У нее был свой центр. Медицинский центр для молодежи. В России только-только начали открыто говорить о контрацепции и предохранении от ранней беременности.

Надька была первой, кто подхватил эту идею и подсуетился. То есть открыл свой центр. Это было так неожиданно. Ново и непривычно для Сибири.

Она знала, чего хочет, знала, что нужно делать, чтобы ее поддержали.

Это же так по-новаторски. Это благородная миссия: спасать девочек от неожиданной беременности! Хватит уже быть колхозом «Красное вымя»!

Специальность у нее была подходящая – врач-венеролог, не хватало лишь ученой степени. Как здорово было бы: «кандидат медицинских наук», а лучше – «доктор медицинских наук Надежда Л.»! И визитная карточка с золотым тиснением. Плотная бумага. Она протягивает ее нужным людям… Ах, как этого ей хотелось!

Надька, Надька, где ты сейчас?

На небесах, как я объясняю моей внучке про людей, которых нет рядом.

Что случилось?

Все то, чего она хотела.

Я помню ее улыбающуюся, в роскошной шубе. Она только что сделала доклад. Лицо еще светится счастьем. Ее снова поддержали, все идет отлично.

– Смотри, что у меня на пальце. Бриллиант настоящий. Профессор из Москвы подарил. Буду у него защищаться. Староват он, конечно, но ничего, ради диссера стоит потерпеть.

Диссертация. Ох, как хотелось Надьке защититься как можно быстрее. Чтобы стать самой-самой. Шикарной во всех отношениях. Чтобы и внешний вид и статус совпадали.

Ради диссертации она все вытерпит. Это же такие мелочи: кому-то подарочек, кому-то кофе в постель, кому-то…

А почему бы и нет? Если человек нужный.

Ведь заветная строчка на визитке стоила, на ее взгляд, любых уступок.

Надя справилась отлично.

Нашла, купила, подстроилась, легла, достала, улыбнулась, выстояла.

Доктор медицинских наук.

Своя клиника. Свой курс в институте.

Другой город. Все горизонты открыты.

Но стало болеть сердце.

И стихи, которые писались раньше легко и просто, стали приходить с мукой и болью.

И муж, прежде такой верный, понятный, простой, вдруг хлопает дверью и уходит.

И дочь начинает болеть. Неожиданно и странно.

И плохо. Плохо. Плохо.

Хорошая зарплата. Еще одна шуба. Отличный спонсор.

И пустота.

И боль за грудиной.

Непонятная. Тягучая. Труднообъяснимая.

Она врач. Она-то все поняла.

Но по-другому уже не могла.

Потому что уверовала, что карьера – это самое главное. Самое важное. И только ради этой минуты, когда тебе аплодирует зал, поддерживая тебя и твои научные изыскания, стоит жить.

А еще ради новой шубы. И ради машины, которая подвозит тебя утром к институту, где ты начальник. И твое слово очень значимо.

И вот она идет – Победительница. У нее все получилось. Все, как она хотела.

И возраст – самый расцвет. Самая ягодка.

Казалось, что жизнь только-только начинается.

И вдруг – рак!

Все интриги, зависть, унижения, жестокость к другим, вся эта гонка за докторской степенью вылились в болезнь. В ту самую, которая суммирует все, что накапливается в нас против себя, против любви, против людей и против придуманного несовершенства. Ведь так думала моя Надька. Я-то это точно знаю.

Ах, Надька, Надька!

Красивая, умная, но при этом совершенно зацикленная на карьере и людской оценке женщина.

Ты ушла так рано и так неожиданно.

Для тебя самой.

Для других – вполне ожидаемо.

Потому что нельзя вот так рушить, уничтожать, раскатывать по бревнышку то, что было важно в молодости, но в карьерном плане малозначимо и не ценно.

Муж?

Не понял, не оценил, и вообще – гад!

Дети?

Слишком много времени отнимают, а смысл? Уже большие, справятся!

