Глава двенадцатая
Лирическое отступление, из которого следует, что вести светские беседы – занятие не из простых

Аришка не успела рассказать сказочку дальше – в дверях появились родители. У них в руках уже не было ни совка, ни лопаты, а лица разрумянились, будто они разгрузили не одну тачку снега.

Оказывается, пока брат с сестрой вели содержательные беседы, поезд притормозил возле какой-то маленькой станции.

– Подъем, лежебоки! Вставайте, будем пить чай! – заменил свое обычное «Рота подъем» папа. – Причем совершенно безвредный, совершенно безопасный, заряженный свежим лесным воздухом!

А мама, просунув замерзшие руки Аришке под одеяло, принялась ее тормошить, заодно и отогревая озябшие ладони:

– Вставайте! Мы принесли вам йогурт, шоколад, печенье!

Папа же с гордостью сказал: – Вот! – и поставил это «Вот» на стол.

Папино «вот» состояло из коробки чая «Бодрость», печенья «К завтраку» и плитки шоколада под названием «Не унывай»!

– И не надо обращаться к этой зубастихе! – и, не удержавшись, все же добавил: – Рота, пааадъем!

А поезд, оторвавшись от станции, уже снова набирал обороты. За окном намечался день: свежий, сочный, ядреный. Плоское, как блин, из за горизонта выкатывалось солнце. И причин отказываться от маленьких радостей жизни не было.

После постигшего разочарования с братом – Аришка решила себя утешить: позавтракать печеньем «К завтраку», взбодриться чаем «Бодрость» и перестать унывать с помощью плитки шоколада.

И все было замечательно: ложки не исчезали, стаканы не летали. А снежинки, если еще и кружили, то тут же исчезали, не успев добраться и до верхних полок. А если к этому добавить проносящиеся за окном пушистые елки, уютные домики, с белыми, набекрень шапками и струйками дыма, то становилось понятно, что жить на свете – стоит!

Ну, в самом деле, что может быть лучше, чем ехать в поезде, да еще в отдельном купе, да еще в таком дружном семействе, где брат так нежно любит сестру, где папа жаворонок, а мама мудрее самой мудрой совы…

И, помешивая ложечкой в стакане, вести светскую беседу.

– Ну вот, как славно позавтракали, – погладил себя по животу папа. – И никаких тебе чудес! И стаканы не летали…

– И бутерброды не превратились в летающие тарелки, – почему-то заметил Ромка.

– И колбаса не замычала.

– Ну, теперешняя колбаса вряд ли вообще может мычать, – скептически поморщилась мама. – Скорее, поверю, что она может хрюкать, кукарекать, а то еще хуже – мяукать или гавкать.

– Скажешь тоже – гавкать! Что ли мы варвары какие, собачатину есть? – возмутился папа. – Может, ты путаешь русскую колбасу с французскими лягухами? А нам, русским, лишь бы картоха была! Правда, Ромка? – обратился он к собрату по полу и аппетиту.

– А что, я бы не прочь попробовать, – неожиданно возразил Ромка. – Может, разведем на нашем пруду? Выйдешь так по утру водицы испить – а там уже готовый завтрак плавает.

– Ну, Ромка, ты не патриот! – разочарованно протянул папа. – Мне лягушку хоть сахаром обсыпь – я есть не стану! Впрочем, если вы думаете, что французы едят обыкновенных лягушек, ошибаетесь. Они вывели такую специальную породу лягух огромными лапами, типа наших бройлерных цыплят. Вот как раз эти-то лапы они и едят!

Мама вдруг перехватила рукой горло.

– Послушайте, других-то тем нет, кроме лягушек?

– Есть, сколько угодно есть тем! – Аришке тоже не очень-то понравилась лягушачья тема.

– А давайте лучше… Поселим на нашем пруду – нимф, – вышел с рационализаторским предложением Ромка. Тоже земноводные. Выйдешь так по утру водицы испить, а там – такие красивые, длинноногие…

– Вырасти не успел, а туда же! – фыркнула Аришка. – Мам, ты за кого? За нимф или за лягушек? – вопрос о заселении пруда волновал Аришку не на шутку.

– А, мне все равно! – похоже, мама сегодня была не расположена вести светскую беседу.

