Глава 2. Мистическая шапка

Питерский замес ■ Она звалась Татьяна ■ Вальс со стулом ■ «Будьте моей женой!» ■ Занимательная география ■ «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная…» ■ «Будет Юрка!» ■ Кот на плече ■ «Кто этот белокочан?» ■ Лунный мальчик ■ Не по Сеньке шапка ■ «Ты будешь Мальвиной!» ■ Фатальное соседство

…Сразу оговоримся: эта глава в прошедшем времени. Потому что главной ее героини – Татьяны Васильевны Богатыревой – уже, увы, нет с нами…

…Утопающая в зелени типовая пятиэтажка на далекой окраине Санкт-Петербурга, вдали от его дворцов и мостов… Скромный подъезд хрущобы… Обшарпанные лестничные пролеты… Несколько шагов наверх – и дверь открывает хозяйка – Татьяна Васильевна Богатырева. Она рассказывает, как по этим ступенькам не раз взбегал ее сын – студент, а потом молодой, но уже известный артист… В «красном углу» комнаты – домашний мемориал с его фотографиями. А рядом портреты других, самых близких, дорогих людей в жизни Татьяны Васильевны – дочери Риты, мужа Георгия Андриановича…

Тогда, в начале 2000-х, пережив их, она осталась в этой квартире вместе с Таней – внучкой-студенткой, дочкой Риты. Другой внук – Володя, моряк, – служил в Мурманске.

* * *

Татьяна Васильевна всегда отличалась слабым здоровьем. Пережила две серьезные операции. И призналась мне: теперь все реже накрывает большой гостеприимный стол. А когда-то вся семья собиралась за ним. Звенел смех, звучала музыка, пахло пирогами – она вкусно готовила, выпечка – ее конек. Ведь у нее настоящая рабоче-крестьянская закваска.

Родилась будущая мама артиста 22 декабря 1917 года в деревне Кипрово Бологовского района Калининской области десятым (!) ребенком. Правда, выжили в те трудные времена лишь восемь детей – четыре девочки и четыре мальчика. Поэтому, спасаясь от голода, семья перебралась в Питер.

– Квартира на 10-й линии, где я выросла, предназначалась для одиннадцати семей, – вспоминала Татьяна Васильевна. – И там была всего-навсего одна кухня! Представляете, что творилось, когда собирались все хозяйки? Сейчас там осталась жить внучка моей сестры. Жизнь, конечно, была трудная, но кому тогда было легко? Учиться в старших классах считалось роскошью. Прибавив год, пошла работать на знаменитый Козицкий завод – нужно было помогать родителям. А вечерами училась в школе для взрослых…

* * *

Татьяна Васильевна подливает чай и на минутку задумывается:

– У нас в роду вообще-то ни художников, ни актеров не было. Но я очень любила танцевать и в клубной самодеятельности первая была с шестого класса! В Доме культуры имени С. М. Кирова на Большом проспекте танцевала все: венгерку, мазурку, вальс-бостон, венский вальс, танго и многое другое. Тем более кавалеров хватало – Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Как-то забрел туда с товарищами на вечер и курсант Георгий Богатырев. Он изрядно робел, глядя на умопомрачительные па девушек. И начал упорно учиться танцевать – со стулом, чтобы грамотно пригласить приглянувшуюся девушку на тур вальса и не опозориться.

Он был такой влюбленный, – улыбается Татьяна Васильевна. – Все твердил друзьям: лучше ее нет! И вот я пришла к ним на выпускной вечер – и мы так хорошо провели время: танцевали до упаду.

Им было о чем поговорить – ведь Георгий Андрианович тоже оказался из многодетной семьи: рядом с ним росли четыре брата и одна сестра… И тоже, кстати, из деревни – он родился 13 февраля 1914 года в удмуртской деревне Верх-Позимь Боткинского района… У них оказалась идеальная разница в возрасте – три года…

* * *

После двух недель усиленных ухаживаний Георгий Андрианович сделал предложение, а Татьяна Васильевна, подумав, его приняла. Некоторую скоропалительность своего замужества она объясняет тем, что на танцах сразу же заприметила курсанта, взиравшего на нее издалека с немым обожанием. А знакомство лишь завершило то, что уже было решено на небесах.

8 октября 1937 года они зарегистрировались в обычном районном ЗАГСе, посидели в кафе – жених, невеста, друг жениха, подружка невесты. И потом для родственников, которых у жениха и невесты набралось пол-Ленинграда, была сыграна веселая свадьба в пятидесятиметровой комнате невесты.

