В итоге Володя гордо продемонстрировал мне коробку из-под лапши, в которой притулились несколько пакетиков. И перебирая их, я начала потихоньку впадать в отчаяние. Лавровый лист, красный перец, гвоздика, ванилин… пожалуй, я могла бы приготовить нечто чрезвычайно экстравагантное. Экзотическое, даже пикантное, я бы сказала. И очень, очень спонтанное. Даже интересно, что готовил с таким набором неведомый Ромка?

– Ну как? Это подойдет? – Володя смотрел с надеждой, обмануть которую я попросту не могла.

– Я что-нибудь придумаю, – мужественно соврала я в итоге и решительно забрала всю коробку.

Думала я долго. И решалась. Потому что вот когда я разложила вокруг куриных частей тела ванилин и лавровый лист, мне стало окончательно ясно, что дело плохо. Попробовала прилепить к куриному боку листик лаврушки, полюбовалась на икебану.

Нет, спасти меня, пожалуй, сможет только чудо.

В сущности, по чудесам-то как раз я, можно сказать, специалист. И именно добывание самых неожиданных предметов – мой прямой профиль. Точнее… одна из его сторон. Хотя тут, пожалуй, стоит объяснить поподробнее.

Вообще-то мы, Ягелевы, – не совсем ведьмы. Или, точнее даже, не ведьмы вовсе. Мы – Привратницы и Проводницы. Открывающие Врата. Мы стережем Врата между мирами – миром живых и миром… других. Разных. Миром-за-Гранью.

Здесь, в подлунном мире, чудеса случаются, но их почти никто не видит. Есть те немногие, что верят и способны видеть. Есть Творцы – те, кто, не зная того, чудеса создают. А есть такие, как я, – принадлежащие обоим мирам одновременно.

Ни одна ведьма из этого мира не попадет на шабаш, где веселятся нечисть и старые боги, не пройдя через Врата. А открываем их мы – Привратники. В разных краях – разные Привратники. На славянской земле – это мы, род Ягелевых, в котором рождаются только девочки с рыжими волосами. Семь Врат, укрытых в лесах и горах, стерегут женщины нашего рода. Хранительницами Врат всегда становятся старшие в роду – обычно те, что стоят уже на пороге третьей смерти.

То есть… это раньше было семь. Теперь меньше. Вот поэтому наш род не должен прерываться – когда Привратница в последний, третий раз умирает, не оставив наследницы, ее Врата закрываются. И с каждыми закрытыми Вратами этот мир становится беднее – из него уходят волшебство и чудеса.

Впрочем, люди обыкновенно не вдаются в такие тонкости. Умеешь что-то большее, чем борщ варить, – значит, ведьма. Мы, Ягелевы, кое-что умеем. Словом, в общем представлении – можно сказать и ведьмы. Хотя на самом деле ведьмы – совсем отдельный народ.

Одна из сторон нашего дара заключается в умении открывать врата в пространстве. Даже Привратница, у которой собственных Врат еще нет, такая, как я, может открывать малые врата – в пределах одного мира, зато в любую его точку. Ну, скажем, я могу взять в руку какой угодно предмет, находящийся в произвольном месте на планете – если я, конечно, хотя бы примерно представляю, где именно нужный предмет находится. Для этого мне нужно только слегка скосить особым образом глаза, чтобы увидеть границы предмета в пространстве, и немного сдвинуть их в нужную сторону. Правда, у таких малых врат есть ограничение – закон равновесия. Чтобы что-то взять, нужно что-то отдать. Просто поменять местами – например, взять кусок коряги у обочины и поменять его местами с забытой дома собственной сумкой (правда, из дома потом придется выбрасывать корягу). А человека можно заменить только другим человеком. Иногда ведьмы договариваются между собой и так, через Привратниц, путешествуют по обмену.

