Знакомство с беспризорниками

Тоня привела Егорку в длинное полуподвальное помещение с толстыми трубами, обмотанными жёлтой изоляционной материей. Вместо двери зиял узкий проём между вертикальной трубой и стеной из бетонных блоков, завешанный одеялом неопределённого цвета. В углу под потолком в покорёженном подсвечнике горело несколько свечей. Напротив тускло горел фонарь типа «летучая мышь». В нос бил острый неприятный запах. Обитатели этого странного места вышли навстречу вновь прибывшим.

– Опять клей нюхаете? Наркоши! – с порога принялась ругаться девочка. – Вот Сенька Моряк вам устроит взбучку! Если хотите стать юнгами, ничего такого делать нельзя! Ни курить, ни пить, ни нюхать! – строго произнесла она.

– А, может, мы не хотим…

Малыш испуганно смотрел на ребят.

С фотографии на бетонной стене – в той части, куда падал свет от фонаря, – сияла улыбка Юрия Гагарина, державшего в руках белого голубя. Края глянцевого портрета обтрепались и стали неровными, но кто-то явно бережно хранил изображение первого космонавта. Со старой афиши сбоку от него как-то не очень весело взирали на собравшихся волосатые парни с гитарами, а на ярком листе календаря, давно утратившего актуальность, маячило белоснежными парусами трёхпалубное судно. На противоположной стенке красовалась неровная надпись: «Крендель ушастый», соседствуя с группой нецензурных слов. Их, конечно, Егорка прочесть не мог. Да и вряд ли успел узнать, кто такой Юрий Гагарин, но от этой приветливой улыбки на картине он почувствовал себя гораздо увереннее.

– Вот, новенького привела! – деловито сообщила девочка. – У Ленинградского вокзала нашла. Мать его там бросила.

– Мелюзга! – констатировал чумазый, обритый наголо мальчишка в большой не по размеру куртке, с коростами, замазанными зелёнкой, по всей голове.

– Зачем он тут нужен? – спросил другой, отбрасывая длинный чуб с перепачканного то ли сажей, то ли грязью лица.

– Будет с нами жить! – твёрдо заявила Тоня. – А вы бы хоть умылись!

– Да нормально, с малышами больше подают, – возразил первый по поводу новенького.

– А чё, клёвый пацанчик, – оценил косматый мальчуган лет двенадцати. – На братуху моего похож… Теперь он подрос, наверное…

– А чё, Федька, у тебя, типа, братуха есть? – спросили из тёмного угла.

– Есть! – кивнул Федька. – Я же не на улице родился! Это уж потом… Пускай остаётся малец. Я – за!

– Посмотрим, что ещё Сенька Моряк скажет! – подала голос девочка примерно того же возраста, что и Тоня. – Он вожак, пусть сам решает. И что, вообще, с такими маленькими делают? Ну-у, чем кормят, куда сдают, если что…

– Да ладно тебе, Нелька! С чего Сенька возражать-то будет? Какое ему дело?

– Моряк скажет, что делать, – согласился Федька. – Он знает, что-почём. У него батян ментом работал.

– Ну и что? – пожала плечами Нелька. – Это отец его знал, а Сенька-то тут при чём? Он тогда ещё совсем мелким был…

Когда глаза немного привыкли к полумраку, Егорка разглядел тех, кто здесь находился, но в разговоре не участвовал. Несколько мальчишек – как школьник Пашка, который жил в соседской квартире, и две девочки. Только Пашка выглядел гораздо аккуратнее, чем обитатели этого места.

В углу возле прислонившегося к стенке умывальника рядком стояли деревянные ящики из-под посылок и пластиковые бутылки с водой, валялись какие-то мелкие вещи: молоток, ведёрки из-под разных продуктов, лопатка, большой фонарь без лампы, куча тряпья, коробки со свечами… Возможно, это всё были нужные для хозяйства беспризорников принадлежности, но вместе они придавали помещению довольно захламлённый вид. А чуть поодаль, вдоль стены виднелись составленные ровными стопками картонные коробки крышками наружу. Получился эдакий картонно-коробочный шкаф со множеством отделений и крышками-дверцами. Сбоку кто-то прикрепил скотчем небольшое зеркальце.

