– Пойди побейся головой о бетонный забор. Ты только себя должна винить в этом.

– Думаешь, я прощу тебе полицию и то унижение, которое я там пережила?

– Не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал об этом, – самодовольно улыбался я. – Жаль, что Мари поступила благородно и не засадила тебя за решетку.

– Мари, Мари, Мари! Кругом одна Мари! Ты помешался на ней! Думаешь, если Тиль признает твоих выродков, вам удастся с этого что-то поиметь? Не жалко брату рога наставлять?

– По себе людей не судят.

– Ха-ха, только не надо при мне сейчас изображать из себя невинную овечку. Ты ведь знаешь, что тест покажет именно твое отцовство! И ты отлично знаешь, кто настоящий отец тех детей. Иначе чего ради ты так танцуешь вокруг этой русской? Ты рассчитывал, что Тиль такой дурак, что пойдет на поводу этой шлюхи? Вы же с Тилем одинаковые. Один набор генов, один набор ДНК. Вы думали, что самые умные, всех обманули? Никто не узнает, что именно ты заделал русской детей, думали, Тилли поведется на вашу аферу, стоит ей только приползти обратно и поплакаться, что беременна от него? Признайся, вы ведь уже праздновали победу, да?

– Это дети моего брата. Тебя обманули. И Тиль отлично знает, что является их биологическим отцом. Он сам говорил мне об этом много раз, – ласково сказал я, сладко улыбаясь, а в груди опять все закипало. – Теперь, сделай одолжение, подними свою задницу и исчезни из моего кабинета. Иначе я вызову охрану.

– Нееет, Дэнни, это ты пытаешься всех обмануть. Ты и твоя шлюха. Тиль не спал с ней тогда. Так откуда же она залетела, твоя святая Мария? Неужто непорочное зачатие? – всплеснула она ручками и хлопнула накладными ресничками.

– Откуда ты знаешь, с кем Тиль спал, а с кем не спал? – ухмылялся я.

– Потому что он спал тогда со мной и только со мной! Тиль только мой! Ни твоя русская шлюха, ни ты, ни ваша блядская мать не отберут его у меня.

Злость, живущая в груди со вчерашнего вечера, отчаянно залитая алкоголем, потраченная на подчиненных и успокоенная во время игры, взорвала меня изнутри. Я закрою глаза на оскорбление меня, я сдержусь, если начнут оскорблять Мари, но я порву за свою мать. Злость пружиной вытолкнула меня из кресла. Я вцепился в Тину обеими руками, боясь хоть на мгновение разжать пальцы, потому что тогда я ее ударю. Ударю по-настоящему, по-мужски, и никто меня не остановит. Я с силой сжимал одежду у нее на груди, чувствуя, как под пальцами рвется дорогое колье, как трещит ткань, как стучит ее сердце.

– Никогда… Никогда… Слышишь меня, тварь? – шипел я, периодически встряхивая ее. – Никогда даже в мыслях не оскорбляй мою мать.

Она орала, царапалась, пыталась вырваться. Я швырнул ее через весь кабинет, словно тряпку. Подлетел и снова схватил за грудки.

– Он хочет меня убить! Помогите! Спасите!

– Еще раз сунешься сюда – выкину в окно! – орал я ей в лицо.

– Спасите!

– Я буду бить тебя ногами до тех пор, пока не выбью все твои зубы! Пока ты не прекратишь хрипеть! Пока из тебя не выльется вся кровь и не вылетят последние мозги, которых у тебя все равно нет! – я снова от злости приложил ее об стену.

В кабинет влетела Габи, Тилли и Карл, дежурный звуковик. Габи испуганно зажалась в угол. Тилли и Карл попытались отбить у меня Тину, но ненависть и злоба все сильнее и сильнее раздувались во мне. Я вцепился в нее как бультерьер в жертву и трепал, трепал, трепал, не в силах разжать пальцы!

– Еще раз влезешь в мою семью! Оскорбишь мою мать! Мари! Тронешь ее детей! Я убью тебя за свою семью! Ты слышала меня?! Я уничтожу тебя за свою семью!

