Глава 6

Прежде мне никогда не приходилось бывать на похоронах. Да что там, я и о смерти как-то раньше не задумывалась. Но две недели назад все изменилось, и теперь мы с мамой стояли в гулком, пропахшем цветами и горем зале крематория, где проходила церемония прощания с моим лучшим и единственным другом – Гарькой Аванесяном. Вокруг толпились люди, которых я совершенно не знала. Зрячие и незрячие ребята – друзья и ученики Гарика: какие-то крепкие, пропахшие бензином и кожей парни из байкерской тусовки; всхлипывающие девчонки; суровые ребята-альпинисты из тех, что оказались в городе. Человек пятьдесят, если не больше, как сказала мама. Не было только ее, Лизы Брянцевой, едва не раздавившей его душу. А ведь я позвонила, сказала, где и когда состоятся похороны. Но она так и не пришла.

Мы с мамой жались друг к другу, как замерзшие птицы. Я слышала, как шуршат лепестки роз в ее трясущейся руке, как сокрушается громким шепотом кто-то в дальнем конце зала:

– Это вдвойне нечестно! Такой парень! Несправедливо!..

«Несправедливо…» На Гарькину долю справедливости совсем не досталось. Дом малютки, редкие визиты пьяницы-отца, интернат, потом – Лиза… Хотя что я понимаю в справедливости? Гарька любил жизнь и прожил немного, но ярко. Посмотрим, соберется ли на мои похороны хоть три человека… Место угнетало, и мысли тоже. Мы с мамой и деловитым Степаном Ивановичем – директором скалодрома, который взвалил на себя организацию и оплату похорон, стояли в изголовье гроба, а мимо нас, мимо равнодушного ко всему Гарьки медленно тек человеческий ручеек, на минуту застывая возле открытого гроба и двигаясь дальше.

Я коснулась обитого тканью деревянного угла. Мне не нужно было протягивать руку дальше – кожей чувствовала холод там, где лежала Гарькина голова. Мама сказала, что у него спокойное лицо, будто спит. Сказала, что его одели в кожаную куртку зачем-то, что в гроб положили альпинистские очки и томик Высоцкого. Ей все это казалось кощунством, а мне – нет. Все это он любил, пусть оно с ним и останется. До конца.

Говорили многие и много. Я не вслушивалась. Слова обтекали меня, улетая под высокий потолок и теряясь там.

– Тебе тоже нужно сказать, – прошептала мама.

Нужно? Я покачнулась. Нет. Не смогу. Гарька, милый, прости!

И тогда левому боку стало пусто и холодно – мама оторвалась от меня, отошла.

– Гарик всегда был необыкновенным мальчиком… – услышала я ее голос.

Обычно сильный, для такой хрупкой женщины, сейчас он звучал ломко, надтреснуто.

«Надтреснуто… – Я не могла ни на чем сфокусироваться, даже на маминых словах. В пустой голове пробегали нелепые мысли. – Мы все сейчас надтреснутые. С трещиной в сердце, Гарька».

Из тех, кто умер в хосписе в ту ночь, для похорон выдали только Гарькино тело. Остальные до сих пор находились в Бюро судебно-медицинской экспертизы. И там они могут задержаться надолго, как сказал капитан Дежин. Спасибо, что тело Гарика нам отдали быстро! Ведь у него никаких подозрительных посмертных изменений не обнаружили.

Капитан звонил каждый вечер. Сначала – просто узнать, как я себя чувствую, а потом вдруг спросил, не желаю ли я прогуляться перед сном. Я вовсе не хотела выходить под липкую морось, весна капризничала, и хорошую погоду вдруг сменили холодные ветра с дождями, но капитан явно вытаскивал меня из дома неспроста. Пришлось согласиться. Удивила мама, заявив, что в таком виде – спортивный костюм и старенькая куртка – никуда не выпустит. Изобразив маленький, но шумный ураган, она заставила меня переодеться и сама переплела мне волосы в косу, стянув резинку с привычного хвоста.

– Как на свидание меня собираешь, – попыталась отбиться я, – еще накрась…

– А что? Может, так оно и есть?

Мама аккуратно разбирала пряди моих волос.

Я фыркнула:

– Ма, что ты себе напридумывала? Капитан Дежин тот еще кавалер. Дело у него.

– По делу или не по делу, а девушка не может себе позволить встречаться с мужчиной в таком виде!

Я сдалась. В конце концов, правду-то я сказать не могла. Даже ей. Особенно – ей. А вот капитану сказала…

Ветер попытался вырвать у меня из руки дверь в парадную, попутно влепив в лицо приличный заряд холодных капель.

– Стой под навесом! – услышала я.

Хлопнула дверь машины, и капитан зашлепал прямо по лужам, на ходу открывая громко щелкнувший зонт. Капли неровно забарабанили в натянутую ткань, и мы побрели к машине, пытаясь одновременно уместиться под ненадежной защитой.

– Хорошенькую погодку вы выбрали для прогулок, Максим, – проворчала я, оказавшись в теплом салоне.

