Она по этому поводу с Виктором, владельцем-издателем, спорила до хрипоты, доказывала, что людям нужны комфортные условия, особенно творческим. А сидение в одном загоне, пусть и разгороженном, это издевательство над персоналом. Но потом, когда Анна ушла из журнала, Виктор всё-таки сделал по-своему. И девчонки, когда она к ним забегала по старой памяти, жаловались, что в этих бывших цехах, среди голого кирпичного пространства, сдобренного стеклом, стальным профилем и блестящими алюминиевыми воздуховодами, змеящимися под высоченным потолком, они чувствуют себя мелкими шестерёнками какого-то бездушного механизма. И журнал, изданный в этом цеху, явно стал хуже, безжизненнее, что ли. Или это ей хотелось, чтобы таким стал?

Сергей, пока они обсуждали плюсы и минусы «хай-тэка», сбегал выбросить мусор и вернулся, крутя курчавой головой.

– Ну, народ даёт! Там у Арсения ладят друг друга вкруговую, человек шесть собралось, куча-мала!

– Что там делают? – не поняла Анна.

– Ладят! Это массаж такой, славянский,– объяснил Кирилл. – Хочешь, ноги тебе полажу? Поправлю, к походу подготовлю.

«Ага, всё-таки ухаживает!» – смекнула Анна и огляделась, не смотрит ли кто. Тётки на нижних полках читали газеты.

– А где поправлять будешь?

– Да здесь. Сейчас столик уберём, сядем на полке, я тебе ножки и промну. Хочешь?

– Давай, – кивнула Анна, слегка волнуясь. Вот оно, начинается роман!

Кирилл собрал полку, уселся сам и усадил Анну ногами к себе. Осторожно помял стопу, прошёлся медленными бережными движениям по икре, будто лепил её заново. Поначалу было приятно, а потом лёгкое надавливание в середине икры оказалось болезненным.

– Больно!

Кирилл посмотрел внимательно:

– Я совсем легко касаюсь. Что-то у тебя тут сидит. Ты знаешь, что в ногах законсервированы все наши плохие эмоции и стрессы?

– Да? Ну, тогда у меня тут полно консервов, – пошутила Анна и опять зашипела от боли.

Однако после нескольких надавливаний болезненность из икры ушла, и нога будто наполнилась лёгкими прохладными пузырьками.

– Отпустили твои зажимы, – улыбнулся Кирилл, не сводя глаз с её лица. – У тебя даже правая сторона лица изменилась, расслабилась. Давай, левую ногу поправим.

Он опять размял ей стопу, теперь левую, покрутил ногу в голеностопе, начал проминать икру лёгкими чуткими пальцами. И вдруг очередное надавливание отозвалось болью, от которой защемило сердце. Точно так же сердце щемило тогда, после того ужасного, невозможного телефонного звонка.

– Кирилл! – глухо сказала Анна вставшему перед глазами лицу мужа и шумно задышала, стараясь не разреветься на потеху соседкам, подглядывающим из-за газет на их массажное действо.

Другой Кирилл взглянул вопросительно, но Анна уже закрыла глаза и тихо постанывала, пытаясь справиться с валом нахлынувших вдруг эмоций. Она еле дождалась, пока он закончит со второй ногой, благодарно кивнула и полезла на свою полку. Сдерживать слёзы уже не было никакой возможности.

«Почему я сразу не заметила, что он так похож на Кирюху? – думала Анна, накрывшись одеялом с головой и сглатывая солёные слёзы. – И повадки те же, и вкрадчивость эта располагающая. И даже подходы всё те же, массажные, как у Кирюхи». Она глухо всхлипнула под одеялом и перестала сопротивляться воспоминаниям. Да, массаж. Именно с этого у них всё и началось.