Наверное, могло бы показаться, что с такими умениями можно жить вообще без денег. Или даже стать неуловимой грабительницей века. Рррраз – и все деньги в банке превратились в кучу сухих листьев, а я сделалась сказочно богата. Ну или продукты хотя бы из супермаркета тырить и заменять пустыми обертками. Но на самом деле это неправда. Вот, например, вы помните точное расположение всех продуктов на полке в ближайшем супермаркете? Могу поспорить, что нет. А кроме того, существует закон воздаяния. Нельзя использовать свой дар во зло, ну и еще – за все приходится платить. Всегда. И если я возьму с помощью своего дара что-то без особой нужды, исключительно для личной выгоды, и не расплачусь сейчас и деньгами… Во-первых, недостачу вычтут, например, из зарплаты продавщицы, которая, может быть, с трудом платит за лечение больной мамы. И это будет во зло. А использовать дар во зло нельзя – если не хочешь его лишиться или получить отдачу. А во-вторых – платить мне все равно придется… только неизвестно, какой будет плата. И она почти наверняка мне не понравится. Так работает мой дар – да, впрочем, и любой другой.

Случаются, конечно, минутки лени. Иногда я, вместо того чтобы идти в магазин, извлекаю с точно выученной уже полки стакан сметаны или пачку пельменей, сунув взамен что-то ненужное. Но потом я все равно захожу в тот же магазин и «случайно» оставляю деньги где-нибудь на прилавке.

В общем, сейчас я видела для себя только один выход. У меня в руках была сырая курица. И я понимала, что наверняка смогу заменить ее на курицу приготовленную… и, между прочим, даже практически равноценный обмен выйдет… ну, почти. Мне, кстати, и курица поменьше вполне подойдет – ну мало ли, скажу, ужарилась. Лишь бы не сырая. В каком-нибудь ресторане – никто ведь и не заметит, там тех кур десятками жарят. Так, по крайней мере, я рассуждала, вдобавок оправдывая себя тем, что курица нужна мне не для личного пользования, а для питания оголодавших студентов. И у меня есть острая необходимость! В общем, нужно только иметь какое-то представление о том, где в данный момент находится ближайшая жареная курица. Мда, всего-навсего.

Я лихорадочно припоминала все рестораны и кафе, в которых когда-либо была и хотя бы примерно представляла, откуда в них приносят еду. Проблема была в том, что нужно было еще и более-менее точно знать, где в этих ресторанах кухни, а желательно – еще и примерное расположение столов в ней. Ну то есть если я стану шарить по ресторанной кухне наугад, вслепую и не имея конкретной цели в заранее определенной точке, я, конечно, сгребу оттуда в первую очередь то, что хоть как-то соответствует моему, хм, предмету для обмена. То есть теоретически – курицу. Но на данный момент моя курица по очертаниям меньше всего походила именно на курицу. Вариантов я все равно не видела для себя, а потому решилась на этот шаг отчаяния.

Первым припомнился ресторан русской кухни в центре города, и я решила, что это то, что надо. Наверняка там готовят из курицы… что-нибудь эдакое. Русское. Я сосредоточилась на идее жареной курицы, скосила глаза, протянула руку к своей птичке… И тут же эту руку отдернула.

Передо мной на большом, расписанном под хохлому блюде возлежала утка. Обложенная яблоками. В перьях.

Вообще я слышала, что обтянуть готовую птичку заново перьями – высший пилотаж, и когда-то поваров, способных на такое изуверство, особо ценили в богатых домах… Но, во-первых, мне, вероятно, недостает аристократизма – я считаю утку в перьях решительно неаппетитной. А во-вторых, может, конечно, я и смогу объяснить Володе превращение картошки в яблоки, но вот трансформация курицы в утку и ее волшебное обрастание перьями – это как-то за гранью добра и зла.

Надо возвращать курицу, догадалась я. Скосила глаза, потянулась к птичке… и извлекла небольшую кастрюльку. Инспекционная проверка показала, что в кастрюле была окрошка. С колбасой! И без малейших признаков курицы.

