Глава 4

Светлана нахохлилась на пассажирском сиденье, а Дежин топил по Приморке, нарушая скоростной режим. Основной поток машин уже понемногу забивал набережную, и он торопился проскочить до того, как утренняя пробка заставит машины ползти с черепашьей скоростью. Периодически он поглядывал на свою пассажирку, но разговоры решил оставить на потом – ей явно было не до болтовни. Состояние девушки ему не нравилось. Дежин снова быстро взглянул на нее: спутанные, слипшиеся пряди светлых волос закрывали лицо – она наклонила голову. Руки мелко подрагивали на коленях. Контраст с той Светланой, у которой он брал показания несколько дней назад, был разительным. Тогда она показалась ему уверенной в себе и очень храброй. Глядя на нее – аккуратную, симпатичную, с завораживающе-внимательным взглядом темно-серых глаз, – трудно было поверить, что она слепа. Тогда она неожиданно вызвала у него сочувствие и вместе с тем – уважение. Сейчас – тревогу и жалость. Направляясь к хоспису, Дежин грешным делом понадеялся, что сумеет разговорить ее в дороге и выудить что-нибудь ценное для застопорившегося следствия, но сейчас им руководило нечто иное. Нечто, чего, как казалось, он давно лишился, – сострадание.

По утрам двор пустел. Максим припарковал машину на свободном месте прямо возле своей парадной. Это у него вторник оказался выходным днем после суточного дежурства, а весь честной люд разбрелся добывать средства к существованию.

– Приехали.

Светлана заскользила ладонью по двери в поисках ручки.

– Подождите, я открою.

Он выскочил из машины, но, когда обогнул ее, девушка уже осторожно ставила ноги на тротуар. Трость легонько постукивала. Он закрыл машину и мягко прикоснулся к ее локтю.

– Можно?

– Да, ведите, – согласилась Светлана слабым голосом.

Она так и не спросила куда.

На газоне под окнами старенькой девятиэтажки сиротливо горбились симметричные кучки мусора, который сгребли, но так и не убрали дворники. Лавочка у входа в подъезд была оккупирована древней, словно мамонт, Петровной из девяносто пятой квартиры. И это было хорошим знаком: значит, лифт успели починить. Утром Максиму пришлось спускаться с восьмого этажа пешком.

Старушка поджала и без того почти отсутствующие губы и с подозрением уставилась на Светлану.

– Доброе утро, – ответил Дежин на Петровнино шипящее «здрас-сте», понимая, что дежурная вежливость не спасет его от дворовых сплетен.

Уже в лифте ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что дома не убрано, а в мойке, полной немытой посуды, подсыхают на тарелке следы вчерашнего ужина. Сделать с этим ничего было нельзя, и Дежин просто отмел сожаления в сторону. Колымага кабины дернулась, останавливаясь, и двери разошлись в стороны со скрипом и бряцаньем.

– Направо, – подсказал Максим, пропуская Светлану вперед.

Она послушно повернула и безошибочно нашла его дверь.

«Как, черт побери, у нее это получается?» – удивился он, доставая ключи.

Матрос встретил их басовитым мявом и резко замолчал, уставившись на гостью.

– Кот? – повернула голову к Дежину Светлана.

На бледном от усталости лице появилась удивленная гримаска: вскинулись брови, на миг разгладилась морщинка между ними. Пожалуй, это было первым проявлением эмоций за все утро.

– Да. Матрос. Матроскин вообще-то. Не бойтесь, он мирный…

Гостей у Дежина почти не бывало, так что особой уверенности в своих словах он не испытал. Для вящего спокойствия пришлось грубовато отпихнуть Матроса с дороги, и кот, укоризненно взревев, унесся в комнату, елкой распушив хвост.

