Глава 3. Свой среди своих

Заразная живопись ■ Бедный Юрик ■ Лесные таланты ■ Кукольные гастролеры ■ «Покажи певицу!» ■ Смешинка – это серьезно ■ Неожиданный Маяковский ■ Ленинградские посиделки ■ Две бутылки на десятерых ■ «Как денди лондонский…» ■ Дискотеки с боем ■ Дистанция огромного размера

Художник или артист? Казалось бы, выбор сделан – Юрий поступает в художественное училище. Но сомнения продолжают его терзать. Спустя много лет он поймет и признается в одном интервью: «Чтобы по-настоящему заниматься живописью, надо посвятить этому всю жизнь, целиком».

Оказывается, он был к этому не готов.

«Поэтому я никогда не стану профессиональным художником. Для меня рисование – увлечение, которое появилось в моей жизни очень давно и к которому я отношусь достаточно серьезно».

Такое трепетное отношение к изобразительному искусству сложилось у него еще со школьных лет – во многом благодаря усилиям школьного учителя рисования – Владимира Ильича Тарасова.

О нем он будет вспоминать с благодарностью и любовью. Но… вместо положенных пяти лет он проучился на художника только три года. Театр победил окончательно. Но не сразу.

* * *

Тинейджерам, как известно, всегда не хватает денег на карманные расходы. Гордый Юрий предпочитал не клянчить у родителей, а подрабатывать на археологических раскопках. Там зарисовывал для ученых найденные «сокровища» – остатки женских украшений, монеты, черепки от глиняной посуды…

Из одной такой экспедиции он привез домой… настоящий человеческий череп. Сестра Рита, учившаяся на стоматолога, сначала ахнула, а затем весьма практично использовала это «учебное пособие» для подготовки к экзаменам в институте. Тогда же на самостоятельно заработанные деньги Юрий сделал первые самостоятельные покупки: купил нейлоновый коричневый плащ. Но будущее с археологией все-таки не связывал. Когда в дом приходили гости – его всегда просили почитать стихи, попеть. Он никогда не отказывался – воспринимал это как очередную репетицию.

* * *

…Живописный лес за подмосковным Тучковым. Разрытый курган. Многочисленные палатки археологов вокруг. Именно здесь произошла судьбоносная для четырнадцатилетнего Юрия встреча. В соседних с ним палатках оказались мальчики и девочки из детского кукольного театра Дворца пионеров и школьников на Ленинских горах. Послушаем одного из них.

Александр Нестеров, филолог-переводчик:

– Наше знакомство с Юрой состоялось летом в начале 60-х годов. Он был тогда студентом художественного училища и каждый сезон работал в археологической экспедиции в Подмосковье, старательно зарисовывая все, что там обнаруживали ученые, – бусины, осколки сосудов, остатки древнего оружия… Каждый день в составе взрослой бригады археологов Юра ходил на холм, где велись раскопки. Какой студент не воспользуется возможностью подработать? Тем более такое красивое место под Москвой.

А недалеко от этого холма раскопок был разбит летний лесной лагерь московского Дворца пионеров и школьников. Маленькие палатки, несколько деревянных строений – там помещались кухня и какие-то подсобные помещения. Этот лагерь существовал несколько лет и пользовался огромной популярностью у ребят. Вместе с детьми самого разного возраста туда выезжали и руководители коллективов. Они могли в это время общаться со своими подопечными более тесно, чем зимой, когда встречались на занятиях два-три раза в неделю. В лагере кипела бурная деятельность. Кто-то из ребят конструировал там технические модели – самолеты, катера, кто-то занимался радиоделом, фотографией, шахматами…

Я тогда занимался в кукольном театре. И мы отправлялись в этот лагерь не только чтобы отдохнуть, но и репетировать, выступать. Наша небольшая бригада ездила с куклами по близлежащим пионерским лагерям и давала там концерты. Этим, кстати, мы и отличались от других ребят.

У наших ребят в лагере открылись разнообразные таланты. Кто-то вдруг начал играть на музыкальном инструменте – баяне или гитаре. Кто-то из девушек вдруг стал петь. А в кукольных спектаклях мы использовали в основном элементарные, так называемые «перчаточные куклы». И у нас сложился, по сути, целый маленький спектакль из отдельных номеров, в основном юмористических и сатирических.

