Утром её разбудило суетное шлёпанье садовых тапочек: топ-топ, туда-сюда. Нина накинула махровый халат – насколько просторный, что вместил бы в себя ещё одного человека – и вышла на веранду, которая служила и кухней, и гостиной. На столе стояли банки всех цветов и размеров, выстроенные по росту, как школьники на линейке.
– Привет, дочь, – поздоровалась мама, – начала тебя в дорогу собирать. Огурчики солёные возьмёшь? Варенье?
– Спасибо, мам, я к вечеру поеду, успеем собраться.
Она ещё раз посмотрела на разноцветные пузатые заготовки и, боясь обидеть маму, осторожно спросила:
– Ты помнишь, что я своим ходом приехала? Мне всё это не утащить.
– Помню-помню. Выберешь сама. Иди пока завтракай!
– А ты мне компанию составишь?
– Конечно, с удовольствием, кофе сварить?
Когда завтрак был готов, Нина замерла в ожидании удобного момента, чтобы заговорить об отце. Но для её мамы не существовало такого понятия, как «удобный момент, чтобы поговорить об отце», все разговоры заканчивались одинаково: ссорой.
– Мам, я вчера на чердаке нашла книгу, – начала Нина. – Она очень старая, 1933 года. Называется «Калевала». Ты помнишь, откуда она у нас?
– Нет!
Мама сделала вид, что увлечённо жуёт яичницу.
– Мам?.. Это же папина книга? Там есть любопытная надпись про остров и сердце. А именно: «Нина, найди «Сердце севера» на острове Ильматар». Что это значит, как ты думаешь?
Вместо ответа – молчание. Точнее – жевание.
– Я знаю, что ты не хочешь говорить про папу, – сдалась Нина и сменила тактику, – но я тебе обещаю забрать столько банок огурцов, сколько ты пожелаешь, если расскажешь про книгу. Возьму малину, смородину, варенья, соленья, и, если хочешь, захвачу всех дачных пауков, только поговори со мной.
Мама усмехнулась и, наконец, отвлеклась от завтрака.
– Дочь! Ну что ты пристала? Ты же знаешь, папа твой был необычным человеком. Это если мягко выражаясь. А если сказать прямо, то ку-ку, понимаешь?
– Это я уже слышала. Про ку-ку. Но он же не всегда был странным. Я его помню нормальным человеком.
Мама хмыкнула и продолжила есть.
– Так это он оставил надпись? – спросила Нина и впилась глазами в мать. – Расскажи, пожалуйста, всё, что знаешь.
Мама шумно вздохнула, отпила кофе и начала говорить.
– Ладно… Как я сказала, папа твой всегда был не от мира сего, а последние годы просто свихнулся. Была одна история…
Женщина сделала ещё один глоток кофе и замолчала. Нина заметила, как мама нервно потирает пальцы.
– Он любил Карелию, – продолжила мама, – и постоянно туда ездил. В тех краях когда-то очень давно жили его прадед и прабабка. Они были финны, собственно, до войны это была их земля. А когда война закончилась, их эвакуировали в Финляндию, потому что эти земли перешли Советскому союзу. Так вот папа твой ездил туда за сокровищем.
– Чего…?
Нина была ошарашена. Это никак не вязалось с образом отца. Она представила, как простой советский инженер бежит по лабиринту пещер, словно Индиана Джонс, унося с собой несметные сокровища.
– Ну о чём я и говорю… – мама в доказательство покрутила пальцем у виска. – Эта книга, что ты нашла на чердаке, якобы (якобы!!!) является дорогой к этому сокровищу.
– Ну допустим. А что за сокровище?
– Семья прадеда и прабабки твоего отца хранили камень. У них в роду был шаман. Лечил всю деревню, духов леса призывал … ну всё как положено. Работал, короче.
Мама иронично улыбнулась.
– А когда шаман умер, – снова заговорила она, – то заковал свою душу в камень в форме сердца. Ну… по легенде. Говорили, что камень умеет исполнять желание.
– Это и есть «Сердце севера»? Камень, исполняющий желание? – спросила Нина.