Карл не дал мне ударить по-настоящему. Навалился сзади, скрутил руки. Тилли закрыл собой вопящую Тину, оттесняя ее в противоположную сторону.

– Что происходит? – влетел в кабинет Тиль. – Тина! Дэн! Дэн! Ты рехнулся? Тина!

– Он хочет меня убить! Вы все слышали?! Все! – рыдала Тина, размазывая косметику по лицу. – Вот! Вот! Смотрите! Он порвал ожерелье и чуть не удушил меня! Моя одежда! Вот! Вы все свидетели! Он избил меня!

Я дернулся вперед, но Карл крепко держал меня.

– Успокойся, – приказал он мне в ухо.

– Ты сумасшедший! – завопил Тиль на меня.

– Он сказал, что не даст нам жить нормально! Он сказал, что все сделает, чтобы разрушить наш брак! – жалась к нему Тина, содрогаясь в рыданиях. – Он пытался меня убить! Тилли, Тилли! Защити меня от этого убийцы! Вы все свидетели! Он хочет меня убить!

Я попытался высвободить руки, чтобы уж точно ударить ее.

– Уведи ее! – рявкнул Карл на Тиля.

– Как ты можешь? – кричал мне в лицо брат. – Она моя жена! За что ты так ее ненавидишь?

Я лягнул его ногой в бедро:

– Очнись, идиот! Она разрушает твою жизнь!

Карл оттащил меня подальше от Тины и Тиля.

– Убирайтесь все отсюда! – с коповской профессиональностью распластал он меня на столе, заломив руки за спину. – Габи, Тилли, уберите их! Пошли вон!

Меня трясло от злости. Зубы стучали. Я понял, что не могу дышать, потому что Карл локтем пережал мне шею.

– Отпусти, – прохрипел я.

– Если ты пообещаешь, что больше не будешь ни на кого бросаться.

– Отпусти! – психанул я.

Карл быстро убрал руки и отошел в сторону.

– Что на тебя нашло?

Я потирал запястья и шею.

– Ну и захват, – процедил сквозь зубы.

Карл внимательно следил за каждым моим движением, как будто я псих и сейчас опять на кого-нибудь кинусь.

– Она оскорбила меня, Мари, детей и мою мать. Она сидела и оскорбляла меня. Нас. Всех!

– Это повод набить ей морду, – хмыкнул он с сарказмом и недовольно перекривился.

– Она хочет отобрать у нас студию.

Карл присвистнул.

– А на хуй она не хочет? Тиль не даст.

– Тиль?! – завопил я не своим голосом. – У Тиля полная ампутация мозга и сознания! Он в коме!

Карл вздохнул:

– Вообще ничего нельзя сделать?

Я еще раз оценил горящую кожу на запястьях.

– Надо подумать. Она получит студию только через мой труп.

– С ней никто работать не будет.

– Здесь вообще никто работать не будет, – мстительно прорычал я.

Карл улыбнулся и вышел.

– Габи, сделай боссу кофе с коньяком. И побольше коньяка, – услышал я из приемной.

– Я за рулем! – крикнул я секретарше.

– Я безалкогольное! – отозвалась Габриэлла. Ой, ну какая дура! Где она видела безалкогольный коньяк?

Еще минут пятнадцать меня натурально трясло. Я выкурил несколько сигарет, но все равно не отпускало. Габи как-то странно косилась на меня, притащив мне третью чашку кофе.

– Габриэлла, – опять крикнул я секретарше.

Она тут же нарисовалась передо мной, словно стояла за дверью и только и ждала, когда я ее позову.

– Собери людей в переговорной.

Она кивнула, с настороженностью посмотрела мне в рот, видимо ожидая дополнительных распоряжений.

– Это всё.

– Герр Шенк, все собрались, – через две минуты сообщила мне секретарша. Я даже не успел посмотреть, как там мои мальчики.

Я выбрался из-за стола и решительно направился в переговорную.

Наш небольшой коллектив забился в маленькой комнате, собрав по офису все стулья. Все внимательно смотрели на меня. Габи и Тилли держали наготове записные книжки, чтобы зафиксировать мои гениальные мысли.

