На крышке клавесина горели свечи в тяжелом бронзовом подсвечнике. Это они озаряли комнату живым подвижным светом, они придавали всему фантастический вид.
Сердце Инги забилось часто-часто. Свечи на клавесине напомнили ей другие свечи, расставленные на полу вокруг ее мертвой сестры. Низкий, давящий свод подвала, чувство безысходности… Самая страшная ночь ее жизни.
Усилием воли она отбросила эти страшные воспоминания.
– Вильгельм Карлович! – окликнула она старого музыканта.
Он не обернулся на голос, даже не шелохнулся.
С трудом преодолевая страх, Инга сделала еще несколько шагов вперед.
Ей пришлось обходить клавесин, поэтому она оказалась сбоку от Вестготтена. Теперь она видела его в профиль. Худое, морщинистое, удивительно одухотворенное лицо. Впечатление усиливали играющие на бледной коже отблески свечей. Глаза сидящего были полузакрыты, руки лежали на клавиатуре инструмента.
Приглядевшись, Инга увидела некоторую странность.
Она не сразу поняла, в чем дело, а когда поняла, невольно вскрикнула и попятилась в ужасе.
Из рукавов бархатного сюртука выглядывали краешки манжет и больше ничего. Кистей рук не было.
– Вильгельм Карлович, – позвала Инга дрожащим голосом, уже понимая, что старик не отзовется, что она опять опоздала, что он мертв. Только колеблющееся пламя свечей оживляло его морщинистое лицо.
Руки, вы словно две большие птицы,
Как вы летали, как оживляли все вокруг, —
бесконечный раз повторила Клавдия Шульженко на запиленной пластинке.
Инга не выдержала, метнулась к граммофону и сбросила иглу. Кажется, она процарапала пластинку, но какая теперь разница.
В комнате наконец наступила тишина.
Страшная, гнетущая тишина смерти.
Инга заставила себя повернуться к старику. Да, сомнений никаких: он мертв. Теперь она увидела кровавые обрубки, выглядывающие из рукавов его куртки.
Она поймала себя на том, что нисколько не испугалась и почти не удивилась, потому что чего-то подобного и ожидала.
Вот, значит, как. Убийца играет с ней в игру. Он дает ей одну за другой подсказки, ведет ее от одной ужасной сцены к следующей.
Хотя сегодня ей не было так страшно. Не кружилась голова, не темнело в глазах, не хотелось упасть на пол и орать, катаясь по этому полу, или биться головой о стенку.
И вот что теперь делать? Звонить Шефу и вызывать его сюда? А смысл? Пока она будет его ждать, кто-нибудь войдет и увидит ее здесь. Бежать с криком по коридорам? Вызовут полицию, Ингу продержат до вечера и замучают вопросами: зачем пришла, какое отношение имеет к несчастному старику? А ей и сказать нечего, потому что правде никто не поверит.
Нет, нужно уходить отсюда как можно быстрее. Черт, ведь ее охранник запомнил наверняка! Ладно, все равно нужно идти.
Она не стала осматриваться – все равно не найдет ничего нужного, убийца постарался.
Инга подхватила сумку, протерла звукосниматель граммофона носовым платком и вышла из мастерской бедного Вильгельма Карловича. Вот интересно, он-то чем убийце помешал?
На месте толстого охранника сидела средних лет дама в малиновом костюме и болтала по телефону. На Ингу она даже не взглянула.
По дороге она с трудом сдерживала себя, чтобы не оглянуться. Казалось каждую минуту, что в спину упираются чьи-то недобрые глаза. Разумеется, это все нервы, никто за ней не следит.
Дома едва хватило сил снять сапоги и куртку. Инга повалилась на диван и затихла. За что ей все это? Зачем она согласилась работать на Шефа? Могла бы отказаться, распрощаться с ним, и все.
Не могла она распрощаться. Не могла, потому что он обещал помочь в самом главном деле ее жизни. Он обещал, что они вместе найдут убийцу сестры.
Больше восьми лет прошло с тех пор. Полиция так и не нашла маньяка, который сотворил такое с ее любимой единственной сестрой. Да полно, маньяк ли это? Все запуталось, и хотя она, Инга, сумела выяснить многое, главное так и осталось под замком.
Если честно, ей своей жизни не жаль. Никого из близких у нее больше нет, никто по ней не заплачет. И работать на Шефа ей даже нравилось. До сих пор, до дела Воскобойникова.
Инга свернулась калачиком на диване и затихла. Мыслей в голове не было. Одно она знала точно: отрубленные кисти старого музыканта обязательно всплывут, причем убийца постарается сделать их появление как можно более эффектным.
