– Итого двадцать, – вздохнула Александра. – Месье Дидон, я не умею торговаться. Делайте, как считаете нужным.

Она заколебалась: посвятить ли его еще в одну тайну? Показать алмаз? Александра нуждалась в совете. Либо надежно спрятать «Сто солнц», либо продать. Либо избрать иной путь. Но какой?

– что-то еще, мадам? – уловил ее колебания папаша Базиль.

– Нет, ничего… – «Позже», – подумала она и позвонила в колокольчик. – Вера, принеси из моей спальни шкатулку. Ту, где лежат деньги на расходы. Вы ведь наличными возьмете? – посмотрела графиня на месье Дидона.

– Хотелось бы наличными, мадам, – почтительно поклонился он. – Всяким там бумажкам я не очень-то доверяю.

– Я вас понимаю, – улыбнулась она. – Десять тысяч франков для начала вас устроят?

– Вполне, мадам.

– Потом получите остальное. Я понимаю, что расходы могут возрасти. Все-таки вы берете на содержание актрису.

– Я буду чрезвычайно экономен, сударыня, – сказал папаша Базиль, беря у нее деньги. – Признаться, Атенаис больше не стоит.

– Значит, вы часто будете видеться с мадемуазель Дельфиной?

– Почти каждый день. А уж знать все ее тайны я буду наверняка, потому что она для того и ездит к толстухе Атенаис. Жаловаться на барона.

– Вы же говорите, что Дельфине жаловаться не на что.

– Каждой женщине, мадам, есть на что пожаловаться. Фефина живет, как королева, но барон ее не любит.

– Откуда вы знаете?!

– Влюбленный мужчина выглядит счастливым, если его любовь взаимна. А у барона вид несчастный. Вернее скажем: у него нормальный вид.

– Он спокоен, следовательно, счастлив, – пожала плечами Александра.

– Э, нет! – погрозил ей пальцем папаша Базиль. – У него спокойствие мертвеца, а это никоим образом не говорит о счастье. Разрешите откланяться? – и он с неожиданной для своего сложения ловкостью расшаркался перед графиней.

Она отпустила папашу Базиля с улыбкой. Вот еще, философ! Берется рассуждать о счастье или несчастье людей, от которых зависят судьбы Франции! При таком состоянии барон наверняка имеет влияние на премьер-министра, а может быть, и на самого короля! Есть ли у господина Редлиха время, чтобы думать о личном счастье? Довольно того, что у него самая красивая в Париже любовница. Барону есть где проводить вечера, и никто из жителей этого славного города не посмеет упрекнуть господина Редлиха в скупости.

Через две недели в особняке на улице Тетбу, где вот уже пять лет проживала мадемуазель Дельфина Бокаж, известная актриса, собралась самая блестящая публика. Это был именно вечер, который еще называют «большим», а не вечеринка, не скучный визит в аристократический салон и не дружеский ужин. Гости на такие большие вечера съезжаются с десяти, и до полуночи, пока не подадут ужин, развлекаются игрой в карты, проигрывая при этом суммы весьма значительные. Играть по маленькой, то есть на мелочь, в таких домах не принято, на зеленом сукне лежит исключительно золото.

С тех пор, как Сен-Жерменское предместье пало под натиском Шоссе д’Антенн и финансовая буржуазия стала отовсюду вытеснять надменное и чопорное дворянство, золото сделалось мерилом всех человеческих достоинств. Отныне лишь золото давало человеку гражданские и политические права, делало его повсюду желанным гостем и обеспечивало ему самый радушный прием. Если раньше все мечтали попасть на раут в особняк какой-нибудь герцогини из аристократического квартала, то теперь герцогиня мечтала быть среди приглашенных на вечер к банкиру, живущему во дворце, нанятом у принцессы королевской крови.