***

Анне тогда было почти тридцать, и она считала себя верной женой. Правда, в последние пару лет Дмитрий Ильич что-то совсем перестал её радовать. Но ведь физиология же не главное, что может быть между мужчиной и женщиной? Ведь душевная близость гораздо важнее какого-то там пошлого секса, разве нет? Про близость и физиологию Анна себе твердила, начиная, наверное, с третьего года их брака. Именно тогда у Дмитрия Ильича начали случаться в постели осечки, и Анна, напоминая себе, что зато у них полная духовная близость, как бы замазывала этими напоминаниями проблемы близости физической. А что делать? Разница в возрасте даёт о себе знать. Это когда она замуж выходила двадцатилетней студенткой, он был красавцем мужчиной сорока шести лет, а теперь уже за пятьдесят ему…

Дмитрий Ильич читал у них на факультете журналистики теорию и практику тогда ещё советской печати и приносил на занятия по стилистике кипы районных газет. Они, студенты, на этих газетах учились, как не надо писать. Разбирали бесконечные перлы районных акул пера – там были и «налитые золотистым солнцем тугие колосья», и «неутомимые стальные труженики полей», и «горящие трудовым задором светлые лица колхозников» и даже, Анна до сих пор помнила, «повышенные обязательства крупного рогатого скота удвоить надои вдвое».

Все эти перлы Дмитрий Ильич разбирал с таким виртуозным остроумием, что студенты чуть ли под столы не сползали от смеха. Коровы, взявшие на себя повышенные обязательства по удвоению надоев, рассмешили настолько, что Анна даже лбом о крышку стола тюкнулась – сложилась от хохота пополам. Тюкнулась, быстро выпрямилась, встретилась с весёлым взглядом Дмитрия Ильича. И поняла, что влюбилась.

С месяц она млела, поедая глазами своего кумира и ни на что не надеясь. Да и на что тут было надеяться? Кто она? Невзрачная замухрышка в немодной юбке и пёстром свитере, связанном мамой из ниток, добытых из старых распущенных кофт. Робкая девственница, которой всегда нравились яркие мужчины, не обращавшие на неё никакого внимания. И кто он! Уверенный в себе профессор, блестящий, остроумный, неотразимый! А потом Дмитрий Ильич пришёл к ней домой с букетом цветов и попросил у мамы руки её дочери. Аниной руки. «Ань, ты-то как, согласна?» – повернулась ошеломлённая мама в её сторону, но, увидев глупо-счастливое лицо дочери, застывшей с недопитой чашкой чая в руках, не стала дожидаться ответа. «Если Анюта согласна, то я-то что. Женитесь. Вы человек взрослый, серьёзный, за поступки свои отвечаете».

Так Анна стала женой профессора Костина. И, в общем-то, почти все десять лет их совместной жизни она ни разу об этом не пожалела. Или почти ни разу. Не считать же случаи невольной досады, когда Дмитрий Ильич отваливался от неё, разгорячённой, и бубнил: «Прости, девочка моя, что-то я сегодня не в форме. Иди на плечико, я тебе спинку почешу». Анна подставляла спинку и вспоминала, какой он у неё умный, какой талантливый, сколькому он её научил. Это ведь только благодаря ему она узнала, что такое жизнь в достатке, когда не надо считать рубли до получки, штопать колготки и маскировать аппликацией поеденное молью пальто. Это ведь благодаря его школе она стала таким классным журналистом. И редактором городского еженедельника она стала с его подачи. И собеседник он потрясающий, столько всего знает. И человек хороший, уважает её. И любит. А секс… Да бог с ним, с сексом. Правда, ребёночек у них никак не получается, это жаль. Ну да ладно, им пока и вдвоём хорошо, без ребёночка.