Еще две попытки поочередно дали груду вареников с вишней и стопку блинов.

Я впала в отчаяние. И решила – леший с ней, с той курицей. Попробую в другом ресторане.

На сей раз вспомнилась почему-то японская кафешка, куда новоиспеченные сокурсницы три года назад таскали меня отмечать поступление в универ.

Блины предсказуемо сменились красиво разложенными на квадратной тарелке роллами.

Я начала звереть.

Припомнила еще парочку заведений общепита, и на моем столе последовательно появились: кастрюля солянки, горка шампуров с шашлыком, металлический судок с салатом оливье и нечто неопределимое с глазами – кажется, какие-то морские гады.

Наконец мне в голову пришла блистательная идея. Неподалеку от моего универа, возле автобусной остановки, располагался ларек с курами гриль. Я ни разу не покупала в нем ничего, оттого и не вспомнила о нем сразу, но каждый раз, проходя мимо, водила носом заинтересованно.

Такой великий кулинар, как Володя, наверняка не заподозрит, что приготовить курицу гриль самостоятельно в условиях коммуналки я не смогла бы. И, радостно скосив глаза, я потянулась к ларьку, запихивая морских гадов куда-то туда, в неизвестность.

Передо мной лежала курица. Несомненно, это была именно курица. Не утка, не осьминог, даже не кастрюля с солянкой. Просто курица. Сырая.

Я осатанела. И стала просто беспорядочно тянуться по очереди ко всем кафешкам и ресторанам подряд, уже почти ни на что не рассчитывая и просто отчаянно надеясь на чудо.

Вера в чудо иссякла, когда после неизвестно которой по счету попытки вместо очередного неопределимого блюда передо мной снова оказалась огромная курица.

Сырая.

Безногая.

Несомненно, моя.

Захотелось разрыдаться, орошая свой несостоявшийся кулинарный шедевр горькими слезами. Остановила мысль о том, что процент соли в слезах мне неизвестен, а значит, всегда есть вероятность пересолить.

Кстати, надо бы посолить курицу, пожалуй.

Я решительно взяла сковородку и налила в нее немного растительного масла. Вроде бы надо сначала разогреть… но нести на кухню по отдельности сковородку и курицу мне рук не хватит. Да и какая разница? Рассудив так, я плюхнула в масло обе куриные ноги, которые до сих пор сиротливо лежали на разделочной доске. Оказалось, что крылья на ту же сковородку уже не взлезут. Похоже, при жизни эта курица была бодибилдером. Ну и черт с ними, решила я. В конце концов, одной такой ногой наверняка можно накормить даже самого голодного студента.

Подумав, я посыпала куриные конечности сверху солью и красным перцем. Ванилин решила пока все же не добавлять, оставив его на крайний случай. Водрузила сверху на сковородку крышку и торжественно потащила все это в кухню. Будь что будет, решила я.

То есть я собралась тащить все это в кухню, но выйти из комнаты не успела, потому что как раз в этот момент услышала стук и почти сразу дверь приоткрылась, являя полную предвкушения физиономию Володи.

– Уже скоро! – рявкнула я, поспешно убирая руку со сковородкой за спину.

– Я так и понял! – закивал Володя, явно не замечая моего настроения. – По коридору такие запахи, очуметь!

– Ага, – я несколько растерянно пожала плечами и неопределенно кивнула. – Потерпи еще. Я постучу.

Сосед расплылся в улыбке и скрылся.

С некоторой опаской, держа сковородку одной рукой, я последовала за ним, выглянула в коридор, и только удостоверившись, что дверь в его комнату закрылась, вышла.

По коридору и впрямь плыл ни с чем несравнимый аромат жарящейся курицы.

Было практически очевидно: это голодная галлюцинация. Массовая. А чем еще это могло бы быть?

На кухне царила та самая тетенька в цветастом халате, что с утра особенно усердно костерила «поджигателя» Володю. Сейчас она стояла у раковины и мыла какие-то миски. А на плите… на плите жарилась курица.