И началась занимательная история с географией.

Сначала супруги уехали по распределению во Владивосток. Потом экскурсанта Богатырева отправили в Ленинград на высшие курсы, потом снова на Дальний Восток, в Находку. Затем он поступает в Военно-морскую академию имени К. Е. Ворошилова.

И тут – война. У Богатырева как слушателя академии – бронь. Академия эвакуируется в Самарканд. Туда и перебирается вся семья. Там Георгий Андрианович заболевает брюшным тифом. Кстати, именно в этом далеком узбекском городе Богатыревы узнали, что такое голод. Впрочем, шла война, и голодала вся страна. Татьяне Васильевне приходилось иногда продавать одежду, чтобы купить хлеб для семьи, – тогда уже появилась на свет Рита, старшая из детей…

* * *

В 1945-м в числе пяти выпускников Георгий Андрианович успешно оканчивает штурманский факультет. И становится настоящим «морским волком».

Его законная акватория теперь – Балтийское море. Они переезжают в Балдарай – живописное местечко, окруженное соснами, в сорока километрах от Риги. Деревянные домики, проселочная «дикая» дорога…

И снова коммуналка. Они получили двадцатипятиметровую комнату в квартире на пятнадцать семей. Георгий Андрианович неделями пропадал в море. Татьяна Васильевна оставалась с дочкой Ритой.

– Но Георгий очень хотел сына, – продолжает Татьяна Васильевна. – А я не беременела два года… Как только у меня задержка, муж всем говорит: «Ну, будет Юрка!» И писал друзьям: «Скоро у нас Юра будет». Хотели только Юру… И наконец я забеременела. Не знаю, что помогло…

Татьяна Васильевна вспоминает март 1947 года:

– Вечером я еще танцевала в клубе с друзьями-офицерами… А в шесть часов утра у меня начались схватки… Муж побежал на базу, и выяснилось, что помочь некому – все в увольнении. Потом все-таки нашли какого-то моряка с грузовиком. Я сижу, жду машину, а муж тем временем от волнения заснул в Главном штабе – так перенервничал! Еле добудились! Но вот наконец меня доставили по назначению, и я в рижском роддоме… Муж побежал что-то покушать… А я тем временем взяла и родила! Он возвращается, а его все поздравляют: «Георгий Андрианович! С сыночком! Богатырь у вас! Вес – четыре килограмма, рост – пятьдесят один сантиметр!»

И крестили сына там же, в Риге. Тем более что имя было выбрано уже давно…

* * *

Георгий Андрианович был счастлив. Хотя времени для общения с сыном у него было мало – флагманский штурман бригады, потом капитан, он все время проводил в походе, в море. Возвращался домой лишь на короткие побывки. И уже в раннем детстве Юра очень хорошо начал понимать, что такое подводная лодка.

Как во многих тамошних моряцких семьях, в семье Богатыревых сложилась традиция торжественных встреч на причале.

– Мы всегда ходили встречать папу, когда он возвращался домой из похода, – вспоминала Татьяна Васильевна. – Мне сообщал начальник, что, мол, лодка вашего мужа прибывает. Мы шли и кота собой брали. Так и стояли все вместе, всматриваясь в горизонт.

А спустя некоторое время белобрысый четырехлетний Юрик Богатырев уже выступал перед первыми зрителями на вечерах в Военно-морском клубе. Живой, непоседливый, он лихо плясал в матросском костюмчике – и «Яблочко», и «Цыганочку», и «Барыню».

Взрослые дивились:

– Кто этот белокочан?

Татьяна Васильевна гордо отвечала:

– Да это мой сын!

Неизвестно, где юный танцор подсмотрел фигуры танца, но все его движения были точны – и руки шли назад в «Яблочке», и «веревочка» вилась…

Тогда же он начал читать стихи на бис – правда, картавя. «Артист» не выговаривал букву «р». Но однажды увидел очень красивую спелую бруснику – и пристал к взрослым:

– Что это? Блусника?

Те поддразнили. Он же целыми днями завороженно твердил вслух «блусника, блусника»… Пока не получилась именно «брусника».

* * *

Потом Георгия Андриановича перевели служить в Москву. Вся семья поселилась на Левобережной…

И там родителям пришлось порядком понервничать.