Усадив гостью на диван, Максим рванул в кухню. В холодильнике нашелся сыр, половина шоколадки с орехами и вяловатое яблоко. Сыр и яблоко он нарезал, шоколадку просто поломал и водрузил весь небогатый ассортимент закусок на тарелку. Початая бутылка «Чивас Ригал» дополнила меню. Так, с тарелкой в одной руке, стаканами – в другой и с бутылкой под мышкой, он и замер на пороге комнаты.

Матрос вальяжно расхаживал по коленям Светланы туда-сюда, украшая длинной шерстью ее синий джемпер и джинсы, и утробно мурчал в такт движениям руки, оглаживающей серо-белую шкуру от ушей до кончика хвоста.

– Познакомились? – только и сказал Дежин.

Руки были заняты, и показать Матросу кулак не получилось.

– Он милый.

Голос девушки звучал ровно, даже равнодушно. Так говорят те, чья боль превысила всякий предел. Дежин убедился в правильности приятного решения – в психиатрии шок считается одним из опаснейших состояний, и выводить человека из него следует чем быстрее, тем лучше, а единственная свидетельница по его новому делу, несомненно, находилась в глубоком шоке.

– Выпейте это.

Максим согнал кота и сунул ей в руку тяжелый квадрат стакана, до половины заполненного крепчайшим виски.

Она подхватила его под донышко второй рукой и выпила, медленно, глоток за глотком, явно не чувствуя вкуса. Ни одна мышца не дрогнула на бледном лице. Дежин поежился и отхлебнул из своего стакана.

«Виски в девять утра? Похоже, день удался», – мрачно подумал он и подвинул тарелку к краю журнального стола.

– Закусите.

Она провела ладонью над тарелкой, почти не касаясь содержимого, и взяла шоколадный обломок.

– Расскажите мне все. Будет легче, я обещаю.

Назвался груздем – полезай в кузов. Максим продолжал исполнять взятую на себя роль. Щеки девушки порозовели, она отвела с лица тонкую прядь слипшихся, словно от морской воды, волос и вздохнула:

– Как? Вы не поверите. Никто не поверит. Я сама себе не верю…

– А вы попробуйте, Света. Там посмотрим.

– Спасибо вам, Максим Сергеевич. Вы – хороший человек.

– Просто Максим.

Дежин смутился, вспомнив, о чем думал, когда ехал по просыпающемуся городу в хоспис.

«Хороший, как же!..»

– Не обольщайтесь, Света. Хорошим меня мало кто считает. Но я постараюсь помочь, если смогу, конечно.

Ее губы дрогнули и сложились в печальную улыбку, а Максим раз и навсегда определил разницу между глазами слепого человека и зрячего. Взгляд Светланы не отражал эмоций, он казался глубоким и загадочным, но только казался. В нем невозможно было прочитать боль, разочарование или радость. Красивые глаза девушки были мертвы.

Она обхватила пустой стакан ладонями и слегка подалась вперед.

– До вашего появления в кафе кое-что произошло. Кроме меня, убийцы и убитых, там был кто-то еще. Или что-то…

Дежин слушал молча. Понять беднягу было несложно – столько потрясений за такой короткий срок. Но к тому моменту, как она дошла до попытки защитить своего друга от невидимой твари, Максим поймал себя на желании сделать пару звонков. Дернулась и зазудела жилочка инстинкта. Что-то во всем этом было. Что-то, не позволявшее списать услышанное на стресс несчастной Светланы. Ну, не тянула она на человека с поехавшей крышей. Максим крякнул и потянулся к бутылке. Плеснул себе немного и, отобрав стакан у Светланы, налил немного и ей. Стало ясно, что он не зря отзвонился и предупредил дотошного и обидчивого Сабирова из отдела баллистической экспертизы, к которому собирался заехать с утра, – сегодня сесть за руль уже не светило.

– Вот и все. А потом я как-то добралась до первого этажа и позвонила вам.

Девушка замолчала. Ее снова начало потряхивать, и Дежин коротко приказал:

– Пей… те.

Она послушно поднесла стакан к губам, глотнула и закашлялась. Значит, шок отступил.