То есть, что это именно курица, я заключила по запаху, поскольку в данный момент сковорода была закрыта крышкой.

– Здравствуйте! – проявила я вежливость, поставила свою сковороду на свободную конфорку и зажгла огонь.

– И тебе не болеть, – зыркнула на меня новая соседка. После этого она выключила воду, сгребла свои миски в руки и молча направилась в коридор. У выхода из кухни все-таки обернулась.

– Учти, – сурово сообщила она, – у меня все помечено! Скока масла, скока соли. И гель для посуды! Возьмешь – всеееее увижу!

Я нервно сглотнула и кивнула. Не то чтобы мне приходило в голову пользоваться ее гелем для мытья посуды. Но оправдываться в данном случае было бы бесполезно. Эта женщина определенно знала, что говорит, и заранее подозревала всех и вся вокруг.

Я даже расстраиваться не стала. Потому что, если уж такая вредная тетка в состоянии пожарить несчастную курицу, то неужели не справлюсь я?

Несколько минут я просто стояла над своей сковородкой, наслаждаясь звуками приглушенного шкворчания. Потом решилась все-таки заглянуть под крышку. И сразу догадалась, что делаю что-то не так. Потому что моя курица (сырая, между прочим!) определенно горела. Заглянув под сковородку, я удостоверилась, в чем именно моя ошибка. Огонь был полный. А под соседней сковородкой, наоборот, – слабый. Поспешно повернув ручку газового вентиля до минимума, я собралась экстренно переворачивать окорочка. Правда, тут обнаружилось, что вилки-то для этой цели я не прихватила, и пришлось хвататься за курьи ноги собственными руками.

Кстати, обнаружилось, что сверху они, ноги, вовсе даже не горячие. Но перевернуть я их все равно не могу. Потому что они прилипли! Они влипли в сковородку намертво и безнадежно, и все мои потуги их отодрать привели лишь к тому, что на сковороде остались оторванные клочья горелой шкуры, а у меня в руках оказались все такие же сырые куриные ноги. Только выглядели они теперь так, как будто их уже ели.

Представился почему-то Володя, с озверелым видом рвущий зубами сырую курицу. И порыкивающий.

И именно в этот момент Володя появился на пороге кухни.

Я поспешно заслонила плиту своей не столь уж широкой спиной, одновременно швыряя на сковородку злополучные окорочка, и с грохотом опустила крышку.

– Ну теперь-то наверняка готово? – с надеждой спросил несчастный медик и повел носом. – Мне кажется, даже немного пригорает. Пора снимать с огня и наслаждаться! – радостно заключил он.

– Н-нет-нет, еще не…

– Ну как же! – Перебил Володя и решительно шагнул ко мне. – Я же чувствую, что горит! – с этими словами он протянул руку и сдернул со сковородки крышку.

Я наблюдала это его движение, как в замедленной съемке, и остро осознавала, что сейчас наступит минута моего вечного позора. И в каком-то отчаянии я в последнюю секунду скосила глаза и поспешно отвернулась. Я сделала ужасное, но что же мне оставалось? Я поменяла местами содержимое двух сковородок.

– Ооооо! – восторженно протянул Володя, водя носом над сковородой. – Да ты же просто волшебница!

– Да, – я сглотнула. – Да.

Ужинать решили в володиной комнате – там, в отличие от моей, было где сесть вдвоем, да и коробки под ногами не стояли. Правда, оказалось, что в его комнате под ногами валяется множество самых неожиданных предметов, включая грязные тарелки, книги, обрывки бумаг и какие-то провода. Впрочем, хозяин лавировал среди всего этого безобразия так, будто вовсе не замечал его, и гордо нес перед собой на вытянутой руке сковородку с обернутой полотенцем ручкой.