– Угу, – кивнула мама. – Но вот беда: желание может загадать не любой человек, а обладающий, как и сам шаман, некой природной силой. Отец твой колдуном не был, как ты знаешь, но камень искал. Теперь тебя хочет впутать, даже после своей смерти!
Она резким движением смела в ладонь крошки со стола и выбросила их в открытое окно.
– Получается, папа верил в это предание?
– Ещё как верил! – ответила мама, театрально взмахнув рукой. – Всю жизнь носился с «Калевалой», катался на историческую родину и, как ты знаешь, много пил.
– Знаю, к сожалению.
– Я тебя одна поднимала, пока он камень искал. А вокруг 90-е. Даже трусов не купить, всё доставать надо было.
Мама собрала со стола посуду и отошла к мойке в знак того, что разговор пора заканчивать.
– Подожди… – сказала Нина после недолгого раздумья, – если семья, которая хранила камень, уехала из Карелии после войны, то как отец про камень узнал?
– А там такая история была…
Мама заговорила погромче, чтобы звук воды из крана не заглушал её рассказ.
– После войны, когда дело шло к эвакуации, они спрятали шаманский камень на маленьком острове, чтобы не увозить душу с родной земли. Они же надеялись вернуться! Сейчас вспомню…Катар… Как ты сказала? – она сморщила лоб, пытаясь вспомнить название острова.
– Ильматар!
– Да-да, остров Ильматар! И чтоб сохранить в памяти место тайника, переложили описание в знаки, в руны, я не знаю точно. В итоге их из деревни увезли, но младший сын прабабки – твой дед, получается – потерялся. На всех детей в эвакуации вешали ярлычки с именем родителей, но этот, наверно, сам снял, маленький был, и потерялся. Там же суета была, представь, зима холодная. У неё четверо детей. Ну и не углядела, видать. Пацанёнка пограничники нашли и вернули в деревню. Так он там и остался у дальних родственников, которые по крови – русские. Он, видать, и передал тайну твоему отцу, когда вырос.
– У меня аж мурашки от этой истории, – прошептала Нина. – Я слышала, что у нас предки финны, но впервые слышу о книге, о шамане, о сердце.
– Вот у тебя фамилия Ланкина. А они были Ланкинен. Дед твой в советское время переименовался в Ланкина. Ну … времена такие… Вчера шаман – сегодня партработник.
Мама домыла посуду и бросила на дочь озорной взгляд.
– Только не говори, что будешь теперь ты за камнем гоняться, как твой отец?
– Погоди, мам… а цифры в книге что означают?
– Не знаю, дочь. Правда. Пойду за огурцами. Варенье, говоришь, возьмёшь?
Вечером того же дня на вокзале города Тверь, как обычно, стояла суета.
Народ бегал взад-вперёд в поисках нужной платформы, тревожно всматриваясь в проходящие составы. Ну пропустить бы «Ласточку»: пути – два, а платформы – три.
На вокзале ни табло, ни обозначений, только вздыхающий женский голос из динамика: «Пассажирский состав номер семь-два-пять до конечной станции Москва Ленинградская отправится со второй платформы правая сторона». Люди спрашивали друг у друга: «А где вторая платформа? Где правая сторона?» Кто поумней показывал, мол, там. Но по направлению «там» стоял забор, охраняемый работником РЖД. Проход закрыт. Народ с чемоданами прилип к заборчику, в недоумении глядя на работника РЖД в фуражке.
Заборчик открыли за две минуты до отправления «Ласточки», и толпа ринулась разрушительным потоком занимать места. Женщины, мужчины, дети, собаки – все бежали и летели, теряя на ходу человеческое достоинство. В ход шли локти, ругань, оскорбления. И только когда вагон наполнился пассажирами, на человеческие лица спустилась благодать – успели.
Нина зашла одна из последних, оглядела вагон и выбрала сиденье у окна: разумеется, свободных мест было достаточно.
