– Хватит вопросов! Не твоё сопливое дело, чего мы не поделили. Она заявила: мы ей не родня. Вот и помни: у тебя кроме нас никого нет. Сейчас купим форму, пойдёшь в школу не хуже других.

В киоске Елена Назаровна приобрела лекарство: бутылочку пива. Подлечившись, в хорошем настроении принялась бродить по рынку, прицениваясь к вещам. Арина невольно сравнила мать и тётю, но кроме цвета глаз не нашла ничего общего. Мама рядом с тётей Галей выглядела старухой, хотя была не намного старше.

– Завтра запишу тебя в ту же школу, в которую Галька определила Настю, – пробурчала Елена Назаровна. – Сделаю сестричке сюрприз. – Она потрепала дочь по голове. – А хочешь, тортик купим?

Арина радостно закивала: намечался настоящий праздник.

***

Арина проснулась от стрекотанья ворон на тополе за окном: солнце уже поднялось высоко. Она в ужасе отыскала глазами часы – девять. Как же так! Почему её не разбудили в школу? Вчера родители допоздна засиделись за столом, пели песни, пока рассерженные соседи не пригрозили вызвать полицию. Потом отец долго не мог угомониться, требовал, чтобы Арина внимательно выслушала его мнение о политике и президенте страны. До половины двенадцатого она, сонная и едва держащая голову от усталости, ждала, когда он наконец отпустит её спать. Мать, свесив с комковатой подушки тонкие руки в синих венах, булькая, храпела на диване.

Арина вскочила с кровати. В доме стояла тишина, родители, видимо, ушли, забыв её разбудить. В каком бы состоянии они ни находились, в шесть утра брели убирать свой участок. Дворником числилась лишь мать, отец ей помогал. Выполнив работу, они дружно отправлялись в магазин за очередной порцией горячительного. Арина надела колкую кофточку, мятую юбку, захватила ранец и помчалась в школу. Она так волновалась, что её не пустят в класс, что вспотела от переживания.

Добравшись до своего класса, какое-то время постояла под дверью, потом робко просунула голову в щель.

– Римма Михайловна, можно войти?

Учительница обернулась.

– Входи. Потом объяснишь, почему опоздала?

Арина обрадовалась, что ей разрешено войти, бочком протиснулась к своему столу.

– Извините.

Не по-осеннему яркое солнце светило в большие окна класса, нагревая его до состояния парной, не помогали и распахнутые настежь форточки. Римма Михайловна обмахивалась журналом, ученики, сопя, писали в прописях палочки и загогулины. Все уже умели читать по слогам, а кое-кто довольно бойко писал, но учебный план предписывал тренировать руку, и они тренировали. Учительница помнила время, когда первоклассники приходили к ней, не зная алфавита, но сейчас всё по-другому: изменили программу, втиснули новые предметы. Она, будучи приверженцем старой школы, считала нынешнюю торопливость в обучении пагубной, но кто станет слушать учителей, вышедших в тираж, хорошо хоть не выгоняют на пенсию по старости. Римма Михайловна прошлась по классу, мягко поправила Марину Вершинину.

– Не зажимай так крепко ручку, держи пальчики более расслабленно.

Она со вздохом подумала: учебный год на юге надо начинать в октябре, вон курортники до сих пор в море купаются. Откинула взмокшую чёлку со лба. Невыносимо! Хоть бы кондиционеры поставили. Взгляд упал на опоздавшую девочку, та свободной рукой яростно чесала спину, потом принялась за шею под толстыми косами.

– Э-э-э… – учительница, чертыхнулась про себя, удивительно, но ей никак не удавалось запомнить имя и фамилию этой ученицы. Она заглянула в школьный журнал. – Арина Рудакова, подойди ко мне.

Арина кинула на неё встревоженный взгляд, провела ногтями по коже, горящей огнём, и приблизилась к преподавателю.

– Почему ты чешешься? – Римма Михайловна старалась говорить тише, но хорошо поставленный голос донёсся до самого дальнего уголка класса.

– У неё, наверно, вши, – предположила Нина. – Теперь она нас всех заразит.

Ученики прекратили писать и с любопытством уставились на Арину.

Учительница заметила: все открытые участки тела Рудаковой покрыты ярко-красными пятнами.

– Сидите тихо, как мыши. Я отведу Арину к медсестре, – она положила руку на плечо девочки. – Возьми свои вещи.

В кабинете медсестра оглядела голову Арины. Та насупилась и негромко сказала:

– У меня нет вшей, мама помыла мне голову керосином.

