Марина Крамер
Румба на московской брусчатке

– Я лечу, Кира-а-а! Смотри – я ле-чу-у-у!

Она боялась даже дышать, чтобы неосторожным дуновением воздуха не подтолкнуть его, стоявшего на обшитых деревом перилах балкона седьмого этажа. Все ее тело парализовал ужас, животный страх смерти – не своей смерти – его. «Не надо, Стасик… ну, пожалуйста, не надо!» – билось в голове, но вслух она не могла этого произнести.

На улице бушевало лето, в тихом ухоженном дворике цвели цветы, бережно высаженные местными старушками в разукрашенные автомобильные покрышки, листва дичек под балконами чуть пожухла от зноя, а давно отцветшая сирень уже не выглядела такой нарядной и праздничной.

А Стас все стоял на перилах, балансируя руками, как крыльями… и вдруг начал двигаться по перекладине – бэк-бейзик… спиральный поворот влево… кукарача вправо… «Господи, это же румба… наша коронная дорожка… что же это, мамочки?» – помертвевшими губами прошептала Кира, а он продолжал исполнять вариацию под ему одному слышную музыку – недовернутый спиральный поворот вправо… и неожиданно оступился, оторвался и полетел, полетел вниз, навстречу мокрому серому асфальту…

Крик застрял в горле сухой коркой, и единственное, что смогла Кира, – это заставить себя шагнуть на балкон и посмотреть вниз, туда, где в центре моментально собравшейся толпы лежало то, что буквально секунду назад было родным ей человеком…

Собравшись с силами, Кира вышла из квартиры и медленно пошла вниз. Она понимала – все, торопиться некуда, Стас мертв – ведь не может выжить человек, упавший головой на бетонный бордюр тротуара. И еще почему-то из глубины подсознания выскочила юркой мышкой предательская и чудовищная в своей правдивости мысль: «А ведь так, наверное, лучше…»

Толпа во дворе гудела и перекатывалась, как небольшое озерцо. Молодые мамочки, старушки, проводившие все лето на скамейках у подъездов, бригада дорожных рабочих, перекладывающих во дворе асфальт, – все столпились вокруг распластанного тела худого длинноволосого юноши в стареньких джинсах и несвежей свободной футболке. Вокруг головы его расплылось темное пятно, руки неестественно вывернулись… И только глаза, остекленевшие голубые глаза на изможденном бледном лице казались еще живыми.

– «Скорую» бы надо… – нерешительно произнес кто-то из дорожников, но стоявшая ближе всех к голове парня маленькая старушка перекрестилась и проговорила:

– Нет, сынок, не поможет ему врач. Насмерть разбился парнишка…

– Парнишка! – фыркнула ее соседка, интеллигентного вида бабулька в старой потертой шляпке с маленькой вуалеткой и в кружевных митенках. – Наркоман проклятый! Вся нечисть с района к нему захаживала, притон устроили!

– Тс-с, тихо! Вон девица его идет, – шепнула ей на ухо худенькая девушка с розовощеким карапузом на руках.

Все как по команде повернулись в сторону вышедшей из подъезда Киры. Она брела к месту, куда упал Стас, не видя ничего вокруг себя, кроме темного пятна вокруг светловолосой головы. Толпа зевак расступилась, пропуская ее, Кира медленно опустилась на колени, словно подломилась, не вынеся тяжелого груза. Постояв так пару минут, она упала на спину Стаса и, закрыв глаза, обхватила его руками. Она не издала ни единого звука, не подавала признаков жизни – просто лежала, обняв мертвое тело. Вокруг тоже молчали. Даже та старушка в шляпке и перчатках, что всего пару минут назад с осуждением говорила о Стасе, замолчала и, вынув из потрескавшегося от времени лакового ридикюльчика платочек, поднесла его к заслезившимся глазам.