– Я собрал вас здесь для того, чтобы извиниться за произошедшее. Мне очень жаль, что вы стали свидетелями этой безобразной сцены. Эта женщина… – Меня опять затрясло. Я сделал над собой усилие и продолжил: – Эта женщина разрушила семью моего брата. Она поссорила его со мной, родителями, со всеми. Сегодня она позволила себе покуситься на самое святое – мою мать. Она серьезно ее оскорбила. Я вел себя недостойно, не сдержался и повелся на провокацию. Мне очень жаль, что так получилось. Прошу извинить меня.

Сотрудники продолжали смотреть на меня, не шевелясь.

– Дэн, может по пивку? – осторожно подал голос Карл.

– Да, Дэн, давай, – поддержал друга Вольфган. – День сегодня полное говно. Заодно и расслабишься.

– Только без фанатизма и стриптиза на окне. – Я достал из портмоне двести евро. – Габи, Тилли, сгоняйте в магазин. Купите что-нибудь на стол и выпить. Если кто-то хочет, может валить домой. Пусть этот мерзкий день уже закончится.

И я позорно ретировался в свою нору. Надо пройти еще пару уровней и замочить еще десяток тиномонстров.

Все-таки дети – это чудесно! После небольшой попойки на работе, я уехал к Мари, посчитав, что только там могу нормально расслабиться. К тому же она должна была вернуться с работы ближе к часу ночи, поэтому надо было отпустить фрау Ирину домой. Мы возились с детьми на полу в гостиной, играли в лошадку. То есть я был кривой на все четыре лапы лошадкой, а Михи и Алекс пытались на мне кататься. В итоге дело кончилось тем, что мы с детьми начали табуном бегать на четвереньках из комнаты в комнату, пугая своим лихим видом несчастную фрау Ирину. Когда у старой лошадки кончились силы и она протянула усы, лапы и хвост поперек коридора, Михи забрался ей на живот и обхватил ручками и ножками. Алекс попытался спихнуть брата, но тот крепко держал мое неподвижное тело. Алекс захныкал и уполз от нас на кухню. Я различал их! Это было мое главное достижение! Нам больше не нужны были браслеты и разные комбезы. Я очень четко отличал детей.

– Папа! – четко сказал кто-то сбоку.

– Что? – ошарашено повернулся я к Алексу.

– Папа! – радостно сообщил мне ребенок и… со всей дури засандалил моим грязным ботинком в глаз.

Фрау Ирина суетилась вокруг, прикладывая к синеющему глазу лед. Она охала, ахала, через слово извинялась и что-то кудахтала на русском, наверное, забыв, что я не понимаю ни слова на этом варварском наречии. Глаз дергало, обжигало льдом. Я чувствовал, как кожа опухает даже под кубиками льда. Близнецы сидели в стульчиках и «ели» кашу, если так можно назвать процесс размазывания еды по столикам и друг другу.

– Вы лучше детей покормите, – посоветовал я женщине, поняв, что ей опять придется мыть всю кухню.

– Как же вы, герр Даниэль?

– Лед я могу и сам подержать, – вздохнул я. – Знаете, я за последние сутки пытался подраться два раза. Никто меня не достал. Никакого вреда мне не причинил. И только восьмимесячный Александр умудрился глаз подбить. Все-таки жизнь очень смешная штука.

– Подраться? – округлила глаза женщина.

– Помните, Мари показывала вам фотографию женщины, которую категорически нельзя подпускать к детям? – Она кивнула. – Это жена моего брата-близнеца, если вы не знаете. Вчера я пытался помириться с братом. Она закатила истерику и начала нести очень обидную для меня чушь. Мы разругались. Тиль, мой брат, выкинул меня из своего дома.

– Герр Даниэль…

– Дэн. Зовите меня просто Дэн. Герр… – я недовольно поморщился. – А сегодня она пришла ко мне на работу и оскорбила мою мать…

– Фрау Шарлотту? – ахнула няня. – Как можно?

Я кивнул.