Любыми правилами приличия можно было пренебречь, имея огромное состояние. Мало того, можно было самому устанавливать эти правила. А уж золота у барона Редлиха было предостаточно. Благодаря своему состоянию, он был одним из самых влиятельных лиц во Франции. Неимоверно нажившись во время июльского переворота на биржевых спекуляциях, барон без колебаний поддержал Луи-Филиппа и, как выяснилось со временем, не прогадал. При новом правительстве барон Редлих стал министром без портфеля, фаворитом короля, которому тот верил безоговорочно. Барону фантастически везло, говорили, что у него небывалое чутье на деньги.

Поэтому к его официальной любовнице съезжался весь великосветский Париж, и никого из этих людей не смущало, что мадемуазель Бокаж – актриса и содержанка. Причем актриса довольно посредственная, просто барон щедро оплачивал клакеров в театре, где она была ангажирована, и был на короткой ноге со всеми журналистами, которые писали, в том числе и рецензии на театральные премьеры. Дельфина хотела славы – барон покупал ей славу, так же как за неделю до премьеры купил своей любовнице новый экипаж.

Сам он жил поблизости, буквально на соседней улице, но часто оставался ночевать в особняке на улице Тетбу. Вечера у мадемуазель Бокаж порою затягивались до утра; после того как подавали десерт, а к нему ликеры и шампанское, публика не спешила расходиться. Говорили о политике (теперь везде говорили о политике), обсуждали финансы, впрочем, пытаться влиять на барона после полуночи, чтобы он принял какое-то решение, было бесполезно.

– О делах я говорю в другом месте. К примеру, в фойе Оперы, – отшучивался барон. – Но едва раздался хлопок и из первой бутылки вылетела пробка, мой кредит закрыт для всех, кроме Дельфины.

Дом мадемуазель Бокаж на Шоссе д’Антенн, в этом рае для финансистов, был самым роскошным. Гостиная, отделанная в бело-розовых тонах, могла при желании вместить человек триста, но барон принимал лишь двести. Эти «первые две сотни» определил для себя сам барон, он же делал в списке поправки, в зависимости от того, кто кого сумел обанкротить и чье состояние потеряло свой вес. Быть принятым у официальной любовницы барона Редлиха значило иметь повсюду неограниченный кредит. Ведь это значило, что у человека все в полном порядке. Финансовые дела его благополучны, при дворе ему благоволят, а в кабинете министров сидят его друзья, которые дают ему дельные советы.

Поэтому многие не глядя отдали бы десять лет своей жизни за то, чтобы быть принятым хоть раз в доме у мадемуазель Дельфины, войти в эти заветные две сотни. Ибо все остальные кусали локти от зависти. Каждому ведь хочется почувствовать себя избранным, получить заветное приглашение и не преминуть сказать об этом тем, кто его не удостоился.

Завистники называли роскошь в особняке на улице Тетбу кричащей. В самом деле, здесь всего было чересчур. Чересчур богатый выбор вин, чересчур обильный стол, чересчур много позолоты, да и сам туалет мадемуазель Бокаж всегда был слишком уж вызывающим. Она предпочитала яркие цвета, обилие украшений и огромное количество оборок и воланов. Прически ее были вычурны даже для парижанок, которые словно состязались в сложности, убирая свои волосы лентами и цветами так, что шляпку приходилось подбирать особенно тщательно. Дельфина перещеголяла их всех. На любой другой женщине все это смотрелось бы вульгарно, но мадемуазель Бокаж была так хороша, что могла позволить себе абсолютно все. Ее не портили ни чрезмерно большие буфы на рукавах, ни огромные шляпы, ни безвкусно пышные юбки. Как беззаботная райская птица, она порхала по своему салону, рассыпая искры украшавших ее бесчисленных бриллиантов. Она сияла в своей гостиной ярче, чем люстра о пятидесяти свечах, висящая под самым потолком.

Насколько вызывающе выглядела Дельфина, настолько же скромен был тот, кто за все это платил. Весь вид барона словно бы говорил: вы хотите знать, как у меня обстоят дела? Вот она, витрина моих дел! И кто после этого скажет, что дела мои плохи?