– Пап, а ты?

– Ну, пусть будут нимфы… Длинноногие все же лучше, чем квакающие, – отозвался папа, и тут же снова перехватил мамин неопределенный взгляд.

Впрочем, у нас итак есть две, и как раз обе длинноногие. Да и вообще – других тем, что ли, нет, кроме того, чтобы обсуждать – кто будет квакать в нашем пруду?

– Вот именно! – Аришка чувствовала, что светская беседа заходит в тупик. – Есть, сколько угодно есть тем!

– Вот именно, сколько угодно! – снова поддакнул папа.

– Проводница, например! – не теряла жизнелюбия Аришка.

– Да, проводни… Почему именно проводница? Что, кроме нее уже и поговорить не о чем?

Аришка вздохнула:

«Нет, вести светскую беседу с родителями – занятие не из легких»!

А папа, посмотрев на маму, вдруг сказал:

– Имейте в виду, мамина голова – это наше общее достояние. Не забивайте ее всякой ерундой. Это не просто голова, это…

И он принялся подыскивать достойные эпитеты для маминой головы:

– Генератор мысли, очаг идей, светоч любомудрия…

Аришка с Ромой как-то по-новому посмотрели на мамину голову. Голова была как голова. С длинными, до плеч, светлыми волосами, распушенной по лбу челкой.

И пока папа напрягался в поисках эпитетов, «генератор мысли» генерировала их, склоняясь над столиком. Не дослушав конца папиной витиеватой речи, мама, собрав посуду, отправилась в сторону тамбура.

Глава тринадцатая
Рассказывающая о том, что реальность бывает порой богаче самой богатой фантастики, «генератор идей» дает сбой, а Ромка совершает чудеса благородства

Не прошло и пяти минут, как мама появилась снова.

Но что это была за мама! На плечах ее было то же «достояние», тот же «генератор идей и мыслей» но, похоже, этот генератор дал сбой.

Стаканы в ее руках остались невымытыми, пальцы нервно подрагивали.

– Он… там! – едва выговорила она, прикладывая палец к губам.

– Кто? – уставились на нее три пары глаз.

– Т-сс! – мама снова выглянула в коридор и тут же захлопнула дверь. – Ходит!

Аришка смотрела на маму. Если мама и была генератором идей, то, как правило, это были хорошие правильные идеи. Она даже забеспокоилась, не повредил ли избыток впечатлений их общее достояние?

А на папу мамин вид вообще подействовал особенным образом. Он даже привстал, оторвавшись от своих книг и журналов, и, подойдя к двери, собственнолично выглянул в коридор.

Но коридор был пуст.

– Дорогая, ты просто переутомилась. И потом, кто – он?

– Тот! Клетчатый! Про которого рассказывала проводница! С баулами!

– Вот глупости! Да где ты его видела? Клетчатый!

– В тамбуре!

– Ну вот, я вам говорил! – бросил папа взгляд на детей. – Что значит расстраивать мать по пустякам!

– Проводница наплела тебе что-то – вот у тебя и отложилось, – снова повернулся он к маме.

– Не хотите – не верьте! А я говорю – он, маг, там! Все совпадает! – и мама снова оглянулась на дверь. – Клетчатая накидка – раз! На голове какое-то сооружение вроде старинного котелка, боливара, или… В общем, того, что носят волшебники.

– Волшебники! – усмехнувшись, передразнил ее папа. – Дожили! Да где ты их видела? В цирке? Ты что, маленькая девочка, чтобы во все это верить?

– А в руках, как и говорила проводница, два старинных баула!

– Ну, значит – обыкновенный пассажир только с большими сумками!

– Обыкновенный? Да? Тогда зачем он все это на себя нацепил?

– Ну, сумки могли быть какие угодно, лишь бы большие. Ты увидела на нем что-то клетчатое, у тебя, как у натуры впечатлительной, разыгралось воображение…

– Что же тогда этот обыкновенный пассажир со своими обыкновенными сумками делал в нашем тамбуре? – не сдавалась мама.

– Ну, решил, например, заранее подготовиться к выходу.

– Но он стоял в тамбуре, противоположном тому, где выход!