Тишину нарушил негромкий, но очень назойливый звук, Инга не сразу сообразила даже, что звонит ее мобильник, до того звук был далекий. Она заметалась по комнате, ища запропастившийся телефон. Не нашла, бросилась в прихожую, вытряхнула сумку – мобильный пропал, как корова языком слизала. Мелькнула надежда, что он умолкнет и не нужно будет его искать.
Но на том конце оказался кто-то очень упорный, мобильник звонил и звонил. И вот, когда Инга, бессильно ругаясь, перевернула диванную подушку, телефон сам выскочил ей в руки.
Надо же, как он там оказался? Нет у нее ни маленьких детей, ни домашних питомцев. Поневоле поверишь в мистику или в зеленых человечков.
Номер высветился незнакомый.
– Да! Слушаю!
– Это я, – послышался как будто полусонный голос, – я, Марина.
Так, Инга понятия не имела, что за Марина, но голос этот определенно слышала. Как-то интересно девица растягивала слова.
– Не помнишь? – догадались на том конце. – Марина я, мы в «Африке» встречались.
В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы… И тут Инга вспомнила.
– Так ты из бара «Африка»?
– Ага, – обрадовалась Марина. – Слушай, я чего звоню. Ты ведь мне телефон свой дала и сказала, если что вспомню, тебе звякнуть.
– Вспомнила? – оживилась Инга.
– Да понимаешь, вспомнила, что в последний раз я Андрея видела с одной девкой. Такая, брюнетка, коротко очень стриженная, совсем почти волос нет. А рот большой, как у лягушки, еще накрашенный очень сильно. Я еще тогда подумала: что он в ней нашел? Совершенно ничего в ней нет, а держит себя как королева. Ему только сквозь зубы цедит: «Пойди принеси».
– Когда это было?
Марина назвала то самое число, когда, по словам покойного Воскобойникова, он последний раз видел брата живым.
– Точно?
– Ты же знаешь, у меня на цифры и даты память хорошая. Что раз услышу – не забуду.
– Что ты еще о той брюнетке можешь сказать?
– А что о ней говорить, когда она здесь сидит?
– Где сидит? – заорала Инга.
– Да в «Африке» же. Через два столика от меня.
– Слушай! – Инге внезапно стало плохо, потому что она представила, как недалекая Маринка валяется где-нибудь в пыльном углу без некоторых частей тела. – Слушай и не повторяй за мной! Сиди тихо, в сторону той девки не смотри. Никуда не выходи – ни в сортир, ни в коридор, на людях все время будь. Я приеду через полчаса, максимум сорок минут. А до того с места ни ногой! Это опасно, понимаешь?
– Да-а? Ла-адно, подожду, – протянула Марина с явной неохотой.
Инга успела за тридцать две минуты – водитель попался отличный. В баре «Африка» народу было немного. Не того пошиба заведение, чтобы народ толпой ломился.
Инга обежала глазами зал и не нашла Марины. Никого похожего на роковую брюнетку не нашла тоже. Торчала там пара-тройка вульгарных блондинок, одна рыжая с модной кичкой на темечке и одна баба, крашенная перьями. Эта была не первой молодости и в дупель пьяная.
– Вот куда она подевалась, дурочка, – с тоской пробормотала Инга, – велела же сидеть и не рыпаться.
На душе у нее было пакостно. Неужели, сама того не желая, она втянула девчонку в неприятности? Причем неприятности – это еще мягко сказано.
Инга вышла в коридорчик перед туалетом. Там никого не было, но дверь дамской уборной чуть дрожала, как будто ее только что прикрыли неплотно, потому что очень торопились.
Уже ни в чем не сомневаясь, Инга рванула эту дверь на себя. В туалете было пусто, только капала вода из неплотно закрытого крана. Она опоздала, Маринке уже ничем не помочь. Возле одной из кабинок валялась женская туфля.
На негнущихся ногах Инга подошла к кабинке и открыла дверь.
Несчастная девица сидела на полу, прислонившись к унитазу. На голове у нее был туго завязан полиэтиленовый мешок.
– Нет! – закричала Инга и вцепилась в мешок.
Она рвала его ногтями и зубами, и наконец полиэтилен поддался. Лицо Марины было синюшным, но еще теплым.
Инга выволокла тело из кабинки, положила на кафельный пол и наклонилась, стараясь впихнуть воздух сквозь сжатые губы. Сколько Маринка так пролежала? Может, еще не поздно?! Ведь в мешке оставался еще воздух, так не бывает, чтобы совсем ничего не осталось…
Показалось или безвольное тело под ней и правда шевельнулось? Инга удвоила усилия. На пределе, с той силой, на какую только была способна, она вдувала воздух в рот Маринки. Наконец та закашлялась и с хрипом втянула воздух туалета, воняющий дешевым дезодорантом.