Например, помню, была у нас красивая кукла – пародия на известную певицу. Довольно сложное устройство внутри – наклонялась голова, открывались и поворачивались глазища, растягивались в улыбке пухлые губы, двигались руки, ноги… Наш кукольный концерт был дан и для обитателей лагеря. Мы хотели, чтобы все знали, на что способны.

А еще мы дежурили на раскопках по определенному распорядку. И кстати говоря, ходили туда с восторгом – было действительно интересно. К тому же сразу по приезде ученые нам устроили подробную лекцию о том, что это за поселение.

И вот наши репетиции с куклами привлекли внимание молодого студента-художника. Именно та самая сложная кукла, изображающая певицу, и вызвала тогда у Юры живой интерес. Увидев маленький концерт в нашем подшефном лагере, он очень заинтересовался. После окончания концерта Юра подошел ко мне и попросил разрешения посмотреть поближе куклу: «Покажи!» Я показал. Он взял в руки куклу, было видно, что ему страшно интересно – за что держать, как надо двигать, чтобы поворачивалась голова…

Так я познакомился с Юрой Богатыревым. Потом уже он показал нам свои рисунки. Мне тоже было очень интересно встретить настоящего художника – хоть и будущего. Каждый день мы встречались и разговаривали. А в сентябре, когда лето кончилось, начались занятия в школе и по кружкам, Юра пришел к нам, к руководителю нашего кружка Владимиру Михайловичу Штейну, выдающемуся деятелю искусства, многогранной личности, у которого сложилось свое представление о возможностях кукольного театра вообще и детского в частности. И его спектакли серьезно отличались от традиционных работ кукольников.

* * *

– Помню наши разговоры с ним той поры, – продолжает Нестеров. – Они в основном касались его будущей профессии – живописи. Тогда он еще видел себя художником. И даже рисовал эскизы к некоторым нашим спектаклям. Они, кстати, были вовсе не детские. Мы же взрослели, и наш руководитель совершил переход от детских спектаклей типа «По щучьему велению», «Кошкин дом» к более серьезным постановкам. Может быть, это было веянием времени, не знаю… У нас стали ставиться пародийные сатирические мини-спектакли. Среди тогдашних авторов детского кукольного театра оказался и Марк Розовский. Мы ставили номера на его тексты. И Юра тут оказался очень нужен. И в спектакле по басням украинского писателя Феликса Кривина Юра тоже участвовал в качестве кукловода.

Но у него иногда возникала «техническая» проблема – попадала «смешинка в рот». Причем он так заразительно смеялся! Во время репетиций еще куда ни шло. Но во время спектакля это же невозможно! Там требовалась стопроцентная серьезность по отношению ко всему происходящему и перед ширмой, и за ширмой. Требовались тишина и внимание. А Юра каждый раз, давясь от смеха, что-то изображал. У нас с ним получалось много смешных номеров, но ему приходилось постоянно сдерживаться. Поэтому я понимал, что он все-таки не кукольник.

Тогда еще он только присматривался. Ждал своего часа… Если мы что-то пели – подпевал… И час этот наступил.

* * *

Штейн решил ставить спектакль по стихам Владимира Маяковского. И Юру выбрал ведущим. Начались серьезные репетиции.

Юра очень хорошо выглядел, выразительно декламировал, четко двигался. Но он еще не умел читать текстов в определенной сценической стилистике, тем более осознанно двигаться на сцене.

Начался процесс обучения. Мы занимались и друг с другом, и по отдельности. Нельзя сказать, что у Юры все получалось легко и сразу. Вовсе нет. Многие вещи давались ему с большим трудом. Но Штейн видел, что у Юры получается все же лучше, чем у тех ребят, которые уже давно занимались, у которых были поставлены голоса, дикция, движение. Они знали цель спектакля, чувствовали драматургию… Тем не менее на главную роль он выбрал его – неопытного парня, который многое на сцене еще не знал, не умел.

Юра сначала отчаивался от того, что многое у него не получается. Стоял в уголке и грыз ногти, выслушивая критические замечания Штейна, который был достаточно строгий педагог. Творческая дисциплина была для него обязательна.

А задача для Юры была поставлена непростая, интересная – артист из-за ширмы от участников спектакля выходил к зрителю… И наоборот… Такое постоянное перевоплощение. Это необычно для кукольного представления – ведущий находился то на сцене перед зрителями у ширмы, то за самой ширмой.

