Стоит у городских ворот, перед самым Можайским трактом, большая приземистая изба. Семь окон, дверь широко распахнута – заходи, кто хочет, у кого лишняя копейка есть. Царев кабак.

Перед кабаком валяется пьяный стрелец в малиновом кафтане. Кафтан продран да грязью замаран, сапоги с него кто-то уже снял – а может, и сам он их пропил. Внутри кабака жарко натоплено, душно. В углу – темная, закопченная икона, суровый лик святого глядит на кабацкую голь с неодобрением.

За прилавком, сложив толстые руки на груди, стоит целовальник Мокей Провыч – серьезный мужчина с окладистой чернявой бородой и большой блестящей плешью. За спиной у него – штофы да бутылки с зеленым вином.

Полон кабак – тут и мелкие купчики с ближнего базара, и загулявшие мастеровые, и пропившиеся стрельцы, и нищие ярыжки, и странники бездомные, калики перехожие.

В дальнем углу сидит старичок в драном тулупе, блекло-голубые глаза смотрят из-под мохнатых бровей, и кажется, что видит он не только окрест себя, но и далеко вокруг. Вокруг того старичка столпился кабацкий народ – слушают.

– Истинно вам говорю, православные, – говорит старичок высоким звучным голосом, прямо как поп с амвона, – истинно говорю, последние времена настали! По всем знакам, последние времена! Антихрист на землю пришел!

– Ты, старик, ври, да не завирайся! – подает голос Мокей Провыч. – Сам не знаешь, что говоришь!

– А ты, дядя, не знаешь, так не говори, а нам не мешай слушать! – обрывает целовальника стрелец в зеленом, простреленном на плече кафтане.

– Истинно вам говорю! – повторяет старичок. – Все знаки свершилися! Первое, значит – гром гремит с ясного неба… видели вы прежде такое?

– Не видели! – дружно отвечает кабацкий народ.

– То-то, что не видели! А теперь что ни день – то гроза, и ведь все же с ясного неба… – Старичок ненадолго замолкает, чтобы дать слушателям время свыкнуться со своей мыслью, потом продолжает, оглядев окружающих: – Второе – саранча из южных степей наступает. Как придет – все подъест, до самого корешка. А что же нам-то останется? Лебеда да кора с деревьев!

– Ох, горе! – вздыхают кабацкие.

– А в Можайске, сказывают, теленок родился о двух головах. Виданное ли то дело?

– Ты сам-то того теленка видел? – неодобрительно спрашивает из-за прилавка целовальник.

– Сам, может, и не видел, а верные люди сказывали! Верные люди врать не станут!

– А сам не видел, так и не говори!

– А ты сам, мил человек, Илью-пророка видел? – ехидно осведомляется старичок.

– Где же мне его видеть?

– Вот, не видел – а все ведь знают, что это он грозу приносит! – припечатал старичок, и все вокруг дружно засмеялись – хорошо старый осадил целовальника!

– Так что точно говорю вам – настали самые последние времена! – подытоживает старик. – Самые что ни на есть последние времена! Пришел на землю Антихрист! И не где-нибудь в басурманских краях – а здесь, у нас, на Москве! – И снова надолго замолкает, оглядывая слушателей.

– Кто же это? – не выдерживает одноглазый ярыжка. – Говори, коли знаешь!

Видно, что старичок ждал этого вопроса. Снова оглядывается он по сторонам, понижает голос и говорит тихо – но слова его разносятся по всему примолкшему кабаку:

– Олены Глинской пащенок!

На мгновение все вокруг замирают, пораженные его словами, но затем кабак наполняется криком, руганью.

– Ты, старик, что несешь? – возмущается стрелец. – Это же государя нашего наследник, великого князя Василия! Да с тобой за этакие слова знаешь, что сделать могут?

– А вот и нет! – Снова высокий голос старика легко перекрывает кабацкий шум. – Не наследник он великого князя! Олена, полька хитрая, глаза великому князю отвела, с ближним боярином Овчиной спозналась, его это пащенок, а не князя! Кто его видал – все говорят, что на боярина Овчину похож, прямо одно лицо!