Дальнейшее Кира помнила плохо – то, как подъехали милиция и «Скорая», а за ней и перевозка. Тело Стаса упаковали в целлофан и положили в салон серой «таблетки», словно толкнули в раскрытый голодный рот злобного чудовища. Дверцы машины захлопнулись, отрезав Киру от Стаса навсегда. Она даже не почувствовала, как врач сделал ей укол, как соседки под руки увели ее в квартиру, не отреагировала на то, что сотрудник милиции взял со стола паспорт Стаса. Ее охватило безразличие, а внутри появилось единственное желание – лечь и уснуть. Уснуть надолго, а еще лучше – навсегда. Потому что завтрашний день не принесет облегчения, а добавит новых проблем с похоронами. А потом придут люди, которым Стас должен деньги… Был должен. Но их вряд ли удовлетворит известие о его смерти – деньги все равно придется отдать, но сделать это теперь вынуждена будет она, Кира. Потому что иначе они ее убьют.

Кира Глазунова и Стас Стахновский переехали в Москву три года назад из небольшого сибирского города. Они не были мужем и женой, не были даже любовниками. Молодых людей связывало нечто более значимое, по их мнению, – партнерство в бальных танцах. Сильные «латинисты», которым уже нечему было научиться у своего тренера, они приняли обоюдное решение перебраться в столицу и продолжить занятия там. Двое восемнадцатилетних танцоров сперва растерялись в большом городе, однако постепенно сумели найти и жилье, и клуб, в который их согласились взять на работу, чтобы не просить денег у родителей и иметь возможность самим оплачивать свои тренировки и проживание. Стас танцевал в ночном клубе, а Кира…

Кира сначала тренировала пару малышей в том же ансамбле, где занимались они со Стасом, но потом руководитель предложила ей другое.

– Знаешь, Кирочка, я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказала Алла Петровна как-то после занятий, когда Кира обессиленно сидела в раздевалке, не в состоянии даже снять гетры.

– С кем? – равнодушно спросила девушка, прикидывая в уме, сколько денег у нее осталось до понедельника, когда на занятия придут ее ученики.

– Понимаешь, Кирочка… есть один юноша… Он очень хочет танцевать, более того, он танцевал раньше, но потом… Словом, это долго рассказывать. Но если ты согласна с ним поработать, его отец готов платить тебе в три раза больше того, что ты берешь со своих учеников сейчас.

«Интересно, а сколько я должна буду отдавать Алле за услугу?» – машинально прикинула в уме Кира. Обычно «аренда», как здесь это называли, составляла шестьдесят процентов. «Ай, да какая разница! Разве помешают лишние деньги? Стасу нужна новая рубашка, мне бы платье подновить, да и камни Сваровски стоят почти сорок рублей штука – а нужно их на платье целую гору…»

– Хорошо, Алла Петровна. Когда он сможет прийти?

– Вот и умница! – заворковала руководительница. – Я сейчас позвоню и договорюсь на завтрашний вечер – хорошо? Тебе ведь удобно?

– Да, я работаю днем, а вечером свободна.

Эту встречу Кира потом вспоминала часто – настолько сильным оказалось потрясение. Она приехала в клуб ровно к семи часам, как и было уговорено. Малый паркетный зал оказался пуст, а из-за закрытой двери большого доносились звуки детской «латины» – работала младшая группа. Кира поднялась по лестнице в кабинет Аллы Петровны, подергала дверь, но та не поддалась.

– Кирочка, это ты? – раздался голос руководительницы из малого зала.

– Да, я.

«Странно, как я ее там не увидела – за зеркалами, что ли, была?» – подумала Кира.

– Спускайся к нам.