Сегодня Дельфина была в платье цвета рубина со множеством оборок на юбке и с короткими пышными рукавами. К буфам внизу были пришиты алые ленты, которые плотно охватывали предплечья. Шея и точеные плечи Дельфины были открыты насколько возможно, на нежной сливочной коже красавицы плотоядно сверкали огромные рубины в тон платью, такие же яркие, как ее глаза. Кто знал Фефину лучше, сказал бы, что она нервничает. Она носилась по гостиной, словно пылающий факел, от одного гостя к другому, и ее смех был похож на рыдания. Барон, напротив, был совершенно спокоен. И тот, кто рискнул бы предположить, что они поругались, попал бы впросак. Барон никогда не устраивал своей любовнице сцен. А она слишком дорожила своим положением, чтобы устраивать сцены ему.

Как жаловалась Дельфина своей единственной подруге, толстухе Гаспар, «в наших отношениях нет ни слезинки любви». Барон взял ее семнадцатилетней девочкой, ему нужна была парадная любовница, он выбрал самую красивую статистку и сделал из нее знаменитую актрису. Она ни на что не могла пожаловаться: отношение к ней было самое почтительное. Но когда после ночи, проведенной в ее спальне, барон уходил, Дельфина еще с полчаса рыдала в подушку, называя его чудовищем.

– За пять лет ни слова ласки! – жаловалась она Атенаис. – Как будто я бездушная вещь!

– Барон – порядочный человек, – завистливо вздыхала толстуха. – Уж он-то тебя не бросит без гроша, когда ты ему надоешь. Таких еще поискать, как твой душка Эрвин!

– Но я бы хотела его любить! А он скорее позволит отрезать себе голову! Это не человек, а глыба льда!

Но сегодня Дельфина нервничала не поэтому. Атенаис упросила ее об одолжении. Некто месье Дидон заплатил ее долги, и толстуха очень бы хотела, чтобы так продолжалось и дальше.

– Представь моего котика барону, – умоляла она. – Посади его хоть в самом темном уголке, но пусть все знают, что он был у тебя на вечере.

Как только Дельфина увидела месье Дидона, она поняла, что спрятать его невозможно. Еще и фамилия! Индюк! Да он и по виду настоящий индюк! То-то барон будет потешаться!

Теперь Дельфина мучилась мыслью, как угодить подруге и в то же время не разозлить любовника? Хорошее настроение барона было ей дороже всего, потому что тогда можно было смело стричь с него купоны. Просить хоть луну с неба. Дельфина справедливо считала, что бесчувствие барона должны компенсировать его дорогие подарки. И чем холоднее он был, тем дороже мадемуазель Бокаж оценивала свою любовь.

Все же месье Дидон был принят: у Дельфины оказалось доброе сердце. Она ожидала бури. Эрвин ничего не заметил. Хотя не заметить огромную тушу, на которую еле налез фрак, было невозможно. Месье Дидон сидел на канапе, держась больше на своих ногах, похожих на чугунные столбы, чем на ножках этого изящнейшего произведения столярного искусства. Видимо от смущения, он не принимал участия в карточной игре и до ужина не проронил ни слова. Благодаря рассеянности барона все приняли нового гостя за крупного финансиста из провинции. Особенно когда Дельфина проронила, что он взял на содержание ее подругу мадемуазель Гаспар.

– Удачный выбор, – с ироничной улыбкой похвалил маркиз де Р*. – Только надобно будет обновить мебель.

– Это вы о чем, маркиз? – удивленно подняла брови Дельфина.

– О диванах мадемуазель Гаспар. Их ведь теперь таких двое. Двое больших людей. Я, пожалуй, знаю краснодеревщика, который за это возьмется.

– За что именно?

– За кровать, мадемуазель, – шутливо поклонился маркиз.

Все же за ужином месье Дидона отсадили подальше от хозяйки. Барон по-прежнему был рассеян, и Дельфина уже начала беспокоиться. Это началось с месяц назад, и с каждым днем ее любовник становился все мрачнее и мрачнее.