Я шла следом, как на эшафот, и что-то блеяла про то, что гарнир еще не готов, смутно надеясь, что несколько минут отсрочки дадут мне призрачный шанс все исправить. Однако Володю идея гарнира не волновала вовсе, он только отшучивался от моих вялых попыток задержать его.

Сметя рукой со стола кипу тетрадей, он водрузил сковородку на их место и открыл крышку.

На сковороде лежали куриные ножки. Восхитительно поджаристые, ароматные, золотистые. Четыре штуки.

Кажется, оголодавшие медики не слишком дружат с математикой и зоологий. Во всяком случае, моего конкретного медика вовсе не взволновало число куриных конечностей. Он радостно расставлял тарелки и стулья, а потом без церемоний уселся и молча вцепился в ближайший поджаристый окорочок.

И я мысленно махнула рукой. Все равно ведь уже ничего не исправить. Зато вон как счастлив мой будущий муж! И я тоже положила себе окорочок на тарелку.

Какое-то время мы молча сосредоточенно ели. И нам было удивительно хорошо. И я понимала, что вот так и будут проходить наши тихие семейные вечера, в таком… взаимопонимании! И можно поразмыслить пока, где мы проведем медовый месяц.

А потом дверь с грохотом распахнулась и в дверном проеме воздвиглась та самая соседка в цветастом халате…

*

– А потом что? – хмыкнула Жюли.

– Что-что, – буркнула я. – Потом тетя Таня бегала за нами по коммуналке, размахивая чугунной сковородкой. И самое обидное, что Володя в итоге меня больше, чем ее, боялся! Нет, я ему пыталась все объяснить… но… вы ж понимаете – отношения были разрушены в самом начале. Я даже пробовала про себя рассказывать! Он решил, что я не только клептоманка, но и сумасшедшая к тому же. В общем, я в той коммуналке только с котом Пашей потом дружила. И с тетей Таней.

– С этой… l'affreuse femme²?! – поперхнулась моя подруга-француженка.

– Да она вообще-то мировая тетка потом оказалась, только громогласная и материлась много. Вот, понимаете, – не умела бы я ничего такого, может… может, сразу бы у нее спросила, как эту проклятущую курицу готовить. Хотя нет, сразу я ее боялась. Но все равно! Понимаете, все равно! Что-нибудь да придумала бы. А так… только испортила все.

Насупившись, я отхлебнула кофе.

– А вообще-то, – решительно заявила Жюли, – ерунду ты какую-то городишь. Ну дурацкая ситуация, да. Ну испугался этот le con³, бывает. Ну и что теперь? Это что, повод…

– Да ведь не одна такая история была, – уныло возразила я. – Ты понимаешь, они все трусят. И это он еще не знал, кто я такая. То есть не поверил. А если верят… если верят, все еще хуже.

– Да ладно, – фыркнула Арису, – на все есть любители. В том числе любители… странностей.

– Да вообще же есть эти все… – Жюли поправила сиреневую прядь и неопределенно покрутила в воздухе руками, – сатанисты там разные и вот эти вот неоязычники. Те так только обрадовались бы, наверное, если сказать, что нечисть.

– Угу, – я кивнула. – Есть. Те еще больше трусят.

Арису продолжала что-то доказывать, правда, я подругу уже не слышала. Потому что за соседним столиком усаживались двое, и один из них не был мне незнаком. Если сейчас этот вот чернявый обернется…

– Юлинькаааа, – протянула я, прерывая вдохновенную душеспасительную речь Арису. Подруга только фыркнула. – Подвинься-ка вот так, а? И ты, Алис…

Аккуратно спрятавшись за спинами подруг, я пригнула голову в надежде, что, случайно обернувшись, мой знакомец все-таки меня не заметит.

– Ладно, – я вздохнула, практически уткнувшись носом в чашку с кофе – уже новую. И когда это она передо мной оказалась? Опять Арису по-своему распорядилась, не иначе.

– Ладно, – повторила я. – Любители странного, говоришь? Расскажу я вам про любителей странного. Исключений из правил, увы, не бывает…