– Ну и варварство! – возмутилась медсестра, совсем молоденькая девушка, в прошлом году закончившая медицинское училище. На её стройной фигурке белый халат смотрелся идеально. Для солидности Варя носила очки без диоптрий и закалывала светлые волосы в плотную гульку. Но круглое гладкое лицо и весёлые карие глаза выдавали возраст. Она ещё хорошо помнила школу, здесь ей было неинтересно и скучно. – В аптеке полно препаратов от педикулёза. Римма Михайловна, голова у девочки чистая, вшей нет, – она подняла кофточку Арины. Взору Вари открылось худенькое тело, сплошь покрытое алыми пятнами. – У неё аллергия. Я не могу сказать на что. Нужно обратиться к специалисту. Может, даже на этот материал. Видите самое большое раздражение там, где кофточка прикасается к коже.

Медсестра вымыла руки и посмотрела на Арину с брезгливостью и немного с жалостью. В глубине души она понимала, что несправедлива к ребёнку, но Варю отталкивала явная неухоженность и неопрятность девочки. Под наполовину обкусанными ногтями имелась траурная каёмка, от волос пахло пылью и почему-то мышами, отвращали и засохшие, чуть воспалённые болячки вокруг рта. Не придавал привлекательности Арине и настороженный взгляд, будто она каждый миг ожидала нападения или подвоха. Да и вообще смахивала на зверюшку, способную внезапно укусить. Варя не была злой или бесчувственной, просто в ней ещё не проснулся материнский инстинкт, пока большинство детей лишь раздражали.

Римма Михайловна глядя на ученицу, подумала: мы легко проявляем доброту и нежность к существам, выглядящим красиво и трогательно, будь то котёнок, щенок или ребёнок. Кто пройдёт мимо голодного симпатичного котика, сердце зайдётся от жалости, его либо накормят, либо заберут домой. Но как часто мы стыдливо пробегаем, замечая истощённое шелудивое животное. Боимся не того, что придётся его лечить и выхаживать, просто не хотим иметь дома некрасивое, уродливое создание. Всегда приятнее любить красоту. Отчего-то пригожим людям легко приписываем хороший характер, и моментально подозреваем в дурном нраве тех, кто выглядит неприглядно. Мы забываем, что и те, и другие чувствуют одинаково: им так же больно, печально или радостно. Обладателя восхитительной внешности часто наделяем лучшими качествами души, будто красота – залог добродетели.

Римма Михайловна, чувствуя уколы совести, тем не менее, не могла подавить в себе некоторое отвращение к Арине. В конце концов это обязанность её родителей следить за здоровьем и чистотой девочки. А у неё своих проблем хватает, на попечении престарелый отец и великовозрастные дети, не желающие работать. К тому же соцзащита должна знать о неблагополучных семьях, а эта ученица явно из такой семьи, вот пусть каждый и занимается своим делом.

Варя дала Арине таблетку от аллергии. После того как та её выпила, тщательно вымыла стакан с моющим раствором.

– Девочку нужно отправить домой, – заявила медсестра Римме Михайловне и, покосившись на Арину, добавила: – А ты не надевай больше эти вещи, носи что-то другое. Так маме и скажи.

– Родители могут забрать тебя? – поинтересовалась учительница. – Одну отпускать не положено.

– Я хочу завтра придти в школу, – всхлипнула Арина, боясь, что теперь это не разрешат.

– Конечно, – успокоила девочку Рима Михайловна и неловко провела ладонью по её макушке. – Тебе же объяснили, эти вещи лучше снять и посетить врача, чтобы он назначил лекарство.

– Я всегда хожу домой одна, – заявила Арина.

– У тебя есть телефон?

Арина покачала головой.

Римма Михайловна задумалась.

– Мне нужно вернуться в класс, а вам, Варя, придётся найти провожатого для ученицы.

Медсестра хотела возмутиться, но не стала спорить. Когда преподаватель ушла, она спросила Арину.

– Ты хоть адрес свой знаешь?

Получив утвердительный ответ, показала на дверь.

– Пошли что ли, горе луковое.

Арина редко ездила на маршрутке и теперь, довольная поездкой, поглядывала в окно на мелькающие дома.

– Выходим, – Варя подтолкнула девочку к выходу.

В палисаднике возле дома возилась бабушка Маша, завидев Арину, конвоируемую незнакомой девушкой, охнула.

– Что-то случилось?

– А вы кто? – не слишком вежливо отреагировала на её вопрос медсестра, чувствуя себя неловко рядом с этим ребёнком. Всю дорогу пока ехали, она одёргивала Арину, не позволяя расчёсывать воспалённую кожу.