– А здесь не капает, – с философским спокойствием отреагировал на мое ворчание Дежин, поворачивая ключ зажигания.

Машина послушно рыкнула и покатилась вперед.

– Куда вы меня везете?

– К одному моему приятелю. Он настойчиво просил о знакомстве.

– Что? – нахмурилась я.

– Света, не бойся. Он – врач. В некотором роде.

– Я не боюсь! И что значит – в некотором роде?

Капитан меня смущал и злил. А я смущала и злила его. Куда подевалась простота и откровенность, с которой мы общались в тот единственный раз у него дома, не знаю, но теперь между нами все время висела неловкость. И еще – несколько смертей. И непонятные шакалы-невидимки.

– В некотором роде, потому что он не работает с живыми людьми. Он судебно-медицинский эксперт. Танатолог.

– Тана… Смертевед?

Максим усмехнулся. Не фыркнул, не издал ни звука, но я почувствовала его усмешку так ясно, словно смогла ее увидеть.

– Смертевед… А что? Именно так.

– И что ему от меня надо?

Я все еще сердилась. Не люблю сюрпризов. Не люблю неожиданностей. Их в последнее время и так хоть отбавляй.

– Не злись, – прочитал он мои мысли. – Славка – хороший парень, мы с ним давно знакомы. Он занимается нашими трупами из «Уюта» и хосписа.

– Да уж, догадалась.

Дом был новым. Он еще хранил запах краски, едкую вонь пластиковой обшивки и неуловимо-пространное эхо помещения, совсем недавно бывшего абсолютно пустым. Лифт заглотил нас в просторную пасть и вознес на нужный этаж стремительно и бесшумно. Переливчатая трель звонка еще не успела стихнуть, а замок в двери уже тихонько щелкнул.

– Здравствуйте, – прямо с порога поприветствовал меня благодушный басок.

Источник звука находился выше моей макушки, и я невольно задалась вопросом, какого же роста этот друг капитана?

– Привет!

Это уже было адресовано Максиму.

– Слав, это Светлана. Света, знакомься, мой друг, Вячеслав Вощин.

Я приготовилась пожать хозяину руку, но неожиданно тыльную сторону кисти обдало теплое облачко выдоха и коснулись сухие горячие губы. Я вздрогнула и попятилась, натолкнувшись на твердокаменный, обтянутый толстовкой торс капитана.

– Очень приятно! – не заметил моего смущения Вячеслав. – Прошу вас…

Кажется, он попытался взять меня под локоть, но Максим едва уловимо шевельнулся за спиной, и танатолог отступил, шоркая подошвами по полу.

– Мы сами, – подкрепил свое движение словами капитан. – Прямо, Свет, и налево.

Нравилось мне в нем это. Но и бесило. Я не люблю навязчивое желание зрячих подчеркнуть мою беспомощность. Но с какой стати он взялся решать, когда и от кого мне принимать помощь?

Вячеслав Вощин оказался личностью совсем необычной. И дом у него был под стать хозяину. Попав в большую комнату, мы словно вышли на лесную поляну – свежий, веселый запах многочисленных растений заполнял ее немаленький объем, сливаясь с птичьим щебетом – высоким, резким и немного сварливым.

– Что это?

Я замерла у порога.

– А это – мои питомцы. Неразлучники Авель и Каин, – отозвался хозяин леса из глубины комнаты.

– Протяни руку, – шепнул капитан, и я послушно выставила ладонь.

За указательный палец немедленно уцепились острые коготки, я согнула ладонь лодочкой, и в нее скатился суетливый пушистый комочек с быстро трепещущим сердечком под хрупкими, невесомыми перьями. Улыбка сама собой смыла все мое недовольство вечерней прогулкой неизвестно куда. Я повернулась к Максиму, потом – к Вячеславу. Восторг и умиление требовали выхода.

– Чудо какое!

До этого момента я никогда не держала в руках живую, самую настоящую птицу! Попугай вертел головой и что-то выговаривал на своем языке, пронзительно и громко. Второй отвечал из дальнего угла комнаты.

– Вы им понравились! – довольно сообщил Вячеслав и щелкнул языком.

Пичуга выпорхнула из моей руки.

Максим, уже знакомый с моей привычкой исследовать незнакомое помещение самостоятельно, только наблюдал из центра комнаты, усевшись в скрипнувшее кресло. Я ощущала его взгляд, как ощущала бы ладонь под сгибом локтя – расслабленную, но готовую поймать, поддержать в любой миг. Наблюдал за мной и Вячеслав. С веселым любопытством. Он вообще распространял вокруг себя ореол необычной легкости, притом что физически места занимал очень много.

