вдруг неожиданно застыл, точно вспомнил о чем-то важном, перестал зло хмуриться.

– Камеры! – воскликнул Филипп.

– Какие еще камеры? – не поняла Арина.

– Я включил камеры на тестирование, хотел тебе сюрприз… Они должны записать!

Филипп попытался вскочить, но прострел зверской боли повалил его на кровать.

– Если на пленке все записано, идем в полицию? – быстро спросила Арина.

– Ладно, – простонал Филипп, – помоги мне встать.

Заявление в полицию они отнесли. Следователь не сказал, что дело неперспективное, но на его лице было написано, что граждане Поляковы напрасно хлопочут. Точно Арина и Филипп обратились не в орган, охраняющий закон, а в камеру забытых вещей, где им не гарантируют, что потерянную ценную вещь найдут и вернут.

Расположение камер видеонаблюдения оказалось исключительно удачным, и на черно-белой немой записи было отлично видно, как топчут ватрушки, как Озеров и его «шестерки» бьют Филиппа и даже, крупно, похотливое рыло Озерова, когда он пытается лапать беременную Арину.

Она не могла допустить, чтобы Филипп из-за урода Озерова сел в тюрьму. Но Филипп от мести не откажется – ясно как божий день, и тут никакое следствие не поможет. У Арины созрел план.

Филипп выслушал жену и не мог не согласиться, потому что в итоге выходило, что и его желание исполнялось, и ответственности можно было избежать.

– Приколько! – оценил Филипп хитроумность жены. – Кто сказал, что беременные женщины тормозят мозгами?

– Тот, кто не видел женщину на сносях, у которой муж под уголовную статью торопится.

Одной из причин, из-за которой открытие пекарни задерживали, была необходимость сдать сессию. В Москву Арина уехала одна, Филипп проводил ее на вокзале. Через три дня он вместе с Антоном и Сергеем отправился карать Озерова. Без помощи друзей было не обойтись, Филипп только-только начал передвигаться без зубного скрежета. Филипп настоял, чтобы Антон и Серега надели черные маски, но свое лицо, на котором громадный фингал из малинового превращался в зелено-желтый, не прятал.

Озерова подстерегли в подъезде его дома. Как ни велика была жажда мести у Филиппа, с ходу ударить человека ему было сложно. Помог сам Озеров.

– О! – удивился он. – Ты чего приперся? Деньги принес? Молодец, послушный мальчик.

– Гад! – прорычал Филипп и замахнулся.

Тут выскочили прятавшиеся у почтовых ящиков Антон и Сергей, схватили сзади полицая. На счастье Озерова Филипп был еще слаб и бить в полную силу не мог. Каждый взмах и удар отдавались кинжальным спазмом в груди. Но эта боль была даже приятной, она напоминала, подстегивала и оправдывала. Филипп остановился, когда вдруг резко запахло фекалиями.

– Обделался! – потянул носом Сергей.

– Доблестный полицейский надристал в штаны, – брезгливо скривился Антон.

– Фу, вонючка! – они бросили хнычущего Озерова на пол.

Филипп думал, что бандиты вроде Озерова, привыкшие к дракам, нечувствительны к боли, бесстрашны. Ничего подобного: те пять минут, что Филипп в четверть силы колотил Озерова, тот ойкал, хныкал, лебезил. И смелости у него оказались полные штаны. Напоследок Антон и Сергей заехали Озерову ногами по лицу. Некрасиво, конечно, лежащего обгадившегося человека бить. Но ребят, когда смотрели запись, более всего возмутило, как беспомощного Филиппа били ногами, и их собственные ноги отчаянно чесались в желании отплатить тем же.

Вернувшись домой после расправы, Филипп переоделся и поехал на вокзал, только-только успел к московскому поезду.

Дело о нападении на сотрудника полиции, конечно, завели. Дело казалось плевым – преступник известен. Одновременно стараниями Левы по социальным сетям в Интернете пошла гулять запись избиения Филиппа в цехе пекарни. Отклик вызвала неожиданно широкий, даже по центральному телевидению показали. Поскольку имелась ссылка на сайт Левы, где рассказывалось о строительстве пекарни, то сайт посетило громадное количество пользователей. Филипп потом говорил: «Моя побитая морда способствовала твоей славе».

Филиппа задержали прямо на вокзале, только они с женой вышли из московского поезда. Журналисты, телевизионная шумиха изрядно досадили полицейским, у которых имелась бомба – дело против Филиппа. Но бомба оказалась пустой болванкой. На допросе Филипп выдвинул железное алиби – последние пять дней он находился в столице нашей родины городе Москве, сдавал сессию. Вот билет (Арина уезжала в Москву с двумя билетами, второй, на имя мужа, лежал в сумке). А вот зачетная книжка. В день избиения Озерова Филипп сдал три зачета и два экзамена. Преподаватели могут подтвердить, допрашивайте их на здоровье. Столичные преподаватели, конечно, никогда не признались бы, что за деньги ставили зачеты и «принимали экзамены» у мертвых душ. Зачем преподавателям совать голову в петлю уголовной статьи?