Снова замолк старик, глядит по сторонам, потом добавляет, голос понизив:

– А уж ежели по правде – так самого сатаны отродье. Родился он с зубами, и как великий князь на руки его принял – так он в палец-то его зубьями своими и вцепился! Вцепился, ровно волчонок! И зубья у него не простые, а с ядом, как у змея-аспида, так что великий князь с того дня хворает! А как великий князь помрет – так и наступит царство Антихриста…

– Ты, старый, ври, да не завирайся! – рявкает снова целовальник. – За такие слова запросто можно на плаху угодить! Эй, люди добрые, держите смутьяна! Надо его отволочь в сыскной приказ, пущай там сказки свои сказывает!

Среди кабацкого люда начинается коловращение – кто хочет схватить старого бродягу и сдать сыскным, кто жалеет его ради преклонных лет, пока разобрались, того и след простыл – небось уже в другом кабаке смущает народ, сбивает с пути своими непотребными разговорами.

Салон «Фея» располагался в полуподвальном помещении относительно нового дома. По зимнему времени вывеска горела днем и переливалась разными цветами. Дуся спустилась по лесенке и отворила дверь. Колокольчик мелодично звякнул.

– Вы к Ларисе на стрижку? – спросила приветливая девушка за стойкой. – Чай, кофе?

– Не откажусь, – улыбнулась Дуся, – кофейку бы с удовольствием, взбодриться.

Прибежала Лариса, всплеснула руками при виде Дусиной шевелюры – дал же Бог так много волос, на троих хватит!

Помещение салона было небольшим, всего три кресла, причем занято было только одно, Дусей. В углу была еще дверь, туда как раз прошла клиентка на маникюр.

– Сумочку сюда повесьте… – суетилась Лариса, – сейчас головку помоем, пожелания есть насчет стрижечки?

Была она многословна и суетлива, однако доброжелательна без приторности. Дуся изобразила раздумья, тогда Лариса унеслась за журналом со стрижками. Оставшись одна, Дуся исподволь огляделась. Зал небольшой, ничего лишнего, три кресла, раковина у окна, а с другой стороны – шкафчик, за ним виден угол столика, а там кто-то шевельнулся тихонько.

– Это наша отличница Верочка, – улыбнулась подошедшая Лариса, перехватив Дусин взгляд, – маникюрши дочка. Там кабинет крошечный, опять-таки химией пахнет, когда ногти наращивают. А здесь посвободнее, она ведь не мешает…

– Конечно, – согласилась Дуся.

Пока мыли голову, Дуся подтвердила свою мысль, что сумка на это время остается без присмотра. Лариса занята клиенткой, клиентка блаженно зажмурила глаза, в зале больше никого нет, кроме… кроме девчонки за шкафом.

Дуся открыла один глаз и увидела, что девочка внимательно смотрит в ее сторону. В глаз тут же потекла мыльная пена.

Когда мастер сняла с Дусиной головы полотенце, девочка стояла у двери. Была она худенькая, маленькая и какая-то невзрачная и незаметная. Бровки белесые, носик пуговкой, глазки бесцветные, близко посажены, губы бледные.

– Ты куда это, Верунчик? – спросила Лариса.

– Пойду пройдусь, голова что-то болит, – ответила девочка тоненьким голоском, – вам в магазине что-нибудь купить?

– Ну, купи пирожок в пекарне, чаю попить, – сказала Лариса, – ой, знаю, что нельзя мне, а так пирожки люблю!

– Хорошая девочка, – сказала Лариса, когда они в зале остались одни, – матери помогает, если что попросишь – всегда сделает. Пол подметет за клиентом или раковину вымоет. И все сидит за книжками своими, все корпит. У них дома полный кошмар – отец к другой ушел, а свекровь с ними в одной квартире живет. Ругается жутко, со свету их с матерью прямо сживает. Так что Верочка к нам приходит уроки делать. И то сказать – девчушка некрасивая, невзрачная, так что ей надеяться особо не на что. Мы уж тут мать ее утешаем – разрастется, мол, да только видно, что такая и будет.

– А сколько ей лет? – спросила Дуся вроде бы просто так, для поддержания беседы.