Почти каждый из обитателей этого странного места держал в руках по пакету, изредка поднося его к носу.

– Хватит клей нюхать! – скомандовала Тоня. – Сенька же сказал, что выгонять за это будет!

– Не-е! Он не так говорил! – возразил парнишка с коростами. – Он предупредил, что это просто вредно. А гнать обещал за воровство и прочую уголовщину.

– А ч-чё? Ты т-тоже хочешь? Б-бери, – заикаясь, предложил бойкий мальчишка лет восьми-девяти. – Ос-сталось ещё. П-пока Сенька не в-вернулся…

– И ты, Борька, туда же? – с испугом воскликнула девочка и схватила мальчишку за ворот грязной байковой рубашки. – Вы что, пацаны, он же ещё малолеток! Зачем разрешаете? Забыли, как он в прошлый раз нанюхался, а потом ему танцующие конфеты чудились?

– Д-да не-е, Т-тонь! Не т-танцующие, а уб-бегающие, – смеясь, поправил Борька. – И я их д-догонял…

– Какая разница? – пожала плечами Тоня. – Завязывай давай, сопля зелёная, а то снова чудить начнёшь!

Она ловко выхватила у мальчишки пакет с клеем и отпустила его.

– Ну и чё? Всем что-нибудь мерещится, – возразил кто-то. – Прикольно же! И когда клея понюхаешь, потом кушать долго не хочется!

– А тебя не кормят, что ли? Сейчас есть будем. Только всех подождём…

– От-тдай! От-тдай, Т-тонька! Д-дура! – плаксивым голосом завопил Борька.

– Ага! Разбежался! Кто тебя потом выхаживать будет?

Она скомкала пакет и спрятала к себе в карман. Но через минуту Борька, изловчившись, вытянул его обратно.

– Паразит! – выругалась Тоня. – Ну, как хочешь! Только я тебе больше не помощница! В наркологичку поедешь, а потом в детприёмник, – пригрозила она.

– Ха! Ф-фигос под нос! – возразил мальчишка, прыгая вокруг обидчицы в расстёгнутых ботинках на босу ногу и корча рожицы. – В нарк-кологичку т-только по ж-желанию!

– А в детприёмник наркош не берут, – уточнил кто-то.

Егорка молча взирал на происходящее. Эти мальчишки очень отличались от всех, кого он встречал раньше. И не только внешним видом. Они вели себя как-то совсем по-особенному.

«Маме бы они не понравились», – подумал малыш.

– Грамотные все стали! – тоном повидавшей жизнь старушки проворчала девочка. – Я вот хавчика принесла, – Тоня выложила на высокий фанерный ящик, стоящий посередине помещения и, скорее всего, играющий роль стола, пакеты с лапшой, хлеб, какие-то свёртки.

– Тонька, что ты, как зэчка, болтаешь! Говори по-людски! Не хавчика, а еды! – одёрнула подругу Нелька.

– Ну, еды, – согласилась Тоня.

– Мы тоже принесли, возьми. – И девочка передала подруге ещё один пакет.

В этом сообществе каждый из беспризорников днём был занят своей «работой», а вечером все собирались за общей трапезой, независимо от того, кто сколько смог принести.

К импровизированному столу подошли две собаки: одна небольшая, белая и пушистая, а вторая – чёрная, на длинных ногах, похожая на овчарку, которая гуляла иногда с хозяйкой в Егоркином дворе. Только эта была тощая и, как показалось малышу, грустная.

– Нравятся? – спросила Тоня, видя, как малыш разглядывает псин.

– Ага, – ответил он.

– Это Белка и Тарзан, – сказала девочка. – Их можно погладить, они не кусаются.

Егорка подошёл к четвероногим поближе. Белка, виляя хвостом, обнюхала мальчика, потом облизала его ладошки и попыталась дотянуться до щёчки, но он увернулся.