В два подали десерт. Шампанское лилось рекой, и с попустительства легкомысленной хозяйки дома многие молодые люди, представляющие собой сливки общества, позволили себе лишнее. Следовательно, беседа сделалась развязной, и наконец затронуты были фривольные темы.

– Как ваши успехи у прекрасной русской графини, маркиз? – спросил недавно назначенный личным секретарем короля красивый юноша, которому все прочили блестящую карьеру. – Когда вы представите нам свою новую любовницу?

– Совсем скоро. Мы встречаемся с графиней ежедневно, пока только на прогулках, но она уже подыскивает себе дом, где можно было бы устраивать приемы.

– Руководствуясь вашим вкусом и вашими советами? – тонко улыбнулся новоиспеченный королевский секретарь.

– Ну, разумеется.

– Поздравляем вас, Анри! – раздался дружный хор голосов. – На этот раз вы нас всех обскакали!

– О ком идет речь? – неожиданно вмешался в разговор барон Редлих.

– О даме, которая еще совсем недавно интриговала весь Париж, – пояснил королевский секретарь. – Маркиз раскрыл ее инкогнито, сумел возобновить знакомство и теперь близок к тому, чтобы взять эту крепость. Совсем скоро мы будем иметь счастье рассматривать прекрасные плечи графини вблизи.

– Не верю ни единому слову! – неожиданно горячо сказал барон. – Вы, маркиз, похваляетесь тем, чего не было и не будет никогда! Это недостойно мужчины!

– Я никогда не приписываю себе побед, которых на самом деле не было, – живо возразил тот. – Еще никто не посмел упрекнуть меня в хвастовстве!

– Значит, я буду первым, кто это сделает!

– С каких пор вы стали таким щепетильным, барон?

– Вы правы: в этом доме смешно говорить о приличиях. Но есть места, где это вполне допустимо. Например, Булонский лес.

– Я всегда готов!

– Господа, господа! – гости поняли, что дело приняло серьезный оборот, и разволновались. – Мы все слишком много выпили! Кто ж говорит серьезно о таких вещах в три часа ночи! И право слово, предмет вашего спора того не стоит! Русская графиня всего через пару месяцев выйдет из моды, в Париж приедет кто-нибудь другой, и все уже будут говорить о нем! Стоит ли ссориться из-за женщины, которую никто не знает?

– Это мне решать! – вспылил барон. – Ежели господин маркиз так же не умеет пить, как добиваться любви порядочных женщин, его надо всему этому научить!

При этих словах маркиз побелел как полотно. Это уже было прямое оскорбление.

– Эх, и хорошие же у вас сигары! – раздался вдруг громогласный бас.

Все вздрогнули и повернули головы в ту сторону, откуда он раздался. Огромная туша во фраке, который грозился лопнуть по швам, поднялась из-за стола во весь рост. Вид у толстяка был препотешный, в руке дымилась одна из сигар, любезно предоставляемых хозяином своим гостям после обильного ужина и десерта.

– А это еще кто? – удивленно спросил барон Редлих. – Откуда здесь взялся этот господин?!

– Ах, милый, я еще сегодня утром хотела тебе все объяснить, – встрепенулась мадемуазель Дельфина. Она уже поняла, что теперь ее выход. – История такая забавная, что…

– Я пришел к вам переговорить по одному дельцу, барон, – умильно сказала туша. – И вижу, что теперь времечко самое подходящее.

– Вы решили сделать из меня шута? – барон переводил гневный взгляд со своей любовницы на тушу. – Что вообще, черт возьми, происходит в МОЕМ доме?

– Давайте выпьем еще шампанского, барон! – с улыбкой сказал королевский секретарь. – Господин, имени которого я не имею чести знать, справедливо отметил ваши сигары. Я же хочу отдать честь великолепному шампанскому, которое подают только здесь!

– Месье Дидон, – с трудом согнулась в поклоне туша. – Базиль Дидон. Таково мое имя, господа. Я хотел бы, чтобы вы все его запомнили. Потому что я новый интимный друг мадемуазель Гаспар! – торжественно добавил толстяк.