– Значит – хотел перейти в соседний вагон! Мало ли что может прийти в голову пассажиру! Сколько пассажиров – столько голов! – снова посмотрел папа на мамино достояние.

А мама вдруг медленно провела пальцем по поверхности лежащего на полке одеяла.

– И эта его накидка… Она действительно очень напоминает наше одеяло. Очччень напоминает… – и в голосе мамы вдруг прозвучали какие-то знакомые интонации: слышали они уже где-то эту растянутую букву «ч».

– Знаешь что, дорогая… Давай-ка ты лучше попей чайку, а мы все за тобой поухаживаем!

Папа осторожно придвигал маму ближе к столику, впервые не спеша забраться туда сам, первым.

– Ну его, этого клетчатого! Стоит из-за него так волноваться, головы ломать!

Следуя папиному примеру, все наперебой принялись ухаживать за мамой. Аришка добровольно сбегала за кипятком, Ромка даже собственноручно размешал чай в мамином стакане, а папа…

Тот вообще целых полчаса просидел рядом, забыв про все свои книги и журналы. И все просил маму «сделать еще глоточек, от которого ей должно стать еще лучше», пока она не заявила, что «чай у нее сейчас польется прямо из ушей».

После основательно растянувшегося чаепития на процедуру мытья стаканов командировали Ромку. На это задание, как на задание особой важности, было решено отправить мужчину. А так как папа неотлучно находился при маме – то единственным оставшимся мужчиной и был Роман.

– Все равно лучше, чем у тебя, это ни у кого не получится! – вручил ему стаканы папа.

Ромка вздохнул и, пронеся над Аришкой свое обреченно-недоступное лицо, обозначавшее «не мужчинское это дело», гордо удалился.

– Привет клетчатому! – не смогла удержаться Аришка.

Итак, брат ушел, Аришка же принялась думать. На этот раз о том, что сказала мама.

«Верить или не верить?»

С одной стороны, мама действительно могла принять за мага какого-нибудь пассажира в клетчатой одежде. С другой… Аришка тоже ночью видела в их купе двух странных типов и, если бы о них решилась рассказать, – еще неизвестно, поверили ли бы ей. Брат, например, не поверил.

Странно, прошло уже больше четверти часа, а Ромка все не возвращался.

– Провалился он там, что ли? – папа, поглядывая на маму, старался говорить ровным голосом.

– Наверное, он там стаканы просто очень тщательно моет, – предположила Аришка.

– Мылом, – нервно кивнула мама.

– И мочалкой.

И все принялись гипнотизировать дверь. Призрак клетчатого мага снова неуловимо проплыл в воздухе.

Прошло еще минут пять. Папа понял, что наступило время действовать ему. Как бы этого не хотелось – он оторвался от мамы, и…

Но в этот момент дверь затряслась, словно в приступе сенной лихорадки. В распахнутом проеме появился брат Рома с блистающими от чистоты стаканами. Живой и невредимый.

– Вот видишь! – радостно воскликнул папа. – А мы уж грешным делом подумали, что и тебя… – но, сдержался.

А мама, убедившись, что это ее собственный родной сын, целый и невредимый, вздохнула:

– Каждый раз при виде тебя я вспоминаю знаменитый анекдот про черепаху…

Аришке очень нравился анекдот про черепаху. Черепаху отправили в магазин. И долго ждали. Наконец, когда терпенье ожидающих лопнуло, ее увидели. Естественно, что выразили возмущение по поводу ее долгого отсутствия. На что невозмутимая черепаха сказала: «Будете ругаться – совсем не пойду».

Анекдот Аришке нравился еще и потому, что к брату он очень подходил. Но сейчас она, не слушая, молча за ним наблюдала.

Она видела, как он невозмутимо поставил стаканы на стол. В этой его невозмутимости, возможно, и было кое-что, на что следовало бы обратить внимание. Но родители, обрадованные возвращением сына и чистой нелетающей посуды, – ничего не заметили.

Зато Аришка даже очень заметила, как долго и таинственно брат вытирал ладони о полотенце. Как потом долго и таинственно махал ими в воздухе. И только после этого, не спеша, забрался на верхнюю полку.

И вместе с ним перекочевал туда и его таинственный свет.