– Не бойся, это она ластится, – успокоил Федька. – Без собак у нас нельзя! Они крыс гоняют, – деловито пояснил он. – И их с собой на точку можно брать: больше подают…

Егорка ничего из услышанного не понял.

Тарзан внимательно следил за тем, что происходило на «столе», и не обращал внимания на малыша.

Не успели девочки выложить еду, как появился высокий паренёк с пышной огненно-рыжей шевелюрой. Он казался совсем взрослым, старше всех в этой компании. Куртка его была небрежно расстёгнута и открывала полосатую тельняшку, шею обвивал красный шарф. Рука парня сжимала гриф гитары. За ним, как хвостик, зашла миловидная аккуратненькая девочка, с виду чуть взрослее Тони. Мальчишки спешно попрятали вонючие пакеты.

– Здорово, экипаж! – пробасил паренёк. – Что тут у вас? – спросил он хозяйским тоном, аккуратно положив инструмент на стопку картонных коробок. – Опять клей нюхали, зверские канальи? – у Сеньки недавно начал ломаться и грубеть голос, и звучал он не всегда одинаково, но уже совсем не так, как в детстве…

– Не-е, Сень, мы так… Баловались, – стал оправдываться кто-то.

– «Баловались» они! Наркоши, блин… Чтобы не видел больше! А то никакого моря вам не будет! Один уеду!

Ещё в те далёкие времена, когда Сенька, как и все дети из благополучных семей, ходил в школу, и были живы его родители, за парнишкой закрепилось прозвище Моряк. Его так называли и во дворе, и в классе. Даже учителя говорили о нём: «Сенька Моряк из четвёртого "б"». Потом стали говорить: «…из пятого "б"», «…из шестого»… Сенькины сверстники видели себя в будущей жизни кто программистом, кто банкиром… А некоторые, насмотревшись «крутых» боевиков, мечтали стать криминальными авторитетами и даже не скрывали этого. Сенька же, в отличие от большинства мальчишек своего времени, читал книжки о путешественниках и грезил о дальних плаваниях, о морских походах и новых открытиях. Вместо рубашки под форменным школьным пиджачком он всегда носил тельняшку, и никто ничего не мог с этим поделать.

Как истинный сын милиционера, паренёк открыто презирал тех, кто симпатизировал криминальным авторитетам, блатной романтике с её жалостливым тюремным фольклором, грабежами, погонями и кровавыми разборками. От отца он краем уха слышал кое-что о тыльной стороне такой «романтики».

Учительница географии не могла нахвалиться: «Он о морских путешественниках и об их открытиях лучше меня рассказать может! Просто энциклопедические знания у мальчишки!» И, конечно, она активно привлекала Сеньку Моряка для выступлений с докладами и рефератами, для участия в олимпиадах и других мероприятиях, связанных с морской тематикой…

– Вот! – Тоня подвела Егорку к Сеньке. – Новенького привела.

– Ну и зачем он нам? – спросил, в свою очередь, взрослый парень.

– А что, у нас ещё таких маленьких не было, – заметила аккуратненькая девочка. – Пусть будет…

– Райка, с ним же нянчиться надо! У них же… в этом возрасте это… режим и всё такое, – заметил Сенька как будто растерянно.

– Сень, ну посмотри, какой он хороший! – просящим тоном заговорила Тоня. – На воробышка похож…

– А может, его молдаванке отдать? Той, что у Киевского вокзала сидит? – предложил низкорослый мальчишка лет десяти, пряча в карман прозрачный пакет с клеем.

– Одурел, что ли? – взревел вожак. – Не знаешь разве, что у этой тётки дети постоянно меняются? – напомнил он. – Куда они, по-вашему, деваются?..

– Куда?

– «Куда…» На тот свет! – отрезал Сенька. – Они же у неё наркотой обколотые… чтобы не орали. Спят всё время… Мне Женёк с Киевского про неё такое рассказывал!.. Мы не живодёры, чтобы пацанёнка этой гадине отдавать!.. Да и большой он для молдаванки. Она в основном с грудничками работает. Вы и сами от неё подальше держитесь! Её непростые люди крышуют. Мутные какие-то.