– Да лет двенадцать, наверно, мала еще, может и разрастется, чего в жизни не бывает. Вот у нас во дворе, помню, была одна такая… – Лариса углубилась в воспоминания. Дуся изредка поддакивала, сама же прикидывала, можно ли дойти с того места, где сидит девчонка, до висящей сумки, вытащить из нее ключи и уйти незаметно. Получалось, что можно, но рискованно, вдруг мастер от раковины заметит. А вот если в это время пол подметать, то запросто можно все незаметно провернуть.

Лариса была мастером своего дела, так что через некоторое время голова у Дуси выглядела вполне прилично.

– А чтобы не растрепались, мы воском уложим! – крикнула Лариса и умчалась куда-то за этим самым воском.

Дуся использовала это время, чтобы ненавязчиво просмотреть девчонкины книжки. Все учебники были для восьмого класса, так что девчонке не двенадцать, а четырнадцать. Тетрадь подписана была Левашовой Верой, восьмой класс.

Дуся уселась обратно в кресло и прислушалась к себе. Девочка ее заинтересовала.

Во-первых, с чего это она все учится, а не гуляет, в кружки не ходит? А во-вторых, такое совпадение: как только поймала она Дусин заинтересованный взгляд, так сразу слиняла из салона, чтобы вопросов не было. В-третьих, ключи из чужой сумки она вытащить может запросто. И положить тоже.

Явилась Лариса, за ней – новая клиентка, которая тут же застрекотала о своем – о сыне, о его девушке, о коте, о новой мебели, которую она ждет завтра. Да, тут только слушай внимательно, люди сами все выболтают. И та, обокраденная, небось тоже все выложила – и что долг ей отдали, и про кулон дорогой.

Дуся расплатилась и вышла из салона на улицу. Помедлила немного – и тут увидела девочку Веру, которая как раз переходила улицу. И тут же, вместо того, чтобы идти к салону, свернула в сторону. Явно не хочет встречаться!

Дуся шагнула следом, девчонка оглянулась через плечо и ускорила шаг.

– Постой! – крикнула Дуся. – Постой, Вера! Постой, подожди, поговорить надо!

Девочка свернула в проезд между домами, который упирался в забор. Забор был выгоревший и покосившийся, видно какой-то долгострой. Вера уже бежала вдоль забора.

Дуся решила догнать ее во что бы то ни стало. И хорошенько расспросить. Она мчалась прямо по лужам, но проход был узкий, там, где девочка проскакивала легко, Дуся протискивалась с трудом и на этом теряла драгоценное время. Дуся повернула за девочкой в сторону от забора, дальше был торец обычного восьмиэтажного дома, за ним – решетка с калиткой.

И в это самое время откуда-то появились три здоровенные девицы и окружили Веру.

– И чего это ты, Левашова, тут делаешь? – заговорила одна – толстая, с жирными темными волосами, она была выше Веры на голову и толще раза в четыре.

Вера пыталась отступить, но ее уже перехватила вторая девица – не такая толстая и даже привлекательная, если бы черты ее, по выражению классика, не были отуманены некоторым идиотизмом. К тому же она активно и непрерывно жевала резинку, что тоже не способствовало умному виду.

– Девочки, ну что вы, – плаксиво заговорила Вера, – ну что вам от меня надо?

– А вот ты скажи, что у тебя в карманах? – спросила третья девица, как видно, заводила в этой малоприятной компании.

Волосы у нее были черные, нос длинный и голос хриплый, так что все вместе здорово напоминало ворону.

Вера завертела головой.

Бежать было некуда, и помощи ждать неоткуда.

На заборе сидела какая-то большая черная птица с длинным крючковатым носом, чем-то похожая на заводилу окружившей Веру компании. Птица наблюдала за происходящим с явным интересом.

– Что у тебя в карманах? – повторила черноволосая девица. – Не хочешь говорить? Ну, это ничего, мы сами посмотрим! Нам это ничего не стоит!

Толстая девка схватила Веру за куртку, та рванулась, попыталась выскользнуть, но вторая крепко держала сзади за плечи. Карман куртки оторвался, и на грязную землю высыпались деньги. Четыре бумажки по пять тысяч.

«Точно, это она денежки у потерпевшей поперла, иначе откуда столько денег у девчонки?» – подумала Дуся и решила, что пора ей вмешаться.

А девицы в это время испустили удивленное «вау» и кинулись на деньги. Но не все, потому что одна все так же держала Веру, чтобы та не могла убежать.