– Вот что я скажу… – Максим не стал долго колебаться, понимая, что ей нужна реакция, любая, даже негативная. – Ни во что такое я, конечно, не верю. Но это не значит, что я не верю конкретно вам. В моей практике не раз случались вещи, кажущиеся, мягко говоря, загадочными, но рано или поздно они находили рациональное объяснение. Есть простой способ проверить то, что случилось в хосписе. Если вы согласитесь, конечно.

Светлана кивнула. Смотреть на нее было больно – сжалась на краешке дивана, подняв плечи и обхватив себя руками. Щеки пылали, но на лбу, вокруг носа и губ кожа побелела, а под глазами голубели тени бессонной ночи.

– Даже не знаю, что лучше услышать, – тихо призналась она, – что я сошла с ума или, наоборот, не сошла. Помогите мне, капитан.

– Сколько этих существ вы насчитали?

– Четыре, кроме того, что было у Гарика в палате.

– Уверены?

– Да.

– Если, как вы полагаете, они предугадывают чью-то смерть, то сегодня в хосписе скончались пять человек. Допустим, плюс-минус одна жизнь, которую можно списать на чудо исцеления.

«Что я несу?» – одернул было себя Максим, но остановиться уже не мог. Как почуявшая след ищейка, его интуиция резко рванула вперед, натягивая поводок. Он сгреб со стола телефон и набрал номер Карченко.

– Василий Ильич, утро доброе. Прозвони-ка ты мне в хоспис в Ольгино, от нашего ведомства, и получи точную статистику летальных случаев за прошедшие сутки. Желательно, чтобы было указано время смерти.

Ожидая, пока опешивший Карченко наскребет слова для ответа, Дежин заметил, что его гостья откинулась на спинку дивана и медленно клонится вправо, даже не пытаясь больше как бы смотреть на него или куда бы то ни было. Девушка засыпала. Вторая порция спиртного после тяжелой ночи подействовала как снотворное.

– Это срочно? – недовольно прогудел в трубку простуженный бас Василия. – Это по нашему делу?

– Да, срочно. Да. Жду.

– Сделаю, – проворчал Карченко. – Слушай, капитан, там заключение экспертизы по трупам из «Уюта» пришло, с ними что-то не так.

– В смысле? – не понял Дежин. – Скинь мне копию, посмотрю. И звони давай, это важно!

Матрос прокрался по самому краешку дивана и угнездился Светлане под бок. Максим вздохнул, оглядел комнату в поисках того, что можно было бы подложить девушке под голову, но, кроме кошачьей лежанки, покрытой густым слоем шерсти, ничего подходящего не обнаружил. Через щель между шторами, сорванными с нескольких петель, в комнату пробивался яркий свет. В его луче искрились пылинки и вездесущий невесомый пух – Матрос активно линял.

Дежин принес из спальни подушку и осторожно приподнял голову Светланы. Она поморщилась, но не проснулась. Попытался забрать с дивана кота, но тот вцепился когтями в обивку, всем своим видом сообщая хозяину, что сдвигаться с места не намерен.

«Ну и черт с тобой!» – рассердился Максим и ушел на кухню. Зверски хотелось курить, и нужно было посмотреть, что не так в заключении судебных медиков.

Через десять минут Дежин настойчиво пытался пробиться сквозь равнодушное «в настоящий момент абонент разговаривает», сбрасывая и снова набирая номер Славика Вощина, который акты о вскрытии и подписал. Наконец в трубке зашипело, и усталый голос Вощина произнес:

– Макс, ну и ты еще на мою голову! Работать некогда, только успевай на звонки отвечать.

Шипение в трубке и далекое позвякивание металла о металл сообщили Дежину, что Славик как раз работает, а гарнитура в ухе ему нисколько не мешает говорить. Связь же в судебном морге всегда барахлила.

– И я рад тебя слышать, дружище!.. – Дежин не кривил душой, с Вощиным они приятельствовали давно. – Скажи-ка, что за хрень ты мне прислал относительно двух трупов из кафе?