У неё не выходила из головы история с камнем. Отец и правда, как говорила мама, был не от мира сего: задумчивый, молчаливый, с грустными глазами. Но он не был сумасшедшим. Папа занимал хорошую должность в проектном институте, он чертил мосты; у него были приятели, шахматная компания во дворе, он водил вишнёвую «пятёрку» и выращивал на даче помидоры. Он вёл образ жизни простого инженера, за одним исключением: у него было страстное увлечение пешими походами по Карелии, куда он ездил каждый отпуск. За последние пару лет поездки участились, а заодно участились их с мамой ссоры.
Мама говорит, что он искал сокровище. Но как принять эту информацию? Конечно, проще всего объяснить это сумасшествием. А что, если нет? Вдруг, камень существует?
Нина потрясла головой, прогоняя из головы зарождающуюся мысль.
Она достала папину книгу и принялась читать руны. Перед ней, как в детской книжке-панораме, развернулся мир Калевы и её жителей.
Я собрал все эти речи,
Эти песни, что держали
И на чреслах Вяйнямёйнен,
И в горниле Ильмаринен,
На секире Каукомъели,
И на стрелах Ёукахайнен,
В дальних северных полянах,
На просторах Калевалы.
Поначалу было сложно привыкнуть к стихотворной форме, приходилось возвращаться к началу стиха, чтобы уловить суть, но уже через двадцать страниц Нина перестала замечать, что читает поэму.
Руна за руной плела книга свой неспешный рассказ о сотворении мира, рождении Вяйнямёйнена, его приключениях и злоключениях, о молодой красавице Айно, о генальном кузнеце Ильмаринене, сотворившим величайшее благо человечества волшебную Сампо, о северной земле Похьёле и похождениях беспечного ловеласа Лемминкяйнена.
Иногда Нина делала перерыв и смотрела в окно на пробегающие мимо подмосковные дачи. Она пыталась понять, как эпические рассказы о калевальских героях связаны с тайной её отца. Как он пытался разыскать путь к «Сердцу севера» внутри мифологического сюжета, далёкого от жизни простых смертных?
Размеренный стук колёс и напевная речь «Калевалы» качали её сознание на волнах и убаюкивали, как очаровывающая и усыпляющая игра Вяйнямёйнена на кантеле. Веки стали тяжёлыми, буквы расплылись, Нина положила голову на рюкзак и провалилась в глубокий сон.
Ей приснился лес, укрытый мягким влажным мхом. Она шла по зелёному ковру босыми ногами, стопы проваливались в мох, а земля уплывала вниз. Потом появился снег; ноги тотчас ощутили режущий холод вместо окутывающего тепла нагретого солнцем мха. Исчезли белоствольные берёзки, стали глубже снежные каньоны. Девушку окружили сухие безжизненные корявые стволы; они встали под косым углом, будто их разом разметала неведомая сила. Деревья размахивали ветками в такт ветру, задевая Нину и мешая ей пройти. Ветер стал сильней. Ветки под его напором набирали силу и секли её по лицу и рукам.
Она миновала склон, спотыкаясь и падая, укрывая руками лицо от прутьев. Показался берег. Гладкая зеркальная поверхность озера отражала небо, безмятежная вода спала. Ветер позади стих. У самой кромки воды Нина окунула руки в озеро, чтобы смыть кровь после схватки с жгучими, как плети, ветками деревьев. Капли крови, которые кружились и исчезали, растворяясь в воде.
Вдруг в глубине показался прямоугольный предмет, с красными узорами и синими разводами, он слегка покачивался из стороны в сторону, показывая то один бочок, то другой. Нина схватила куст на берегу одной рукой, другой потянулась в воду за предметом. Но дотянуться не удавалось. Предмет продолжал колыхаться и дразнить, уплывая всё глубже. Куст больно проскользнул в сжатой ладони, девушка отчаянно застонала, и вода уже почти коснулась её лица, дальше пришлось бы только нырять, и, наконец – удача – поймала!
Нина села на берегу и положила перед собой предмет. Это была книга со знакомой обложкой: по голубым руслам на всех парусах мчались калевальские челноки, ловко обходя на пути скалы и крутые берега. Чуть ниже бледными пятнышками стояли деревеньки, где простая человеческая жизнь кипела вокруг чудесной мельницы Сампо. Мельница вращала жернова и дарила людям неисчерпаемое благо.
О проекте
О подписке