– Меня от нее оттащил сотрудник, бывший спецназовец.

Фрау Ирина засмеялась:

– Знаете, Дэн, это провидение. Вы же хотели выпустить пар и получить по морде? Ну вот. Все ваши желания сбылись. Бойтесь исполнения…

– …своих желаний, – улыбнулся. Я бы хотел, чтобы мое другое желание сбылось. Только оно не дает мне никаких шансов и надежд.

Домой я уехал до возвращения Мари. Мы искупали детей с няней, уложили их спать, я традиционно рассказал им сказку про злую ведьму и околдованного мальчика, с которым не понятно, что делать и как его расколдовать, о принце, который мечтает о принцессе-несмеяне, но вынужден жить с другой принцессой – очень классной, достойной, но совершенно нелюбимой. И о том, как этот самый принц запутался, нет на него доброй крестной-феи, ну, на худой конец джина из волшебной лампы или хоть какой-нибудь маленькой волшебной палочки. Когда дети заснули, я понял, что тоже выдохся и больше не могу. Оставив фрау Ирине сто евро на такси, я удрал домой, иначе вырублюсь у Мари на коврике в прихожей.

– А еще он назвал меня папой! Понимаешь? Мари, Алекс назвал меня папой! Его первое слово было папа! – рассказывал я Мари по телефону, неторопливо перестраиваясь из ряда в ряд, чтобы повернуть к дому.

– Михи обязательно скажет мама! Михи – мой сыночек! – В голосе слышалась гордость и ревность.

– Я хочу, чтобы и Михи называл меня папой! Ты даже не представляешь, как это круто! Я ушам своим не поверил, когда Алекс назвал меня папой!

– Сильно он тебя?

Я заметил, как за мной пристроилась полицейская машина с мигалкой. Красно-синий огонек неприятно бил по глазам, отражаясь во всех зеркалах.

– Честно говоря, да. У меня даже искры из глаза посыпались. Синяк приличный получился. Никогда бы не подумал, что у детей такая силища!

– Черт… Как же ты теперь?

Машина обогнала меня и начала явно прижимать к обочине.

– Да ладно. Что я с синяками что ли никогда не ходил? Погоди, похоже, от меня полиция что-то хочет.

– Нарушаешь? – забеспокоилась Мари.

– Если только за день они новых знаков не повесили на нашей улице. Я уже у дома. Тут нечего нарушать.

Да, полиция была по мою душу. Они начали тормозить передо мной, явно вынуждая остановиться.

– Я тебе попозже перезвоню, – быстро проговорил я и скинул соединение, отключив громкую связь в машине, а телефон кинув в «карман» на двери.

Из машины вышло двое полицейских и неторопливо направились в мою сторону. Я опустил стекло и приготовил документы для проверки.

– Герр Даниэль Шенк? – еще раз сверил мою личность с правами полицейский.

– Да, это я.

– Выйдете, пожалуйста, из машины.

– А в чем дело?

– Выйдете, пожалуйста, из машины, – более твердым голосом повторил полицейский.

Я заметил, как второй схватился за пистолет, в открытую намереваясь направить на меня ствол. На всякий случай я показал им руки и медленно выбрался из машины.

– Так в чем дело? У меня с собой нет ничего запрещенного.

– Спокойно повернитесь лицом к машине, руки на капот, ноги шире плеч.

– Господа… – попытался возразить я, без особого желания подчиняясь.

– Даниэль Шенк, – его руки проворно начали обыскивать меня. – Вы обвиняетесь в нанесении тяжелых телесных повреждений Тине Шенк, которой вы так же угрожали физической расправой. Вы имеете право хранить молчание…

– Что?! – вырвался я. – Какие избиения?! Спятили?! – Я оттолкнул обыскивающего меня полицейского. – Никуда я с вами не поеду! Я не бил ее!

И в следующее мгновение меня швырнули на капот машины, резко ударив по ногам, разводя их в сторону. Суставы плеч пронзила острая боль. На запястьях щелкнули наручники. В отчаянье я треснулся лбом о капот собственной машины. Господи, ну зачем Карл не дал мне ее убить?