Глава 9

– Здравствуйте…

Я поняла, что недавно видела эту женщину, но почему-то не сразу вспомнила, с чем именно она приходила.

– Я уже была у вас…

– Да-да, я помню.

Конечно, да. Она не хотела садиться, стояла у окна. И говорила о том, что чувствует – у мужа какая-то другая жизнь. А я убеждала ее, что человек это не вещь и не принадлежит тебе полностью. Как-то так. Насколько я помню, не убедила.

Сейчас она прошла к столу и села напротив меня, чуть сбоку, как обычно все садятся, и даже чуть развернула стул, чтобы смотреть на меня. Некоторые смотрят в окно, за окном – та жизнь, которая их обманула или разочаровала, кто-то смотрит в стену, на которой висит замечательная картина местного художника – ранний закат, лето, июль, когда еще так хорошо, тепло, тихо – впереди долгий летний вечер, никуда не надо спешить, можно наблюдать, как постепенно тени становятся длиннее, чистое небо окрашивается в разные цвета – фиолетовый, темно-оранжевый, густо-розовый, слушать, как одна за одной начинают петь вечерние птицы и стрекочут сверчки, все громче и громче, ничуть не мешая вечерней тишине.

Женщина взглянула на меня. Какой неуверенный взгляд… А уверенные разве ко мне приходят?

– Я решила все-таки всё рассказать, да… Раз уж я пришла. Просто мне нужно это кому-то сказать. Я… точно знаю, что у мужа есть другая женщина.

– Чувствуете или знаете?

– Знаю. Теперь знаю. Он сам сказал. Сказал, что не может врать, потому что я – это часть него самого́. Но лучше бы… лучше бы я этого не знала. И еще рассказал, какая она. Чтобы я поняла, почему он мне изменял. Потому что я всё всегда понимаю, и за это он меня любит.

Тонкая светлая кожа, видно, как на виске бьется жилка, светлые глаза без краски, нежные губы, чуть-чуть тронуты помадой. Правильный небольшой носик, милая, в молодости, наверное, была очень милая и даже красивая на чей-то вкус. Сейчас усталость и печаль – главное в этом лице. Она, словно услышав меня, улыбнулась. Улыбка сильно не поменяла лицо. Грустный человек улыбается грустно.

– И я хочу спросить вашего совета… Я не знаю, как мне быть. Правда, не знаю. Я думаю об этом с утра до вечера, а ответ не приходит. Я не могу с ним больше жить. И не могу жить без него.

– У вас есть дети?

– Да.

– Мальчик, девочка?

– И мальчик, и девочка. Какая разница? Они скоро вырастут и уедут в Москву, как все. А мы останемся.

– Он же не предложил вам расстаться?

– Нет, конечно.

– Просил прощения?

– Нет. Мне это совсем не нужно. Я просто не понимаю, зачем он сделал мне больно, зачем все это рассказал.

– Ему трудно было жить с тяжестью на душе. Он, наверное, хороший человек. Или слабый человек.

Она покачала головой.

– Он не слабый. Он просто любит себя.

– И вы его любите.

– И я его люблю.

Может быть, мне тоже сходить к психологу? К другому, не к тому, кто живет в моем зеркале. И сказать: «Что мне делать? Я его люблю. И он меня любит. И мы не можем быть вместе. Он не хочет расстаться с женой, которая всегда рядом, много лет, так близко, что этой близости не ощущаешь. Ощутишь, только если вдруг однажды это место станет пустым. И не хочет до конца расстаться со мной. А я не хочу за него бороться, не считаю себя вправе. И не могу никак начать жить без него. Так, чтобы не тосковать, не ждать, не вспоминать, чтобы не чувствовать себя одинокой. Я ведь одинока не потому, что одна. А потому что рядом нет его». Что бы мне сказал хороший психолог? Что жизнь коротка, что в ней есть закаты и рассветы, долгие летние сумерки и брызжущий солнцем март, теплая осень, далекие моря – и это всё не навсегда. Люди приходят и уходят, а ты остаешься один, всё равно. И счастье или несчастье зависит только от твоих ощущений. Тяжело идущая, хромающая пожилая женщина останавливается и с улыбкой слушает заливающегося где-то в ветвях дрозда. А мимо идут молодые, здоровые, глупые родители очаровательного трехлетнего малыша и ругаются так, что в испуге замолкает и дрозд, и все остальные птицы. У кого из них больше счастья? Спросил бы меня психолог. А я бы сказала – у его жены. Ведь она каждый день просыпается и засыпает рядом с ним, она может подойти, обнять его на глазах у всех, может планировать с ним будущее и растить детей. Может – по возрасту – даже родить еще.

Женщина осторожно провела рукой по краю стола. Рука тонкая, ногти недлинные, с аккуратным, явно домашним маникюром, эти руки много готовят, моют, может быть, шьют или вяжут.

– Не могу. Не знаю, как мне быть. Каждый день – му́́ка…

Я постаралась больше не думать о себе – как будто меня нет, как будто я механизм, без прошлого и будущего, без чувств и эмоций. Никому мои чувства особенно не нужны. Нужен разум, а он страдает, когда мною обуревают чувства – пасует перед ними.

Она говорила и говорила, останавливалась и снова продолжала без моих вопросов. Удивительно, как любовь у некоторых женщин наполняет всю их жизнь. Вот как было у меня, особенно те четыре с половиной года, когда мы были с ним вместе. Я думала, что у меня так, потому что нет детей. У нее – двое. Но она живет отношениями со своим мужем. Может быть, они на самом деле – одно целое? Почему тогда она не может его понять, простить? А разве можно простить свою руку, которая стала болеть в локте и мешает готовить, писать, водить машину? Или ногу, которая не хочет ходить, устаёт, ноет? Или спину, начинающую болеть в самое неподходящее время, отвлекающую внимание, заставляющую думать о себе? А другой человек, как бы он ни был близок, все-таки не твоя рука или нога.