Да, они ушли, справились, выжили.

Только тебя, Надька, нет!

Ты сгорела за год.

Тот самый год, когда стала начальницей и доктором наук.

Тебе принадлежал весь придуманный тобой мир.

Только себе ты уже не принадлежала.

Болезнь тебя просто съела.

А может быть, это твоя заплаканная душа перестала сопротивляться и подставлять тебе свои крылья?

Вот и все.

Надька, моя Надька…

У меня осталась фотография, где ты в шубе из чернобурки. Самоуверенная, яркая, дерзкая. Всем на зависть.

Я не успела получить твою визитку с золотым тиснением и подписью «доктор медицинских наук Надежда Л.».

Ты – подержать в руках ее успела.

Только взамен на жизнь.

Не слишком ли дорогая плата?

Бог тебе судья, Надька.

Я так и не научилась называть тебя по отчеству…

Когда уходит боль

В светлой больничной палате было тихо. Она была одна. Через несколько минут ее повезут в операционную. А пока она рассматривала солнечный лучик, который то замирал в углу под потолком, то начинал медленно кружиться. Совсем скоро она наконец-то попрощается со своей болью. Женской болью, которая останется в прошлом. Потому что у нее сегодня самая женская операция, после которой она уже никогда не станет больше матерью. Никогда.

А пока можно просто полежать, не думая, не переживая, не оглядываясь в прошлое.

Прошлое.

Любовь в прошлом, которое и нужно сегодня отрезать. Навсегда.

Так будет лучше. Сколько можно тянуть этот груз обид, недосказанности, горя, страданий?

«У нас с тобой больше ничего не будет. Я не хочу тебя. Можешь уходить, можешь оставаться. Только никаких поцелуев, касаний, объятий. Тем более – близких отношений. Делай что хочешь. Заводи любовника, уезжай надолго. Мы просто родственники. Или соседи. Как тебе удобно».

Она ехала на дачу и рыдала. Когда ее остановил гаишник, она даже не поняла, в чем дело.

– Вам плохо? Вам помочь? Дайте ваши права, я предупрежу напарников на дороге, чтобы они вас, если что, проводили.

Оказывается, она забыла права. Гаишник велел ей вернуться за документами, а лучше остаться дома. В таком состоянии не нужно садиться за руль.

– У меня теперь нет дома, – почему-то сказала она.

Гаишник тяжело вздохнул. В любом случае за документами нужно вернуться.

Добравшись через несколько часов на дачу, она растопила печь, налила бокал вина и тихонько завыла.

Как старая собака, которую хозяин больно пнул и вытолкал за дверь.

Вина не хватило. Пришлось идти в магазин в другой дачный поселок. Ей было все равно. Никогда она не чувствовала себя такой больной, разбитой, никчемной, ненужной.

На следующий день она вернулась домой.

По дороге обрила голову в первой попавшейся парикмахерской.

Если волосы – это главный женский сексуальный символ, то пусть она будет лысой! Если ее не хочет собственный любимый муж, то пусть она для всех будет уродкой!

И потекли дни. Со стороны все выглядело как обычно. Они ходили вместе на выставки, принимали гостей, путешествовали.

Только ночью муж отодвигался от нее на край кровати, не разрешая даже прижаться к нему.

Поначалу она еще пыталась как-то гладить его, прикасаться к нему, но он резким движением убирал ее руки.

От обиды, боли, унижения она сжималась и долго ворочалась, еле сдерживая набегающие слезы и готовые вот-вот прорваться рыдания.

Она по-прежнему любила его. Ей был нужен только он, только его губы, его руки.

Именно тогда у нее появились первые боли внизу живота.

Гинеколог напрямую сказала: «Не будь дурой. Какие твои годы, заведи себе мужика».

Она попробовала. Славка был классный, но, как оказалось впоследствии, запойный. С ним было здорово, если не брать в расчет то, что раз в месяц его увозили на «скорой» и откачивали под капельницами. И снова он был успешным бизнесменом, хорошим начальником, отличным другом и любовником.