Если бы не перепалка между бароном Редлихом и маркизом, грозящая закончиться дуэлью, все эти воспитанные денди наверняка бы сдержались. Но теперь в гостиной раздался дружный хохот. Только это могло разрядить сейчас обстановку. После того, как туша представилась, объявив, что в гости к барону Редлиху зашел Король Индюк, говорить о дуэли уже было немыслимо. Эрвин Редлих прекрасно это понял и улыбнулся:

– Ну что ж, хорошая шутка! Дельфина, вели подать еще шампанского! Я сегодня устал, господа, прошу меня извинить.

– Возможно, я выдаю желаемое за действительное, – выдавил из себя маркиз. – Я не настолько близко знаком с графиней Ланиной, чтобы решать, где именно она будет жить.

– Мы обсудим это как-нибудь потом, – холодно взглянул на него барон. – А сейчас предлагаю забыть о графине и продолжить пирушку.

Все вздохнули с облегчением. Мадемуазель Дельфина улучила момент и украдкой пожала руку месье Дидону, шепнув:

– Вы спасли положение. Они слишком напились и потеряли чувство меры. Маркиз хороший стрелок, я бы не хотела, чтобы мой Эрвин закончил свою жизнь так глупо.

– Я тоже, – с неожиданной серьезностью сказал месье Дидон. Дельфина с удивлением заметила, что он абсолютно трезв.

В это время молодой герцог Б* и королевский секретарь обменялись мнениями по поводу инцидента.

– Какая муха укусила Эрвина? – с удивлением спросил у герцога красивый юноша, уже заполучивший завидную должность и считающийся здесь своим. – Знай я его хуже, я бы подумал, что он влюблен.

– У меня в знакомых числится одна девица, цветочница. Очень хорошенькая и столь же безотказная, – улыбнулся герцог. – Лавка ее мадам находится в одной из крытых галерей Пале-Рояля. Я иногда туда захаживаю. Так вот, прелестная цветочница недавно мне поведала, что один чрезвычайно богатый господин вот уже с месяц заказывает в их лавке роскошные букеты и к обеду отсылает их на улицу Кассет. А через два часа эти букеты возвращаются обратно в Пале-Рояль… Надо заметить, что эта лавка одна из самых дорогих в Париже, а рядом находится не менее известная всем влюбленным мужчинам лавка ювелира. Туда заходят лишь внезапно разбогатевшие на биржевой спекуляции сумасброды, готовые тут же все спустить, либо влюбленные по уши безумцы… Барон Редлих еще никогда, похоже, не любил. Его не привлекает то, что можно купить за деньги. Деньги для него ничто, он ценит только чувства, которых у него самого нет. Вернее, не было до сего момента. Если эта женщина задумала его поймать, то она на верном пути. Но боюсь, что дело серьезнее. Точно так же, как она сейчас отсылает букеты, она безжалостно отошлет и самого барона. Так что наш дорогой Эрвин пропал. Остается выяснить, кто ему наследует? – герцог взглядом указал на мадемуазель Бокаж.

– Интересно, он уже переписал на нее этот особняк? – задумчиво спросил новоиспеченный королевский секретарь. – Мне тоже пора обзавестись официальной любовницей. Все же можно сэкономить на жилье.

– Но на самой Дельфине вряд ли сэкономишь.

– Не будем торопиться, Поль. Все это выяснится в ближайшее же время. А пока отдадим должное щедрости барона Редлиха! – и молодой человек высоко поднял бокал с искрящимся шампанским.

Базиль Дидон, скорчившийся в глубоком кресле за спинами у молодых людей, выдохнул и распрямился. События принимали оборот, который он, при всем своем уме, предсказать не мог. Он пришел искать сюда пропавшего любовника русской графини, а нашел ее тайного поклонника. А как можно сбрасывать со счетов одно из самых крупных состояний во Франции?

«Те-те-те, – довольно потер руки папаша Базиль. – Вот теперь, господа, я с вами со всеми поиграю…»