– Я соседка Рудаковых. – Это не было правдой. Мария Алексеевна жила на первом этаже, а квартира Арины находилась на пятом.

– Не знаете, её родители дома?

Мария Алексеевна видела: Рудаковы десять минут назад, отягощённые бутылками с пивом, прошествовали мимо неё, но что-то ей подсказывало, говорить этого девушке не стоит.

– На работе. Оставляйте девочку со мной, я за ней присмотрю.

– Передайте её матери, у Арины аллергия. Я дала ей лекарство, но всё равно нужно отвести ребёнка к врачу, – Варя, обрадовавшись, что удалось быстро сбросить обузу, пошагала к остановке маршрутного такси.

Бабушка Маша выбралась из палисадника, присела на скамейку.

– Рассказывай.

Арина опустилась рядом.

– Мне стало жарко и я начала чесаться, но сейчас прошло. Вот.

Мария Алексеевна посмотрела на шею девочки в бледно-розовых пятнах, приподняла кофточку.

– Уже лучше. Чешется, когда ты в ней?

– Ага, – всхлипнула Арина. – Тётя доктор сказала больше её не надевать, но у меня другой нет. Я что, теперь в школу не пойду?

Бабушка Маша улыбнулась.

– Глупенькая, мы сейчас что-нибудь придумаем, – она набрала номер лучшей подруги Полины. – Поль, помнишь, твоя дочка детские вещи хотела отдать. Она уже от них избавилась?

– Нет. У меня лежат. Устроили из моей квартиры склад, у себя прибираются, а ко мне всю ерунду стаскивают.

– Мы сейчас поднимемся к тебе.

Мария Алексеевна посмотрела на Арину, глаза у той горели любопытством. Удивительно, этот ребёнок с раннего детства, не видевший нормальной жизни, умел радоваться самой малости. Она помнила, как впервые обратила внимания на девочку.

Как-то от просмотра телепередачи её оторвал щенячий скулёж, раздающийся с улицы.

– Вот заразы! Опять щенка подбросили.

Мария Алексеевна ухаживала за клумбой под окнами квартиры и вечно ссорилась с подростками, рвущими цветы, с мужиками, бросающими сигареты в розы, с неугомонной ребятнёй, попадающей мячом в хрупкие лилии. Сначала она никого не заметила, но потом пошла на звук и обнаружила за кустом жасмина девочку лет шести. Та сидела над маленьким холмиком и заливалась горькими слезами.

– Вот ещё! – вспыхнула Мария Алексеевна от злости. – Теперь и питомцев своих вздумали у меня на клумбе хоронить.

Девочка подняла на неё огромные несчастные глаза, выглядевшие сонными и усталыми.

– Тут самое красивое место. Моей Сабрине нравится, – пролепетал ребёнок голосом, осипшим от плача.

Мария Алексеевна узнала в девочке Арину. Дочка пьющих родителей обычно одна-одинёшенька, когда не ходила в садик, слонялась по детской площадке. Мамаши, озабоченные тем, чтобы эта малышка дурно не влияла на их чад, не позволяли ей к ним приближаться. Арину без присмотра отпускали во двор с трёх лет, обычно она ковырялась в песочнице, лепила куличи, что-то строила, или долго качалась на качели. Иногда во двор, окружённый четырьмя панельными пятиэтажками, приходили сердобольные бабушки, они разрешали девочке общаться с их внуками.

Дома заселялись разными организациями, люди не были знакомы – случалось так, что соседи по лестничной клетке не знали друг друга. Мария Алексеевна нередко видела непутёвых родителей этой неприкаянной девочки, их часто обсуждали на посиделках старушки. Все давно привыкли, что ребёнок бродит один, и перестали обращать на это внимание.

– Кто такая Сабрина? Котёнок? – сердце Марии Алексеевны дрогнуло, ей захотелось прижать девочку к себе.

– Не котёнок, моя кукла. У меня сегодня день рождения. Мама подарила Сабрину, а тётя бросила её на землю, и она умерла.

Мария Алексеевна недоумённо посмотрела на могилку с крестиком.

– Ты похоронила здесь куклу?

– Да. У неё оторвались ручки и ножки, – девочка пошатнулась.

Мария Алексеевна вздохнула и приказала себе не связываться с этим ребёнком: обычно такие дети привязчивые, потом от них не отделаешься. Да и где гарантия, что она не малолетняя воровка. Говорят: старший сын Рудаковых сидит в тюрьме, да и второй не лучше – отпетый хулиган и бабник. Но руки уже тянулись к Арине. Мария Алексеевна легко подняла худенькое тельце девочки, от неё пахло несвежим бельём, застоявшейся вонью от спиртного и сигарет, от неё пахло – бедой.