Однако через полгода он сказал: «Все. Ты никогда не сможешь забыть мужа. Я постоянно чувствую его присутствие. Для тебя он единственный мужчина. Потому – точка».

Он был прав, этот добрый, чудесный алкоголик Славка.

Общаясь с ним при муже, отвечая на его звонки в магазине или у друзей, она не скрывала, что говорит с мужчиной. Да это и дураку было бы понятно.

Но мужу было все равно. Он не упрекнул ее ни словом, ни выразительным взглядом. Никакой реакции.

По-прежнему только: «подай», «принеси», «спасибо». И всё.

Она нравилась мужчинам, она это прекрасно знала, потому что была веселой, озорной, безбашенной, игривой.

Но она не нравилась сама себе. Потому что после ухода Славки она решила, что нежеланна для всех мужчин.

Она больше не женщина. Она никто. Значит – нечего стараться.

И прошло еще несколько лет. С вечерним алкоголем, с новыми книжками по личностному росту, поисками себя и с нежеланием что-то менять.

Она пристроилась рядом, растворилась в муже, забыла, кто она и что из себя представляет. Лишь бы все было как всегда.

Идея с новой квартирой была ее.

Нехотя муж согласился, не обещая помогать по ипотеке.

Выбирали вместе. Ей понравилась сосем другая квартира. Двухуровневая, светлая, просторная. Муж не смог договориться с хозяином, в итоге психанул и сказал, что берем ту, которая нравится ему.

Она согласилась. Да, меньше, да, район хуже, да, у нее снова не будет кабинета…

Ремонт сделали прекрасный. Помогала знакомый дизайнер. Умница-девочка, которая просто чувствовала, что хочет новая хозяйка.

Уже перевезли вещи, книги. Можно было начинать новую жизнь, на которую она все еще надеялась… Но…

– Здесь все по-твоему, – сказал муж. – Здесь нет места для меня. Потому я остаюсь в старой квартире.

– Это развод? – выдохнула она.

– Да, считай, что развод.

И она осталась одна в пустой и красивой квартире.

Сколько дней она плакала?

Сколько дней не вставала с постели?

Сколько выпила алкоголя?

Пока дочь не вырвала из рук бокал и не вылила остатки вина в раковину.

Ее увезли к психотерапевту. Но она не могла говорить. Просто беспрерывно плакала.

Потом молча положила деньги за прием и ушла. Да и чем ей могла помочь эта уставшая женщина в русском платке на плечах, если у нее самой бесконечная печаль в глазах?

Говорят, что время лечит.

Вранье это все! Оно лишь притупляет боль. Как бы размазывает ее на большее пространство. На эту боль можно натолкнуться везде: нечаянно открыв альбом с фотографиями, взяв тарелку, подаренную в день свадьбы, перебирая платья, готовясь пойти в театр… Воспоминания настигают тебя. И снова боль наваливается с прежней силой. Мир снова теряет краски.

Так любить нельзя.

Конечно, нельзя. Только как добиться этого «нельзя»? Если каждая клеточка помнит, тоскует, ноет, переживает?

И что в итоге?

Боль перешла жить туда, где когда-то начиналась любовь. Она превратилась в узлы, в спайки, многочисленные миомы, кисты. Чтобы в итоге уничтожить любовь. Выгнать ее из тела. Хотя бы из тела. Иначе погибнет сам человек.

Открылась дверь.

– Пора!

Она в последний раз взглянула на солнечный зайчик.

«Пока! Скоро не будет боли. Не будет обид. Не будет меня прошлой».

Как бы отвечая ей, солнечный зайчик затрепетал и рассыпался на сотню солнечных бликов.

И все озарилось, словно само солнце целиком вкатилось в палату.

Но она уже не увидела этого. Потому что плотно закрыла за собой дверь.

2 3 4

Премиум

(1 оценка)