– Откуда у тебя деньги? – вкрадчиво спросила заводила, похожая на ворону, и схватила Веру за нос.

– Не твое дело! – прогнусавила Вера и бешено завертелась, стараясь освободиться.

– А может, у нее еще что есть? – «Ворона» дернула за другой карман куртки и вытащила что-то небольшое, какую-то не то коробочку, не то баночку.

– Отдай! – Вера все-таки вырвалась из рук здоровенной девицы и бросилась за коробочкой, но «ворона» ловко перекинула ее толстухе. Со всего размаха Вера врезалась в толстуху, та от неожиданности выпустила коробочку и с размаху наступила на нее ногой. Послышался громкий треск. Вера сама едва успела отдернуть руку. Опомнившаяся идиотка снова схватила Веру сзади за плечи, а заводила ударила ее по лицу, затем схватила остатки расколотой коробочки и перебросила через забор во двор соседнего дома.

– Видела? – спросила она насмешливо. – Так откуда у тебя столько бабок?

– Не твое дело! – снова крикнула Вера и наклонила голову, пытаясь укусить «идиотку» за руку.

Ничего не вышло, только расстегнулась куртка, и под ней блеснуло что-то синее, яркое и золотое. Идиотка удивленно ахнула, широко открыла глаза и отпустила Веру, зато толстая схватила кулон, что был у Веры на шее и дернула изо всех сил. Цепочка, однако, была прочной, так что Вера закричала.

– Ну, хватит! – Дуся оказалась рядом. – Пошутили – и будет, пора и честь знать.

– Ты еще откуда, тетя? – вызверилась на Дусю «ворона». – Шла бы лесом…

– А это ты видела? – Дуся предъявила полицейское удостоверение. – Так что срочно верните денежки и валите отсюда, чтобы я вас больше не видела.

Девицы, ворча и скалясь, отступили, на прощание толстая пообещала Вере еще встретиться.

Дуся не отказала себе в удовольствии пинком придать толстухе дополнительное ускорение, проследила за ее траекторией, затем наклонилась, чтобы поднять деньги, и тут же протянула руку назад, как хитрый кот – лапу, чтобы поймать пытавшуюся улизнуть Веру, которая бросила кулон.

– Ну что? – спросила Дуся, поймав кулон. – Попалась?

– Это не я, – пропыхтела Вера, пытаясь вырваться из железной Дусиной хватки. – Пустите, тетенька, нельзя так с несовершеннолетними обращаться.

– Ах вот как… Стало быть, ты – белая и пушистая, а тетя-полицейский тебя обижает. А это тогда что? – Дуся помахала кулоном. – И денежки все при тебе, ровно двадцать тысяч, четыре пятерки, ты и припрятать не успела, как утащила, так с собой и носишь… А хотя я все понимаю. В квартире не спрячешь – бабка найдет и отберет, она за тобой следит все время, так?

– Так, – буркнула Вера, – как отец ушел, так она совсем с катушек сошла. И отпустите вы меня, все равно ничего не докажете. Кулон я нашла и деньги тоже. Ничего мне не будет…

– Законы ты знаешь, это хорошо, – протянула Дуся, – значит, считаешь, что тебе ничего не будет? Допустим, хотя это тоже отдельный вопрос. Но, во-первых, узнают в салоне, и мать твою выпрут с работы на счет раз. И клиентки такую славу создадут, что салончик накроется медным тазом очень быстро. И хозяйка салона, уж будь спокойна, постарается, чтобы твою маму в черный список занесли и никуда не брали. Ни в один салон не возьмут, и домой никто не пустит, раз дочь – воровка…

Дуся сделала паузу, чтобы девочка смогла переварить ее слова, затем продолжила:

– Ну, в школе, ясное дело, все моментально узнают, и так далее. С голоду ведь помрете. И как тебя угораздило с воровством связаться? Чего тебе не хватало?

– А чего они, – Вера засопела, – у других все, а у меня… Эта дура сама все про себя треплет, и денег-то у нее навалом, и мужчины разные. Да кому она нужна-то?

– Воровать нехорошо, – наставительно сказала Дуся, представив, какой бесконечной морокой обернется арест несовершеннолетней. – Ладно, сейчас ты мне все честно расскажешь, а там посмотрим. Это ведь не первая кража, да?