– И чего тогда с ним делать? – поинтересовался Федька.

– Ну, Сень, гляди, какой он милашка, – принялась канючить Тоня, заметив, как потеплел взгляд старшего при виде малыша.

– Надо бы его куда-то пристроить по-хорошему. Совсем кроха, – с сомнением ответил вожак. – Как он тут с нами будет?

– Ну, Се-ень! – плачущим голосом протянула девочка. – Я за ним присмотрю! Нелька вон с Райкой помогут…

– Лады, Тонька! Пускай остаётся, – сдался парень. – Только ты за него отвечаешь!

– Спасибо, Сенечка! Я буду за ним ухаживать! – радостно согласилась девочка. – С собой его буду брать.

Егорка всё это время молча слушал разговор старших ребят. И вот этот большой рыжий Сенька подошёл к нему совсем близко, протянул руку.

– Семён, – представился вожак и широко улыбнулся. – А тебя как дразнить?

Егорка растерялся. Слёзы подступили к горлу от волнения. Этот Сенька вызывал в нём трепет – совсем как строгая воспитательница в садике, Алина Петровна. Малыш уже догадался, что этот парень главный в компании.

– Игорёшка, ты что молчишь? – подскочила к подопечному Тоня. – Скажи! Как зовут-то тебя?

– Иголька, – промолвил малыш дрогнувшим голосом и протянул свою пухленькую ладошку Сеньке. Тот осторожно пожал маленькую ручку.

– О, да ты ещё разговариваешь плохо… Ничего, брателло, научишься! Ладно, живи! – милостиво разрешил вожак, ласково потрепав его по волосам. – Летай, Воробышек! Добро пожаловать в экипаж!

– Игорёшка он! – уточнила Тоня.

– Игаёшка, – повторил мальчик, не понимая, почему девочка произносит его имя иначе, чем он привык, но решил, что в новых обстоятельствах оно должно звучать именно так.

– Давайте ужинать. Всё готово. Идите сюда, – позвала Нелька, и ребята дружно ринулись к «столу».

– Э, братва, а руки? – напомнил Сенька. – Чистота – залог здоровья! В море нерях не берут!

Тоня набрала в пластиковое ведёрко парящей воды из толстой трубы и вылила в умывальник, у которого тотчас же выстроилась очередь. Сенька строго следил за тем, чтобы все его подопечные соблюдали правила гигиены. Хотя бы те, которые были возможны в данных обстоятельствах

– Мы люди, а не зверьё какое-нибудь и должны быть культурными, – назидательным тоном любил говорить он. – Да и в юнги грязнуль не возьмут…

Рассевшись вокруг импровизированного стола на ящики, беспризорники приступили к трапезе. Баночки из-под сметаны, квадратные пластиковые коробки и широкие отрезанные днища бутылок из-под газировки служили тарелками. В них высыпали лапшу быстрого приготовления – всем поровну, а потом залили кипятком из той же толстой трубы. В бутылках, составленных рядком у стенки, хранилась вода для питья.

– Вот, на полкурицы напели сегодня, – сообщила девочка, пришедшая вместе с вожаком, и стала делить на части половинку жареной куриной тушки. – И колбаса варёная ещё, – добавила она.

– Ух ты! Рая, мне чур ножку! Я первый забил! – закричал юркий мальчишка. – Ножку мне!

– Обойдёшься, Саратов! Ножку старшему! – возразила девочка.

Саратова на самом деле звали Генкой. Он год назад приехал в столицу из Саратова и чуть что говорил: «У нас в Саратове…», поэтому и прилипло к нему это прозвище. Его так и называли среди беспризорников: «Генка-Саратов», или просто «Саратов».

– Теплотрасса – жизнь наша! – ничуть не расстроившись, проговорил несостоявшийся обладатель куриной ножки тоном человека, много в жизни повидавшего, заваривая свою порцию продукта и шумно швыркая вздёрнутым носом. – А у нас в Саратове…

Громкий смех сотрапезников прервал фразу мальчишки.