Кира легко и грациозно сбежала вниз, толкнула дверь малого зала и остолбенела прямо на пороге. Рядом с улыбающейся Аллой Петровной стоял высокий хмурый мужчина с короткими седыми волосами, облаченный в черный костюм и серую рубашку, а чуть в стороне от них в инвалидном кресле сидел невероятно красивый парень лет двадцати. Ног у парня не было…

– Ну, что ты замерла там, Кирочка? Иди к нам! – позвала Алла, и Кира с трудом заставила себя подойти и пробормотать приветствие. – Вот, познакомься. Это Николай Иванович, твой, так сказать, работодатель. А это Вадим, его сын. Ну а это, – она обняла Киру за плечи и развернула лицом к мужчинам, – это наша Кирочка Глазунова, чемпионка Сибирского округа по латиноамериканской программе, да и вообще замечательно способная девушка.

– По «латине»? – раздраженно переспросил глуховатым голосом Николай Иванович. – Но ведь мы обговаривали, Алла Петровна, что нужна стандартистка.

– Ну, Кирочка и стандарт танцует, так что проблем нет.

– А я, может, «латину» хочу, – раздался голос молчавшего до сих пор Вадима. Он уперся руками в колеса, оттолкнулся и подъехал к Кире. – Ведь можно же и «латину» танцевать в коляске, правда?

Румбу?

Кира совсем растерялась. Она не ожидала, что ее партнером станет парень без ног, Глазунову смущал этот видимый дефект, да и суховатый и недовольный тон отца тоже пугал.

– Д-да, – с запинкой проговорила она, стараясь не фокусировать взгляд на пустых брючинах Вадима, подвернутых под культи. – Разумеется… но только…

– Что? – Вадим осторожно взял ее за руку и сжал. – Ты думаешь, что раз я без ног, то ритма не чувствую, что ли? Я в свое время до «зондера»^[1] по «латине» дотанцевал.

– Дело не в этом… просто я не уверена, что смогу… я никогда…

– Да понял я, понял! – перебил Вадим. – Ты прежде никогда не танцевала с колясочником и боишься, что потратишь время зря. Не переживай, я не готовлюсь к чемпионату мира, я просто хочу продолжать танцевать – пусть и так, в коляске. А время твое отец оплатит – да, пап?

– Разумеется, – уже более спокойно отозвался Николай Иванович. – Лишь бы ты был доволен.

– А я уже доволен, – бодро заявил Вадим, взяв совершенно растерявшуюся от такого напора Киру за вторую руку и начиная кружиться вокруг нее, ловко управляясь с креслом. – Так как? Будем румбу танцевать?

Кира заставила себя взглянуть ему в лицо и увидела, с какой надеждой смотрят на нее карие глаза и какая улыбка трогает тонкие, твердо очерченные губы Вадима.

– Да, будем, – сказала она, решившись, и новый партнер вскинул в победном жесте обе руки:

– Есть! Согласилась! Значит, так – давай прямо сегодня начнем, раз уж я все равно здесь, а потом мы тебя повезем домой, и по дороге папан тебе все объявит – расценки там, периодичность оплаты – годится? Или у тебя какие-то свои пожелания есть?

– Да, в общем, нет. Мне только нужно переодеться.

С того дня прошло почти четыре с половиной года, но Кира ни разу не пожалела о своем решении. Заниматься с Вадимом оказалось легко, сложнее – привыкнуть к тому, что не все фигуры можно исполнить, танцуя с колясочником. Однако жизнерадостность и чувство юмора Вадима компенсировали все. Кира порой удивлялась – насколько нужно быть сильным человеком, чтобы не стать моральным инвалидом и не замечать своего физического увечья. Кроме того, Кира видела, что небезразлична Вадиму и как девушка, а не только как партнерша. Он иногда приглашал ее в кафе после тренировки, и Кира соглашалась. Вадим мог увлекательно рассказывать о чем угодно – от прочитанной недавно книги до новой компьютерной игры. Иногда он делал ей какие-то милые подарки вроде хрустальной балеринки или букетика первых подснежников, и Кира долго хранила цветы засушенными в книжке. С каждым днем она проникалась к своему удивительному партнеру все более глубоким чувством.