– Слава богу! – Инга попыталась приподнять ее, усадить.
Тут в дверь сунулась в хлам пьяная баба, крашенная перьями.
– А это чего вы?..
– Скажи там, чтобы «Скорую» вызвали, – рявкнула Инга, – человеку плохо!
Баба удивительно бодро почесала обратно в зал.
– Ну-ну, все хорошо, успела я вовремя, – бормотала Инга, стараясь удержать в сидячем положении Маринку, но та все норовила завалиться на пол. Тело ее стало как будто ватным, пустые глаза как-то странно вытаращились.
– Эй, – Инга слегка похлопала девицу по щекам, – в себя приди!
Ничего не помогало. Пришлось побрызгать в лицо несчастной холодной водой, и только так она наконец добилась некоторого эффекта. Во всяком случае, Маринка смогла сидеть самостоятельно, и глаза ее теперь не были вылуплены, как у больной лягушки.
– Кто тебя? – спросила Инга, уже зная ответ.
– Не помню. Как вошла в сортир, так по голове получила, и темнота…
– Говорила, сиди на месте, – ворчала Инга, – чего тебя сюда понесло?
– Надо было… Ой! – Маринка скривилась. – Голова болит, прямо раскалывается.
– Да у тебя там кровь! – ахнула Инга. – Здорово тебя приложили.
В дверь снова заглянула давешняя тетка. Теперь она казалась вполне трезвой.
– «Скорую» вызвала, – отчиталась она, – и полицию тоже. Скоро все приедут.
– Молчи, – шепнула Инга, – ничего никому не рассказывай. Ты ничего не помнишь и нападавшего не видела.
Маринка глянула на нее вполне осмысленно и едва заметно кивнула. Прониклась наконец серьезностью момента.
– Что тут у вас? – В дверях стоял человек в голубой медицинской униформе. Инге с пола он показался удивительно высоким.
– Напали вон на нее, – кивнула она, – по голове дали и мешок на голову надели.
– О как, – хмыкнул врач. Легко отодвинул крашеную, которая вертелась рядом, и наклонился над Маринкой. Посмотрел ей в глаза, осторожно ощупал затылок, повернул голову к свету. Нарисовалась озабоченная медсестра, протянула ему чемоданчик. Врач быстро обработал рану, потом посмотрел на Ингу, которая так и сидела рядом на полу, рывком поднял ее с места. Явился водитель «Скорой» с носилками, Марину погрузили и понесли.
– Жить будет, – сказал врач бармену и тетке в перьях. – Обследуем на предмет сотряса, а так ничего.
Теперь было видно, что он и вправду очень высокий, плечистый и сильный.
– Куда повезете? – спросила Инга на всякий случай.
Больница была знакомая, бывшая Седьмая городская, ныне Святого Варсонофия.
Подоспел полицейский патруль, и началась карусель. Маринка успела еще сказать, что ничего не помнит, и удачно сделала вид, что отключилась. Менты набросились на Ингу. Она отвечала кратко, что понятия не имеет, что случилось, никого не видела, а нашла девицу в кабинке с мешком на голове. Мешок разорвала, сделала искусственное дыхание.
– Все правильно сделала, – ободряюще кивнул ей задержавшийся врач. – Успела вовремя, человеку жизнь спасла.
Второй мент уже опросил свидетелей и теперь посматривал на Ингу с подозрением. В курсе уже, что она влетела в бар как полоумная и сразу бросилась в туалет.
– Прихватило живот, – усмехнулась Инга, – вот и торопилась. Понятно?
– И как, успела? – фыркнул врач.
– Да я все на свете забыла, как ее увидела!
На все вопросы она отвечала, что с потерпевшей не знакома, вообще впервые ее видит. Пристальный взгляд бармена старалась не замечать – он-то, конечно, помнит, как сам указал Инге на Маринку, когда она пришла сюда в первый раз разузнавать о брате Воскобойникова. Фотографию еще показывала.
Все правильно она рассчитала: бармен промолчал, ему лишние неприятности ни к чему. Скажи что не так – потом затаскают на допросы, лучше притвориться шлангом и сидеть тихо. Так и оказалось.
Немножко беспокоило ее то, что пришлось дать ментам свои координаты. Ну да ладно.
Послышался гудок «Скорой» – заждались врача.