Последние два года вспоминать про таланты мужа ей приходилось постоянно – Дмитрий Ильич всё чаще приглашал её на плечико, иной раз даже и не делая попыток приласкать как-то ещё. Анне уже и сны стали сниться эротические, совершенно дикие, где она отдавалась каким-то грубым чужим мужикам в каких-то странных и непотребных местах. Ситуации в снах были неправдоподобными, а вот оргазмы от них – самыми настоящими, такими, что тело корчилось в сладких судорогах и требовало своего…

Кирилл будто услышал эти призывы. Он был аспирантом Дмитрия Ильича и пришёл как-то к ним в дом обсудить с профессором какие-то моменты своей диссертации. Дверь ему открыла Анна и с первого взгляда на мускулистый торс, обтянутый тонким джемпером, почувствовала томление, схожее с тем, что накатывало на неё в душных снах.

Анна тогда накрыла мужчинам чай в большой комнате, а сама ушла, отговорившись, что у неё срочный материал в газету. Находиться в одной комнате с Кириллом она не могла – низ живота начинал ныть от одного его взгляда в её сторону.

– Анечка, может быть, ты посидишь с нами хотя бы пять минуточек? – окликнул её муж через полчаса.

– Дмитрий Ильич, не могу, у меня жутко разболелась голова! – почти не соврала Анна. Голова и вправду стала тяжёлой от пульсации в висках и усилий прогнать видение мужского лица, крепких рук, поджарой широкоплечей фигуры, так и стоявших перед глазами и заслонявших листы с редактурой. Да, а у Дмитрия Ильича руки тонкие стали совсем. А живот вырос и округлился.

– Головные боли у вас от перенапряжения мышц плечевого пояса и воротниковой зоны! – Кирилл вошёл в её кабинет, и Анна почувствовала, что не может дышать. – Вам нужен массаж, а то так и до остеохондроза недалеко.

– Да где же взять массажиста? – пробормотала Анна, слегка повернув голову в сторону Кирилла.

– Ну, хотите, я вам плечи помну? Я умею!

Не дожидаясь ответа, Кирилл шагнул к Анне и начал быстрыми точными движениями проминать мышцы где-то на загривке. Анну от его рук будто током пробило, и она не сдержала стона – все силы ушли на борьбу со сладкими конвульсиями, которые были на подходе.

– Больно? Это потому что мышцы забиты. Вам бы таких сеансов десять, и сами расслабитесь, и головные боли прекратятся.

Кирилл быстро продавил мышцы на её шее и отступил.

– В общем, советую вам найти себе опытного массажиста.

– А и вправду, Анечка, что-то ты со своей работой совсем заскорузла. И сутулиться начала, – сказал от дверей комнаты Дмитрий Ильич. – Надо позвонить в поликлинику, договориться, чтобы тебя на массаж записали.

Ночью ей опять снился эротический сон, только в этот раз главным действующим лицом (и не только лицом) был Кирилл. А утром, когда она сидела дома, заканчивая редакторскую правку, а Дмитрий Ильич читал лекции на факультете, в дверь позвонили.

– Ты? – отшатнулась Анна, увидев в дверях Кирилла.

– Я. Тебе ведь нужен опытный массажист? – шагнул он через порог. И Анна забыла, что она верная жена и вообще перестала понимать, проснулась ли она, или Кирилл ей всё ещё снится.

Конспиративные массажные процедуры они продолжали примерно с месяц, выискивая способы встретиться то у неё в квартире, то у него в аспирантском общежитии, то в квартирке у мамы, так кстати уехавшей к сестре в деревню. Потом Анна поняла, что беременна, Кирилл понял, что им нужно жить вместе. Дмитрий Ильич тоже всё понял – развод он дал без лишних осложнений и даже поднял кое-какие свои связи, когда узнал, что Кирилл с Анной собираются уехать в Москву. Благодаря его хлопотам Кирилла взяли парламентским журналистом в одно из центральных изданий. Анна, пока не родила Даньку, тоже пописывала в эту газету внештатно, за гонорары. И все десять лет, не считая последних нескольких месяцев, Анна ни разу не пожалела, что рассталась с Дмитрием Ильичом. Их отношения с Кириллом она считала душевными, доверительными и сексуальными. Такими, какой и должна быть, по её убеждению, настоящая любовь.