– Ну… как посмотреть… Было еще пару раз. Только тогда тетки ничего не заметили. Одна думала, что это сын у нее семь тысяч взял, а другая вообще такая дура, что не знает, сколько у нее денег в доме. Я только пять тысяч взяла у нее одной бумажкой, так она решила, что потеряла или засунула куда-то. Она вечно все теряет. Я вообще брала каждый раз не помногу, от них не убудет… знаете, как говорят – если от многого взять немножко, это не кража, а дележка.

– Вообще-то сомнительное оправдание! А в этот раз зачем взяла столько, да еще и кулон прихватила? Во вкус вошла? Удержаться не смогла?

– Я не знала, что он дорогой, думала – простая бижутерия… И что она в полицию из-за этого не пойдет, из-за двадцати-то тысяч, себе дороже выйдет…

Если кто-то и удивился, с чего это девчонка вдруг так разоткровенничалась, то никак не Дуся. Ей всегда все рассказывали, такое уж у нее свойство.

– Больше ничего там не взяла, кроме кулона и денег? – спросила Дуся, пристально глядя на девчонку.

– Не-а, – Вера мотнула головой, – так, ерунду, шкатулочку эту, – она махнула рукой в сторону забора, – кулон в нее положила. Но эти дуры ее все равно сломали.

– В общем, так, – сказала Дуся, – кулон вернешь, и деньги все до копеечки. В почтовый ящик положишь или под дверь подсунешь, мне без разницы, сама выбирай. Но попробуй только до завтра не вернуть, я тогда найду способ тебе и матери твоей жизнь качественно испортить. И завязывай ты с кражами, ведь попадешься рано или поздно. А лучше мозги свои направь на то, чтобы этим трем мерзавкам хитро отомстить. Напрягись уж.

– А что, тут есть над чем поразмыслить. – Вера с грустью смотрела на оторванный карман старенькой курточки.

На том и простились.

Лебедкин вошел в лабораторию и поежился.

Во-первых, здесь было холодно, как на Северном полюсе. Или даже на Южном – там, говорят, еще холоднее.

Во-вторых, капитана всегда пробирал озноб от стоящего здесь отвратительного запаха – смеси формалина, нашатыря и еще чего-то сладковатого, ужасно неприятного, чего-то, что капитан Лебедкин считал запахом смерти.

На двух металлических столах лежали накрытые простынями тела. В стороне, за рабочим столом, заставленным какими-то приборами и лабораторной посудой, сидел властитель этого царства смерти – судмедэксперт Гоша Копытин.

Гоша пристально смотрел в окуляр микроскопа, во рту у него дымилась неизбежная сигарета. Никто никогда не видел Копытина без сигареты в зубах, докурив одну, он тут же закуривал следующую. Лебедкин не сомневался, что эксперт так много курит, чтобы перебить отвратный запах лаборатории.

– Привет, Копытин! – проговорил капитан, опасливо оглядываясь по сторонам.

– Привет! – отозвался эксперт, оторвавшись от микроскопа. – Что там у вас, наверху?

– Зима, – лаконично ответил Лебедкин.

– Это понятно. С новым начальником тяжело?

– Не спрашивай! – вздохнул Лебедкин. – Это что у тебя – та парочка из пансионата «Елочки»?

– «Сосенки», – поправил его Гоша. – Да, они…

– Ну, и что ты про них можешь сказать?

– Интересная история… – протянул Гоша, и глаза у него подозрительно заблестели.

Этот блеск определенно не понравился Лебедкину.

– Интересная? – переспросил он. – А я-то надеялся, что это банальный несчастный случай. Как говорят наши коллеги, дорожно-похоронное происшествие. Не справился мужик с управлением, занесло машину, сорвался в овраг – и два трупа… И начальник намекнул, чтобы поскорее с этим делом разобраться.

– На первый взгляд так… – Гоша встал, подошел к одному из столов, откинул простыню.

Лебедкин поморщился: на столе лежал обгорелый труп, рядом с ним – обугленные клочья одежды. Запах смерти стал гораздо сильнее, так что у капитана запершило в горле. Он порадовался, что не успел пообедать.