Тем более что оригинально были подобраны и стихи. Напомню, что тогда многие произведения Маяковского проходили в школе. Само имя поэта не вызывало особого восторга. Но Штейн предложил малоизвестные стихи, которые совсем не ассоциировались с расхожим представлением о поэте и вызывали живой интерес, а не хрестоматийную скуку.

Соответственно и ведущий должен был интриговать, привлекать внимание. С другой стороны, в его обязанности входило и вплетение в канву «верноподданного» стишка, чтобы спектакль разрешили показывать, – например, патриотических «Стихов о советском паспорте». И Юра с этой двойной задачей блестяще справлялся.

* * *

Нестеров считает, что, возможно, именно тогда и родилось у Юрия желание изменить будущую профессию.

– Мне кажется, что именно в тот период у него произошла переориентация интересов с живописного творчества на творчество театрально-художественное. А до этого необходимости что-то менять не было. Он же прекрасно рисовал, учился в серьезном художественном училище. Но у него появились серьезные внутренние причины на этот шаг.

Во-первых, Юра оказался под мудрым творческим руководством. Владимир Михайлович Штейн никогда не был ограничен чисто «кукольными» интересами.

Во-вторых, у нас было активное «культурное» общение друг с другом. Мы вместе ходили в театры, в кино, на концерты. Каждый год на зимние каникулы ездили в Ленинград – проводили целые дни в самых серьезных и знаменитых музеях. А вечером разговаривали об искусстве.

Штейн, конечно, знал намного больше нас, и свои педагогические акции проводил очень ненавязчиво. Получалось как бы само собой, что вечером мы обсуждаем увиденное днем в музеях.

Так Юра оказался под чутким и строгим руководством замечательного педагога, который за короткий промежуток времени сумел научить способного парня читать стихи, прозу, правильно двигаться на сцене, преодолевать стеснение… Именно Владимир Михайлович открыл ему, что он может быть артистом…

Хотя не все шло гладко, сбои у него случались. В спектакле по стихам Маяковского он иногда убегал не в том направлении. Мы стоим за ширмой и ждем, когда он скажет положенные слова и аккуратно уйдет за кулисы, чтобы нам начать свое действие. А он совсем не туда идет. И ничуть не переживает – напротив, все это вызывает у него приступы веселья. Но каких-то серьезных провалов у него не было.

* * *

Нестеров ностальгически вспоминает о том времени:

– Наш коллектив «Глобус» был очень яркий, хотя и небольшой – около пятнадцати человек. Кто-то уходил, поступая в институт, кто-то приводил новеньких… Но особенность нашего театра была в том, что нас всех связывала тесная дружба.

Мы много общались. Хотя времена для этого были не самые удачные. Возможности для встреч были весьма ограниченные. Мало кто из нас жил в отдельной квартире, жили в основном в коммуналках. Мы часто собирались дома у наших девочек – у Греты Аснис, Нины Турчак, Тани Майдель, ее одноклассницы Нели Якубовой. Устраивали вечера вскладчину: две бутылки вина на десять человек, винегрет. Неля всегда приносила что-нибудь вкусное – например, печенье, сделанное своими руками по татарскому рецепту. И эта вечеринка – в квартире с соседями: надо вести себя достаточно тихо, чтобы не вызвать их неудовольствия. А хотелось и потанцевать, и попеть.

Ведь дискотек тогда просто не существовало, – вспоминает Нестеров. – Если во Дворце пионеров устраивали танцы, то коллективы, которые занимались там, должны были выделить здоровых парней-дружинников на охрану входа, потому что люди рвались на танцы как сумасшедшие. И Юра тоже зачастую стоял в оцеплении. Он, как и все, подежурит, а потом сам сходит потанцевать…

* * *

Каким он был тогда?

Александр Нестеров задумывается:

– Открытый, веселый человек. И достаточно заводной. Это потом уже стал более скрытным. Влияние среды, возможно. А когда мы общались – этого вовсе не было.

Хотя с другой стороны… Бывают люди, которые всем рассказывают о своих влюбленностях. А есть такие, которые полагают, что не следует этого делать. Он был из числа последних. Наверное, у него были увлечения, но он не откровенничал с нами, никому не поверял свои личные проблемы. И в памяти у меня осталась только очень приятная сторона общения с ним – чисто дружески-творческая… А может, все дело было в том, что все-таки мы были еще школьниками, а он – студентом. И выглядел иначе. Следил за модой – завел себе костюм, носил рубашку с галстуком. Узнал, где находится хорошая парикмахерская, и был всегда аккуратно пострижен.