Насколько проще врачу, который может прописать физиотерапию, уколы, капельницы, лечебный массаж и скандинавскую ходьбу своим пациентам. А также диету и минеральную воду. Я тоже могу прописать физкультуру, прогулки на свежем воздухе, хорошую музыку и добрые дела. Но меня мало кто слушает и выполняет такие простые рекомендации. Душевная боль лечится трудно, и не все на самом деле хотят ее лечить.

– Вчера вечером… – Женщина остановилась на секунду, но все же продолжила, – он хотел… как обычно… не знаю, как это все сказать… А я… ну не могу, понимаете? У меня его слова в ушах… Смотрю на него, и у меня всё сжимается внутри…

Она снова стала пересказывать, как муж рассказал ей об измене, почти теми же словами, что и в первый раз.

– Сформулируйте свой вопрос.

– Вопрос?

– Да, вы же сказали, что пришли за советом.

Я понимала, что она пришла просто высказаться. Пока будет внутри крутиться эта пластинка, пока не остановится, пока не уйдет обида, ей нужно выговаривать и выговаривать обиду, растворять ее в словах – потихонечку, по кусочку, по капельке. И она будет приходить ко мне и говорить. А я буду слушать. Ей больше ничего не нужно. Не нужны ей никакие мои советы. Она ведь уже всё решила – она с ним осталась жить и приняла эту измену, иначе бы она не ходила к психологу, а ждала развода.

Женщина растерянно посмотрела на меня.

– Так я же… Что мне спросить?

– Сформулируйте свои мысли в виде вопроса.

– Хорошо… – Она подумала. – Как мне быть?

– Жить дальше.

– Но как?

– Подумайте, что вам важнее. Та длинная жизнь, которую вы прожили вместе, или его случайное увлечение.

– Он встречался с ней пять лет.

Пять лет… И мы с ним встречались почти пять лет, четыре года и семь месяцев.

– Он мне врал пять лет. Он зачеркнул всё, что было.

– Нет. Если бы зачеркнул, вы бы ко мне не пришли. Просто сильно обидел вас. Вы можете разъехаться?

– Разъехаться? Как… Я не хочу… а дети как же?

– Вот и ответ. Простите его и живите дальше.

– Не могу. Я не могу понять, как он мне врал пять лет. Смотрел в глаза, обнимал… Не могу. Поэтому я пришла к вам. Я не хочу говорить об этом с подругами. Это унизительно.

– Расскажите, как вы познакомились.

Женщина с удовольствием стала рассказывать, как она познакомилась с мужем, как они поженились, как родилась дочка, потом сын, как они приехали сюда из Москвы, где муж преподавал, но не было перспективы, а здесь ему сразу дали хорошую должность… Чем дольше она говорила, тем больше разглаживались морщинки на ее лбу, тем светлее становилось лицо. Как хорошо иногда бывает в прошлом, как не хочется оттуда уходить. Как странно, что то, чего больше нет, живет внутри меня. И будет жить, пока я живу. Становится частью меня. Вот как эта женщина стала частью своего мужа. Или он – частью нее?

Хорошо самодостаточной Марише. Она сама иногда шутит, что она «плюс на минус» и не нуждается ни в ком. Мариша встречается время от времени с разными молодыми и не очень молодыми людьми, но никто из них не задерживается надолго в ее душе и жизни. Разве что один, за которого она собиралась замуж. Но то ли долго собиралась, то ли он не знал об этих ее намерениях или не поддерживал их – Мариша не любит говорить об этом всерьез, предпочитает отшучиваться. Но я не такая. Я совершенно не самодостаточная, мне нужен человек, с которым я становлюсь собой. Потому что я должна любить, я должна ухаживать, я должна заботиться. Конечно, я забочусь о своих котах, и они этим беззастенчиво пользуются. Но это все-таки немножко другое.

– Вы верите в Бога?

Я спросила, потому что женщина замолчала и так сидела некоторое время, как будто забыв о моем существовании.

– Нет. То есть… иногда верю. А что? – Она вскинула на меня глаза. – Саша не верит.

Саша… Слишком много в моей душе связано с этим именем. Как странно параллельно порой складываются судьбы.

– Почему вы спрашиваете?

– У Бога иногда есть ответы на те наши вопросы, на которые у человека их нет.

Женщина отмахнулась:

– Нет. Я так не хочу. Саша говорит, что это рабство. Что мы родились свободными и свободными умрем. А зависимыми нас делает жизнь. Любовь, религия, наши увлечения, даже дети.

У меня что-то стукнуло внутри.

– Часто он так говорит?

– Что?

– Нет, ничего, продолжайте.

Чем дольше она говорила, тем сильнее стучало мое сердце. Я даже перестала слушать ее на некоторое время и потом просто заставила себя вслушиваться. Может ли быть такое совпадение? Надо спросить, как ее зовут. По нашим правилам человек может написать любое имя, когда приходит – настоящее или нет. Я не знаю, как она записалась у Юлечки. Кажется, в прошлый раз она представилась Татьяной, причем как-то неуверенно. Неужели это его жена? Я как будто выспрашивала ее… Но она же сама сюда пришла, тоже не зная, кто я. Но ведь и я ничего не знала… Я и сейчас не знаю. Я только могу догадываться. Если она – Вика… Если, конечно, он назвал мне ее настоящее имя… А мог не назвать? Не знаю… Я уже ничего не знаю, ни в чем не уверена…