– Твою куклу сломали, хочешь, я подарю тебе другую? У моей внучки их много, она отчего-то не играет с куклами.

Арина покачала головой.

– Больше не хочу кукол. Ничего не хочу.

В этом признании прозвучало столько боли, что душа Марии Алексеевны сочувственно потянулась к этой малышке. Удивило и то, как доверчиво она прижалась к ней, точно брошенный и забытый всеми котёнок.

– Ладно. Раз у тебя день рождения, нужно задуть торт со свечками. Хочешь? – Внутренний голос буквально требовал: не лезть в чужую жизнь! Но сердце шептало: никто не должен плакать в свой день рождения, особенно маленькие девочки.

Мария Алексеевна занесла Арину в квартиру.

– Раз у тебя праздник, ты должна выглядеть соответственно.

Налив в ванну тёплой воды, посадила гостью отмокать, а сама отыскала розовое нарядное платье внучки. Роксана, будучи выше и крупнее Арины, выросла из него, но рука не поднялась выбросить хорошую вещь, вот и пригодилась теперь. Вымыв Арину, Мария Алексеевна высушила ей волосы и заплела косы. У девочки оказались удивительно красивые, густые и шелковистые волосы, на порозовевших щеках появился лёгкий румянец. Платье оказалось немного великоватым, но Арина ощущала себя в нём принцессой. Потом они ели заказанную Марией Алексеевной пиццу, именинница задувала свечи на торте, привезённом посыльным. Девочка заснула прямо за столом с куском торта в руке. Мария Алексеевна перенесла малышку на диван, сняла платье, вытерла влажными салфетками лицо и руки, накрыла спящую одеялом. Подумав, что родители будут волноваться, решила подняться в квартиру Рудаковых. На звонок никто не вышел. Она толкнула дверь, та со скрипом распахнулась. Осторожно ступая в тёмное помещение, шторы на окнах оказались плотно задёрнутыми, вошла в зал. Какое-то время глаза привыкали к сумраку, потом вырисовался силуэт женщины, лежащей на диване, и мужчины, спящего за столом. Мария Алексеевна поняла: никто не думал об Арине, а тем более не волновался за неё. Закрыв дверь, она спустилась к себе. О дочери Рудаковы вспомнили утром, когда собирались на работу. Не обнаружив в квартире ни Арины, ни Юрия, решили, что она с братом. Мария Алексеевна, переживавшая всю ночь, поджидала Рудаковых во дворе.

– Здравствуйте. Не волнуйтесь, ваша девочка ночевала у меня.

Мать Арины вытаращила мутные покрасневшие глаза. Тряхнула короткими грязными волосами.

– А мы думали она с Юркой. Какого хрена у вас оказалась?

Мария Алексеевну охватил гнев, эти с позволения сказать родители, даже не удосужились узнать, где их дочь.

– За оставление малолетней без присмотра вообще-то полагается административное наказание, – пригрозила она.

– Ах ты, старая карга, – прошипел отец Арины. – Пугать вздумала! А ну показывай нашу дочь, может ты её уже на запчасти продала.

– Вы в своём уме? – оторопела Мария Алексеевна.

Лицо Елены Назаровны исказилось от злости, её мучила головная боль и тошнота, а тут ещё эта бывшая училка прицепилась.

– Показывай, Аринку. А то щас полицию вызовем.

С криками они ввалились в квартиру Марии Алексеевны, Арина проснулась от шума и недоумённо посмотрела на возбуждённых родителей.

– Мама, папа. Бабушка мне такое красивое платье подарила, а ещё я свечи на торте задувала, – поспешила она поделиться радостью.

– Платье? Ты чего родителей позоришь! Всякое тряпьё принимаешь, – заорал на Арину отец и стукнул себя кулаком в грудь. – Я вкалываю, как проклятый, сам могу обеспечить тебя.

– Он прав, – поддержала мужа Елена Назаровна. – Мы никогда ничьи подачки не принимали и не примем. Где её вещи?

Мария Алексеевна уже сильно пожалела, что пригрозила полицией этим неадекватным людям. Теперь из-за неё будет страдать несчастная девочка. Так они распалились именно после её угрозы. Она попыталась сгладить ситуацию.

– Извините, если что-то не так сказала. У вас такая хорошая девочка, разрешите оставить это платье, я его подарила ей.

На лице Елены Назаровны появилось странное выражение мстительной удовлетворённости.

– Так-то лучше, а то корчите из себя невесть кого. Думаете вы лучше нас?