Сколько раз Вадим давал Кире советы по каким-то мелким вопросам, связанным с жизнью в столице, помогал разбираться во все чаще возникавших проблемах со Стасом… Да, Стас…

С ним происходило что-то неладное, чего Кира никак не могла объяснить. Сперва она решила, что Стасик завел себе девушку, а потому стал прохладнее относиться к работе, мог прогулять тренировку, возвращался из ночного клуба какой-то взбудораженный и сразу уходил в свою комнату, запирался там. К нему стали захаживать какие-то странноватые люди, а в квартире после их визитов оставался непривычный запах медикаментов. Однажды Кира, убирая кухню, нашла за мусорным ведром шприц.

– А, это Венька себе инсулин колол, – объяснил Стас, сидевший тут же за столом. – Он диабетик, сам себе уколы делает.

Венька, или Веник, как звали его приятели, был танцором в том же ночном клубе, где работал и Стас. Кира даже пожалела больного парня, но когда вечером рассказала об этом Вадиму, тот как-то напрягся:

– Шприц? Инсулиновый?

– Да, а что?

– А Стас ходит странный, разбитый и зрачки узкие?

– Ну, бывает… да в чем дело-то?

– Слушай, Кира, а тебе есть куда переехать? – неожиданно спросил Вадим.

– Переехать? Да зачем? – не могла понять девушка.

Вадим подкатился к ней вплотную, взял ее руку в свои и уставился в лицо:

– Кира… неужели ты не понимаешь? Ведь твой Стас – наркоман. И Веник этот, и все остальные – наркоманы они и к вам в квартиру ходят, чтобы дозу принять. Тебе нужно оттуда уходить.

– Вадим, ты говоришь ерунду! – вспыхнула Кира, вырывая руку. – Я Стаса знаю с шести лет, мы с ним с первого дня в паре стоим, мы уже роднее, чем брат с сестрой! Не может он!

– Ну да, конечно, – грустно усмехнулся Вадим, поглаживая обод колеса. – Я вот тоже всегда говорил – мой папа не такой… – И он осекся, быстро взглянул на Киру исподлобья, но та не обратила на это внимания, погруженная в свои мысли и немного рассерженная на него за Стаса.

Однако мысль, высказанная Вадимом, заставила ее присматриваться к Стасу и его друзьям чуть внимательнее, чем прежде. Они с партнером договорились сразу, что не лезут в жизнь друг друга, живут в свободное время так, как хотят, совместные расходы записывают и в конце месяца делят пополам, убирают кухню, санузел и коридор по очереди, а в своей комнате каждый наводит порядок сам. Ну и, разумеется, никаких комментариев по поводу гостей и приятелей. До сих пор все шло нормально, и совместное проживание устраивало обоих, но теперь Кира начала сопоставлять кое-какие свои наблюдения и пришла к выводу, что Вадим, скорее всего, прав. Но верить в это не хотелось.

«А я вот возьму и спрошу у Стаса напрямик, – решила Кира. – Мы ведь с детства вместе, он должен мне все рассказать!»

Оказалось, что предвидеть реакцию Стаса она не смогла… Молодой человек метался по кухне и кричал так, что закладывало уши.

– Да как тебе такое в голову пришло?! Как ты только могла… да кто ты мне?! И вообще… не нравится что-то – так вали отсюда, я тебя не держу!

– Стас, Стасик, успокойся, я же только спросила… – лепетала Кира, удивленная и испуганная его поведением.

– Спросила! А кто тебе дал право спрашивать?! Не лезь в мою жизнь, поняла?! – с этими словами Стас схватил свою куртку, задержался буквально на пару мгновений в коридоре и выбежал из квартиры.

Ночевать он не пришел, и Кира всю ночь чувствовала себя виноватой. Утром, собравшись на тренировку, она полезла в сумку и не обнаружила кошелька. «Странно, я же хорошо помню, как вчера его убирала. Николай Иванович отдал мне деньги за пять уроков, я сложила их в отделение на замке, застегнула и убрала в сумку. Потом в магазине я рассчиталась за продукты и снова положила кошелек вот в этот кармашек…»

Расстроенная пропажей денег Кира достала несколько купюр из конверта, где хранила основные сбережения и который держала под бельем в комоде, сунула их в карман и поехала в клуб.