По ночам пятилетний Юра регулярно вставал во сне и ходил по квартире, нарядившись в шелковый халат с черными страусами на голубом фоне. Картину завершала мамина шляпа с пером, вуалькой и мушками. Потом все аккуратно снимал и как ни в чем не бывало ложился спать дальше.

– Ведь как аккуратно вешал халат на место! – поражалась Татьяна Васильевна. – Кочерга стояла рядом с халатом и не падала! Мы в таких случаях его никогда не будили… Потом только спросим:

– Ты помнишь?

– Нет.

Отец, конечно, боялся за него – форточка же была открыта… С годами этот лунатизм как-то сам собой прошел… Но осталась более серьезная проблема, о которой мало кто подозревал: после скарлатины, перенесенной в детстве, у него развилось осложнение – порок сердца. Эта болезнь долго не давала о себе знать, только после смерти отца, которую Юра очень тяжело пережил, возобновилась с новой силой…

* * *

Кем мог стать Юрий, если бы не стал артистом? Татьяна Васильевна говорит, что с первого класса в его дневнике красовались одни пятерки, чем мама очень гордилась. А он ужасно хотел быть как папа – моряком. А где «делают» моряков? Конечно, в Нахимовском училище. Набор – в четвертом классе.

Поэтому, когда Юре стукнуло десять лет, его отправили в Питер – поступать в Нахимовское. Причем одного. Там его встретил один из многочисленных дядей и лично привел в училище. Юра поступил.

Спустя некоторое время дядя зашел его проведать:

– Где мой племянник?

– Богатырев? Да в лазарете он.

– Что случилось?

– У него понос и рвота.

Оказалось, мальчик заболел на нервной почве. Отличник Юра прежде никогда из дома не уезжал. А тут такой стресс. Плюс нервотрепка на экзаменах, а еще у него куда-то пропали шапка и носки. Кто-то из мальчишек стащил – решили так подшутить над новичком. А на дворе уже гремел питерский ноябрьский мороз…

Юра тогда твердо заявил дяде:

– Я возвращаюсь домой!

* * *

7 ноября в квартире Богатыревых, как всегда, собрались гости за праздничным столом. Татьяна Васильевна помнит даже теперь, что сварила холодец плюс разносолы – тогда ведь гуляли ноябрьские серьезно, по три дня. Пришли сослуживцы Георгия Андриановича, его друзья. И все почему-то стали пенять хозяину: зачем, мол, отдал Юрочку в Нахимовское училище?

Георгий Андрианович расстроился.

Татьяна Васильевна решила подбодрить мужа:

– Да не плачь! Юра вернется!

И тут вдруг, как в сказке, открывается дверь, и на пороге Юра – худой, без шапки, счастливый и расстроенный одновременно. И главное – очень самостоятельный: уехал один и приехал один…

С того дня мечту о море у него как отрезало. Он понял, что через казарму пройти не сможет.

– Если бы не украли эту злополучную шапку и носки, – вздыхает Татьяна Васильевна, – судьба у него, может, со всем по-другому сложилась бы…

И вспоминает, что его всегда дразнили «девчоночником».

* * *

Дружил он почти исключительно с девочками. Причем творчески. Так, уже в Москве, на Левобережной, придумал для подружек «кукольный театр» во дворе – в беседке, обвитой хмелем. Там стоял столик-сцена, шторы играли роль занавеса.

Сам всем руководил: сшил платья куклам из маминых халатов, распределил среди девочек роли: «Ты – Мальвина, ты – лиса Алиса, ты – Буратино». Дворовые «артисты» и их мамы с нетерпением ждали, когда «режиссер» вернется из школы и откроет свой «театр». А уж какие аплодисменты устраивали после «премьер»!

Тем не менее дорога «в артисты» оказалась совсем не прямой. Потому что, помимо сцены, его безумно привлекала живопись.

– У нас была соседка, пожилая художница, – вспоминала Татьяна Васильевна. – У нее Юра просиживал допоздна, наблюдая, как она делает батик. Получались на ткани такие красивые цветы – розы, гвоздики, астры… Юра просто влюбился в нее. Просиживал часами, рисовал, рисовал – с детства это у него очень хорошо получалось. И одновременно мучился размышлениями о будущем.

Он действительно не знал, кем быть – художником или артистом. Мы с отцом говорили: «Юра, кем хочешь – тем и будь». И вот он поступил в Художественное училище имени М. И. Калинина… Но как оказалось, выбор этот был не окончательным…