Дело, заведенное на Филиппа, лопнуло как мыльный пузырь, а озеровское, напротив, шло полным ходом. Появились свидетели его прежних преступлений. В свое время они, запуганные и забитые, свои заявления забрали, но теперь требовали возобновления следствия.

Ни у кого из тех, кто был посвящен в план Арины и его блестящую реализацию, не возникло сомнения в этичности случившегося – допустимости обмана, сокрытия преступления. Пока правоохранители сами не выкажут безупречного следования закону и не продемонстрируют настоящей охраны граждан, самосуд останется геройством и подвигом.

Открытие пекарни прошло на ура и надолго не затянулось – к двум часам дня весь ассортимент был сметен с прилавка. И в последующем пекарня часто закрывалась раньше времени, иногда к вечеру оставались пирожки и ватрушки. Тот, кто хотел свежего хлеба, должен был прийти с утра. Это правило Филипп и Арина подсмотрели в Италии, где нет больших промышленных хлебокомбинатов, а продукция маленьких пекарен должна уйти обязательно сегодня. Вчерашний хлеб итальянцам не нужен, да и стыдно его продавать пекарям. Чем мы хуже итальянцев? Поэтому, рассуждали Арина и Филипп, лучше меньше да свежее, чтобы не влететь в лишние траты и не потерять марку. Без хлеба люди не останутся – его, заводской, всегда можно купить в магазине. В отличие от Италии, где, бывает, после полудня ни чиабатты, ни фокаччи с огнем не найти.

Пекарне «Галина» уже три года. Народ ее переименовал и называет «Арина» – такой местный топонимический казус. Часто бывает – зайдет человек в пекарню, спрашивает: «Мне рекомендовали “Арину”, а вы “Галина”, куда идти?» «Никуда, вы на месте», – ему отвечают.

Маленькая Галина, дочь Филиппа и Арины, уже шустро бегает и смешно лопочет. Домашнее прозвище Галинки – Буйка. С пеленок всем лакомствам она предпочитала мамины булки. Стоя в кроватке, требовала: «Дай буйку!» Бабушки и дедушки Буйки живы-здоровы. Как водится, любят покритиковать детей, но если случаются у Филиппа и Арины проблемы, рьяно спешат оказать помощь, часто излишнюю и бестолковую. Старикам скучно, когда у молодых нет проблем.

Бизнес Арины и Филиппа относительно успешен, но больших капиталов не накопили, собственной квартиры до сих пор нет. Правда, Арина и не хочет жить в панельном муравейнике, мечтает о собственном доме. У Воронина, конечно, старый прабабушкин участок не выкупить, но можно через несколько лет начать вить свое гнездо в красивом месте.

Даша работает в городской газете. Начав со статей о премудростях пекарского мастерства, якобы Ариной написанных, Даша увлеклась журналистикой, у нее оказалось бойкое перо и нетривиальный взгляд на проблемы. Избавившись от безответной любви к Леве, Даша не менее безответно влюбилась в женатого коллегу по газете. Даше, очевидно, на роду было написано у непокоряемых вершин слезы лить.

Лева подался за границу. Путешествовал по Европе. Где-то подрабатывал, чуть ли не маляром, копил валюту, перебирался из страны в страну. Слал на родину письма, точнее, рассылку – одно и то же послание многим друзьям-приятелям. Филиппу с Ариной в том числе.

Сергей быстро забыл Настю, Антон оказался однолюбом. Перебрался в Москву и упорно исполнял роль Настиного рыцаря, не смущаясь тем, что их социальный статус весьма разнился. Настя набирала вес в профессиональных кругах, становилась модным архитектором-дизайнером, Антон по-прежнему трудился электриком, хоть и на Настиных объектах.

– Вода камень точит, – говорил Филипп.

– Как же! – сокрушалась Арина. – За тысячу лет из щебня гальку делает. У них столько времени нет.

Серега – бесшабашный, любящий риск – набрал кредитов, скупил половину строительного рынка и по всем статьям должен был прогореть, но почему-то не прогорал в самый жесточайший экономический кризис. По мнению Филиппа и Арины, он был везунчиком, баловнем судьбы. И все-таки следовало держать в голове, что не сегодня-завтра Серегу придется выручать финансово, отдать за его долги свое накопленное. Арина и Филипп были к этому готовы.

Они редко переписываются и перезваниваются, давно не виделись. Последний раз – на крестинах Галинки. Их разнесло в стороны – в новое общение, другие заботы, увлечения, к новым приятелям. Однако чувство сопричастности к судьбе друг друга, возникшее тысячу лет назад, когда придумывали и обустраивали пекарню, осталось. Наверное, навсегда. На то и дружба.