– Каких? С огнестрелом в головы?

– Брось, не прикидывайся девочкой. У тебя что, каждый день в актах о вскрытии лучевое поражение мышечных тканей и аномальный процесс разложения встречается?

– Ах, этих трупов! – Славик выдержал театральную паузу. – Нет там лучевого и не было. Картина схожая, и только, я же пометил. Фон в норме. А вот все остальное – нет. Впечатление такое, что эту парочку сунули в микроволновку секунд на сорок. И степень разложения глубоких тканей, словно они уже дня три как… при комнатной температуре. Это при том, что кожные покровы прямо целехонькие, если дыры в черепах исключить. Причина смерти не вызывает сомнений, а вот посмертные изменения трупов выглядят, мягко говоря, странно. Если все было так, как ты мне рассказал, и так, как зафиксировано в протоколе осмотра на месте происшествия, то я не знаю, что и думать. Словом, я еще с ними поколдую, дождусь результатов гистологии и судебно-химической экспертизы. Отдельно – бактериологического исследования. Отчет о вскрытии – предварительный – видел?

Максим этого не заметил. Шапку читать не стал, глаза сразу зацепились за выделенные красным маркером строки ниже графы «сопутствующие состояния». Вощин был фанатично предан своему делу, и не было ничего удивительного в том, что он заинтересовался трупами из «Уюта». Скорее, Дежин удивился бы, если бы этого не произошло.

– Отлично, Слав, помощь нам не помешает. Особенно по неопознанному.

Одно из тел, отправленных Дежиным на Екатерининский, 10, оставалось неопознанным: ни документов, ни телефона, ни ключей от жилья или автомобиля у погибшего при себе не оказалось. У следствия оставалась одна надежда на выяснение личности убитого – результаты экспертизы. «По грязи из-под ногтей», как выражался танатолог Вощин.

– Слушай, Слав, – задумчиво пожевал Дежин нижнюю губу, – а если я тебе предложу осмотреть еще пару-тройку тел, предположительно – с такими же посмертными изменениями?

– Где? – встрепенулся Вощин.

Сквозь назойливое шипение и треск помех было слышно, как звякнули инструменты о стальную кювету. Максим живо представил себе худое, вытянутое лицо приятеля, искорки азарта в светло-серых глазах. И уши. Большие оттопыренные уши Славика краснели, когда он волновался.

– Не в нашем ведомстве, дружище. Мне еще нужно разрешение пробить. Хоспис в Ольгино. Я не знаю, куда оттуда тела увозят.

– Ха! Нахрен твои разрешения! Знаю я вашу бюрократию – пока ты бумажку добудешь, эксгумация потребуется. Ты мне только имена назови, дальше я сам. Такие же, говоришь?

– Возможно – такие же, – подчеркнул Дежин, а сам подумал, что ему чертовски повезло, что тела из «Уюта» попали именно к Славику. – Ты будь на связи, я тебе имена скину чуть попозже. С меня пиво.

– С тебя корюшка. Пиво я и сам раздобуду, – мгновенно отреагировал Славик.

– Жареная? – возмутился Дежин.

– Жареная, – с мстительным удовольствием в голосе подтвердил приятель.

– Ладно, жучара. Будет тебе корюшка. Жди эсэмэс.

Готовить Максим не любил. И мысль о том, сколько мелкой рыбешки может войти в худого, но почти двухметрового Славика, да под пивко, его ужаснула.

«Вот ведь торгаш!» – беззлобно сокрушался Дежин, набирая номер Карченко.

Судя по тому, что сообщил Василий, интуиция Максима сработала верно. Число покинувших этот мир больных в хосписе точно соответствовало тому, что сказала Светлана, включая ее друга, Гарика Ашотовича Аванесяна. Отправив печальный список Славику, Дежин потянулся за очередной сигаретой, но закурить не успел – из комнаты донеслось испуганное:

– Максим?