Вдоль стен поднимались открытые стеллажи с книгами – большими томами, с краев полок свисали плети каких-то растений с нежными небольшими листьями. Полки перемежались большими вазонами, и в них росли целые небольшие деревца, некоторые – выше меня ростом. Между двумя такими деревцами втиснулся короткий диванчик, а дальше тянулись все те же стеллажи. Ближе к окну я обнаружила клетку, выгнутые ребра тоненькой решетки образовывали большой купол. Размер клетки потрясал воображение – при соответствующей дверце в нее можно было поместить и меня, и даже капитана! Дальше я обнаружила закрытую дверь и не стала любопытствовать, а легко нашла дорогу к свободному креслу в центре комнаты, лишь чуть-чуть помогая себе тростью – мужчины дышали громко, двигались громко, и ошибиться в их местонахождении было просто невозможно.

Меня окружала атмосфера спокойствия и тихой радости. И здесь живет человек, каждый день имеющий дело с телами умерших людей? Я была немного растеряна. У Максима и Вячеслава оказалось так мало общего, что я засомневалась в том, правильно ли составила мнение об этом человеке.

– Макс, будь другом, сооруди нам чайку? – внезапно предложил хозяин дома. – Вы ведь пьете чай, Светлана?

Я кивнула, стараясь сохранить невозмутимый вид. Капитан напрягся так, что крякнуло плетеное кресло под ним (кажется, такие называют ротанговыми), но спорить почему-то не стал. Молча поднялся и вышел из комнаты.

– А мы с вами пока побеседуем…

Тон Вячеслава оставался все таким же благодушно-расслабленным, но я уловила даже не движение – намек. Просто чуть-чуть подалось вперед его крупное тело.

– Конечно, спрашивайте, – спокойно согласилась я.

В конце концов именно за этим Максим меня сюда и привез.

– Договорились. Сначала спрашиваю я, а потом – вы. Ведь и у вас наверняка есть вопросы.

Честно говоря, вопросов к специалисту по вскрытию трупов у меня не было, но разочаровывать его я не стала, просто кивнула в ответ.

– Какие они? – ошеломил меня Вячеслав.

Я аж рот приоткрыла, силясь сообразить, о чем он спрашивает. А когда сообразила, до меня дошел не только смысл, но и тон вопроса – сухой, жесткий, по-деловому острый. Этот Максимов друг был совсем не прост!

– Небольшие. Со среднюю собаку. Недобрые. Трусливые и наглые одновременно. Не умные.

– Ого! – Вячеслав удовлетворенно крякнул и откинулся на спинку своего кресла. – Как вы определяете размер?

Я пожала плечами.

– Помните байку про Архимеда и вытесненную из ванны воду? Что-то очень близкое. Люди и предметы вытесняют, занимают определенную долю пространства вокруг меня, я это просто чувствую. Попробуйте походить с закрытыми глазами некоторое время, и вы все поймете. Похожим способом я убеждала маму, что могу передвигаться без постоянной поддержки.

– Значит, эти существа материальны?

– Не уверена. По моим ощущениям, скорее нет, чем да. Я не могу этого объяснить. Они самую малость плотнее того воздуха, который вытесняют, или, наоборот, настолько разреженнее и чужероднее, что на их месте скорее ощущается пустота, окруженная воздухом.

– Закапсулированный сгусток пустоты?

– Слишком заумно, но да, похоже. Только это не капсула в прямом смысле. Эти штуки подвижны, текучи и быстры.

– Да вы просто клад, Светлана! – воскликнул Вячеслав.

– А я что говорил?!

Шаги капитана я услышала раньше, чем он появился в комнате. Собираясь додумать мысль о том, что Максим, оказывается, с кем-то меня обсуждает, я вдруг замерла. Озарение пронзило меня, словно копье, оставив тягучую негибкость в позвоночнике. Медленно, неуклюже я повернулась лицом к танатологу, к его глазам.

– Вы мне верите?!

Максим заполнил повисшую паузу бряцаньем посуды, которую переставлял с подноса на стол.

– Я верю вашим ощущениям. Если бы даже не верил собственным исследованиям и не верил Максу, то поверил бы вашему рассказу после того, как вы обошли комнату, Светлана. Я – медик. В силу своей профессии я знаю многое о том, как функционирует человеческое тело. Многое – о его физиологических возможностях. О возможностях замещения – в том числе. Вы свои используете превосходно. А что касается нашего случая – все логичные объяснения мною проверены и отвергнуты. Дело за теми, что не вписываются в привычную логику. Мой следующий вопрос: а вы сами-то что об этих существах думаете?

Ну, вот и настал момент моего позора. Не было у меня никаких объяснений. И версий, как выражается капитан, тоже не было. Воспринимать шакалов смерти на уровне теологии я просто не могла. Слишком реальными были встречи с ними. А другие варианты в мое сознание просто не помещались. О чем я Вячеславу и сообщила.

Чай оказался необыкновенно ароматным и вкусным. Маленькие округлые печенюшки таяли во рту. На какое-то время мы все замолчали, наслаждаясь едой. Тишину прерывали только попугаи, периодически поднимавшие звонкий крик, сменявшийся нежным воркованием. Быстрые ссоры и молниеносные примирения… Они были забавны. Их вовсе не волновало, что где-то в нашем пасмурном городе витают закапсулированные сгустки пустоты, терзающие человеческие трупы…