Стас был уже там, разминался, пробуя шаги. Вид его Кире не понравился – черные круги вокруг глаз, напряженные пальцы взлетающих над головой в пируэте рук ощутимо дрожат, лоб покрыт испариной, а темно-синяя футболка с длинными рукавами взмокла на спине от пота, да и вообще она не первой свежести, чего прежде аккуратный Стас себе не позволял.

Наскоро переодевшись, Кира вышла на паркет, встала в пару, стараясь сделать вид, что ничего не произошло. Работали молча, только дыхание Стаса становилось все тяжелее, а сердце колотилось так сильно, что Кира чувствовала это, прижимаясь к груди партнера руками.

– Стас, тебе плохо?

– Заткнись, – процедил он сквозь сжатые зубы, и лицо его искривилось в страдальческой гримасе. – У тебя деньги есть?

– Что?

– «Что, что»! Деньги, говорю, есть у тебя? Мне срочно надо… я отдам вечером…

Кира потрясенно молчала. Значит, Вадим оказался все-таки прав. Она прекрасно понимала, для чего партнеру нужны деньги, но верить в реальность происходящего не хотела. Денег было не жаль – но ведь это только начало, стоит уступить ему хоть раз – и все, он будет постоянно прибегать к ее услугам… А ведь и кошелек тоже он мог взять… Понимая, что сейчас не самый удачный момент для выяснения отношений, Кира все же спросила:

– А разве то, что было в моем кошельке, ты уже потратил?

Стас дернулся, глаза на мгновенье стали затравленными, но он быстро взял себя в руки и обиженно проговорил:

– Не стыдно, а? Столько лет вместе – и ты меня обвиняешь в том, что я у тебя кошелек стянул?

– Ну, не стянул так не стянул, – вздохнула Кира, без труда догадавшись, что это тоже вранье.

– Ну, Кир… – сменил тон Стас. – Кирюш… ты займешь мне денег до вечера, а? Я заработаю и верну. – Он сел рядом с ней на паркет, погладил по руке. – Кир… мы ж всегда хорошо ладили, а?

– Стасик, мне не жаль денег – я могу все тебе отдать… дело в другом… ведь ты же умрешь от этого…

Он неожиданно обнял ее за талию, спрятал лицо в складках черной тренировочной блузки:

– Кир… я брошу, правда! Вот увидишь… брошу – завтра… а сегодня мне надо, понимаешь? Ломает меня…

Кирино сердце защемило от жалости, она гладила длинные светлые волосы Стаса и бормотала что-то, капая слезами себе на руки и ему на макушку.

– Ведь можно же лечиться… сейчас все лечат…

– Да… я буду, Кирюш… вот завтра и пойду. А сейчас… – Он поднял голову и просительно посмотрел ей в глаза.

Кира понимала, что не должна этого делать, не должна давать ему денег, но и отказать тоже не могла…

Разумеется, завтра Стас никуда не пошел, и послезавтра, и через месяц… Все продолжалось вплоть до того яркого июльского дня, когда Стас шагнул с перил вниз… Кира знала причину – буквально за неделю до случившегося он признался ей, что должен крупную сумму денег одному торговцу героином, а отдавать ему нечем. В последнее время Стас приторговывал в ночном клубе, и за это ему иногда перепадало кое-что, однако в этот раз его кинули, и не кто-нибудь, а Веник, дружок Веник, посадивший его на героин. Тот сказал, что нашел оптовика, которому можно сдать всю партию сразу, однако оптовик обманул их и заплатил фальшивыми долларами. Веник куда-то пропал, и ему, Стасу, тоже не поздоровится. А теперь вот, значит, и Кире тоже…