– Ну и ла-адно, – обиженно протянул он.

Куриную ножку Сенька Моряк аккуратно разломил пополам, половинку протянул Рае.

– Ну, что? Давай, устраивайся поудобнее, Воробышек, – Тоня усадила Егорку рядом с собой на деревянный ящик, дала ломоть хлеба с тонким пластиком варёной колбасы, кусочек куриной грудки и круглую баночку из-под сметаны с горячей лапшой.

– Это можно просто пить. Как бульон. Через край. Подожди, пока остынет, – посоветовала она.

– Ну, ты, Тонька, типа, нянька теперь! – со смехом прокомментировал Генка-Саратов.

– Кончай ржать! Он хоть и маленький, а тоже человек! – одёрнул его вожак.

– Я бошой! – возразил Егорка.

– О, видали? Молодчага! – смеясь, похвалил малыша Сенька. – Настоящий мужик растёт! Э, Саратов, что это у тебя там?

Генка потупился, спрятал в карман брюк кошелёк, который перед этим вертел в руках.

– Где взял? Украл? – строго спросил Моряк. – Ах ты, зверская каналья!

Парень молчал.

– Ты, стручок мелкий, опять за старое? Грабитель, блин! – старший подошёл и наградил Генку крепким подзатыльником.

Тот, опустив голову, молча почёсывал затылок.

– Воровать плохо! Что не ясно? – уточнил Сенька. – Стрёмно, если так понятнее! Чтобы завтра тебя здесь не было! Или сейчас прямо вали отсюда!

– Сень, я не буду больше…

– Воровать стрёмно! – назидательно повторил вожак. – Или у вас в Саратове не так? Просить – не стыдно! Можно металл откуда-то ободрать, на крайняк – бутылки собирать, там… банки из-под пива. Петь по электричкам… Много чего ещё можно! Машины мыть…

– Ага! Нас прогоняют! – захныкал Генка. – А один раз меня так побили взрослые пацаны на шоссе! Говорят, мойка – это не наш промысел!

– Мне сегодня один парнишка сказал, что на свалку в Саларьево опять кучу нераспечатанных продуктов выбросили, – сообщил Сенька. – Можно туда съездить отовариться. Далековато, правда.

– Там же местные всё захватили, Сень! – возразил Федька. – Мы уже пробовали! Еле удрали от них.

– Это когда там нет ничего! А если грузовиками жратву вываливают – прямо со склада – жалко им, что ли? Упаковками! Некондиция какая-нибудь, или срок реализации прошёл – бери, сколько хочешь! Они и слова не скажут.

– Ага, они всё равно чужих гоняют!

– Да мало ли, как ещё еду добыть можно? Попросить, например, если денег нет. В столовках добрые буфетчицы остатками могут поделиться. На худой конец – на помойках у кафешек промышлять!

– Как собаки? – жалостливо спросил Федька.

– А у людей красть – подло! Может, у них последнее! Кто не понял – катитесь к Сане Шалому в банду! У них грабежи в почёте! И дорога оттуда – на нары! А то и прямиком в могилу! Там тех, кто ослушался, насмерть забивают! Сами знаете! У них другие понятия! Вам это надо?

– Не надо, Сень!

– Не-е, – хором откликнулись собратья.

– Сень, я не буду больше! Не прогоняй, – в слезах принялся вымаливать прощения Генка.

– Засохни, погань! Катись, сказал! – вожак был непреклонен. – В прошлый раз из-за тебя место менять пришлось! Ёшки-матрёшки…

– Ну Сень, я обещаю!

– Ты и в прошлый раз обещал! Каналья зверская! Проваливай отсюда! – упорствовал Моряк. – У меня отец мент был, а ты тут… ворьё вонючее! Уголовщина поганая…

– Сень, ну последний раз поверь! Я понял…

– Что ты, гад ползучий, понял?

– Стрёмно воровать… Последний раз, Сеня! Слово даю!

– Последний! Понял? – смилостивился вожак.

– Да, Сеня! Спасибо! – обрадовался Генка.