– Ребята, вы девушку не обижайте, – повернулся он к полицейским. – Если бы не она, вы бы с трупом сейчас возились, а так все путем. А ты коньяку ей налей за счет заведения, – подмигнул он бармену, – чтобы в себя пришла.
– Да я в порядке, – вздохнула Инга, – дышать только тяжело.
– Это пройдет, – доктор погладил ее по щеке и вышел – высокий, плечистый, спокойный. Надежный, поняла Инга, сразу видно, что хороший, надежный мужик, никакой подлости не сделает и в трудную минуту поможет.
Она тихонько вздохнула – неужели есть на свете такие? Она уже и думать забыла, что есть. Привыкла одной быть, только на себя рассчитывать.
Раньше у них была семья – мама, папа, две девочки, Инга и Ангелина. Это отец их так назвал, утверждал, что у него немецкие корни. Жили они в большом деревенском доме в городе Луге, родители учительствовали, дочек растили.
А когда Инге было семнадцать, родители погибли в аварии – в их «жигуленка» врезался на повороте бензовоз.
Вот тогда и хватили Инга с сестрой лиха. Хотя уж кому, как не ей, знать, что это было еще не самое страшное время. Люди помогли – соседи, директор школы, где отец работал. Как-то выжили, главное, они все время с сестрой были вдвоем. А уж потом… Инга зябко поежилась и осознала себя в коридоре перед злосчастным туалетом. Бармен тронул ее за рукав.
– Пойдем, что ли, и правда коньяк тебе налью.
Инга прислушалась к себе. До дома она просто не дойдет, если не передохнет хоть немножко. Последние час, два, три – сколько там прошло – она держалась на адреналине и теперь ощущала себя сдувшимся воздушным шариком.
– Лучше кофе, – попросила она.
Бармен привел ее в маленькую комнатку – не то подсобка, не то кладовая. Всех посетителей из бара выгнали, в зале хозяин заведения в чем-то горячо убеждал полицейских, видно, пытался свести ущерб к минимуму.
Бармен принес кофе и, невзирая на протесты Инги, влил в чашку солидную порцию коньяка. Его позвали из зала – подписать протокол и еще что-то. Инга была рада оказаться в одиночестве.
Она думала о своей жизни.
Прошло чуть больше восьми лет с тех пор, как нормальная жизнь для нее закончилась. Да, тогда было тяжело, голодно, но они с сестрой были вдвоем. Все делили пополам, и девиз у них такой был: главное – держаться вместе. Вместе они все преодолеют.
Так и жили. И выкарабкались, дала судьба поблажку. Просто отодвинула несчастье ненадолго.
Линка, сестренка, выросла, похорошела, вышла замуж. Иван полицейским был, старше ее на семь лет. Вроде любил ее.
А потом случилось страшное – убили сестренку. Инга и нашла ее мертвую в окружении свечей в подвале их собственного дома. В городе тогда маньяк орудовал – пять трупов обнаружили в таком же виде.
Инга с тех пор не то чтобы умом повредилась, а как будто выжгло у нее все внутри. Не живым человеком, а манекеном себя чувствовала. Уехала из родительского дома, устроилась в Петербурге, работу нашла. Так восемь лет и прокантовалась.
Связалась с подлецом Дзюбой, с, позволения сказать, доктором, он и подсадил ее на таблетки. А без них она бы давно с моста в Неву бросилась или вены себе перерезала. Не было сил терпеть боль.
Только три месяца назад Инга в себя пришла. Потому что жизнь такое с ней сотворила, в такой оборот взяла – не каждый выживет. А у нее так получилось, что клин клином вышибло.
Многое в той давней истории разъяснилось, встало на свои места, но убийца сестры так и остался неизвестным. Видно, это испытание Инге на всю жизнь.
Одно хорошо – с таблетками она полностью завязала. Подлеца Дзюбу уж несколько месяцев не видела. Они тогда познакомились с Шефом, он уговорил на него работать и не то чтобы пообещал разобраться с делом сестры, но намекнул, что все возможно. Рано или поздно, сказал, всплывет и это убийство, потому что в нашем рисковом деле не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Инга поверила, ей больше ничего не оставалось. И не жалела в общем.
Но такого, как нынешнее, дела еще не было. Инга чувствовала, что оно затянет ее в черную трясину. Что происходит? Зачем какой-то злодей так страшно убивает людей? Какая у него цель? Запугать, но кого? Не ее же, не Ингу, она здесь каким боком?
Ложечка выскользнула из рук и с тревожным звоном упала на кафельный пол. Инга очнулась от тяжких мыслей и поняла, что пора уходить. Бармен был настолько любезен, что вывел ее через служебный вход.
О проекте
О подписке