– Если бы я знал, – выдохнул Котик. – Не помню… почти ничего. Очнулся однажды голым на помойке. Встал, отряхнулся, пошел… часто снится странное. Снится лед. Много льда. Я падаю в черную… воду-у-у. Я падаю, плыву подо льдом, задыхаюсь, так страшно. Небо над головой сквозь лед – серррое, серррое… Ммммм… И я… Пррросыпаюсь. Такое чувство, будто просыпаюсь мертвым, понимаешь? Страшно.

Просыпаюсь мертвым. Как точно сказано… Тайтингиль усмехнулся. Он просыпался мертвым. Было.

– Забвение. Оно страшно, орк, страшно, я был в нем, я его касался. Это страшнее всего в Эале, забвение… Когда вроде бы остаешься собой, но… но… – Голос эльфа сорвался, затих. – А меня? Ты помнишь меня? – спросил после паузы.

Орк заулыбался смущенно.

– Забудешь тебя…

…Это были одни из самых страшных болот в Эале. Великая битва отгремела совсем недавно, и эльф, раненный отравленными дротиками южан, потерявший коня, пробирался по вонючим кочкам. Бросить меч – нет, нельзя, это все равно что бросить в пучину гнилой жадной воды самого себя. Кровь заливала тело под доспехами; свои ушли стороной, сквозь тину в лицо Тайтингиля смотрели бледные лица утопленников и мертвецов прежних битв, и вокруг плясали болотные огни.

Силы истощились; витязь отыскал кочку повыше и пал, накрытый коричневым плащом, шитым золотыми цветками, пал ничком в сырые мхи, вытянув вперед руку с мечом.

Эльф редко так глубоко уходил в небытие, снова в Чертоги Забвения; разрубленное оплечье сочилось почерневшей кровью. Мысленно Тайтингиль пел прощальную песню, сокрушаясь, что все случилось так глупо и странно. Никто не ждал битвы здесь, у болот; небольшой отряд эльфов оказался рассеян и уничтожен.

Но…

Руки, теплые руки.

Мягко отобрали меч, воздели куда-то наверх.

Шкура.

Пальцы завозились в застежках доспехов, снимая их – правильно, правильно.

Горячий отвар с едким, жгучим вкусом полился на рану, пересекающую плечо и половину груди. На губы. Едкий, но в нем не было яда, а была иная целительная сила, не та, что использовалась эльфами. Сила слез скал, мумие; сила полыни и горькой смолы, но – сила.

Тайтингиль очнулся нагим – только его собственный плащ накрывал бедра. Небольшая сухая полянка вблизи скал и болот – слышны крики выпей и запах сырости; костер. На костре котелок.

Доспехи и меч. Все тут, хотя и порубленное.

Приподнялся.

Потрошитель Азар деловито поправлял костер. Коротко глянул на эльфа.

– Тебе бы оруженосца, светлейший. Что же ты так, мордой в болото…

– Лицом, – трудно выговорил эльф. – Морда у тебя, предводитель орков. У меня – лицо.

Рубчатый, грубо и неровно подживший от орочьего лечения шрам пересекал плечо и половину груди, достигая светлого, еле заметного соска. И звездчатые шрамы от дротиков, на близком расстоянии пробивших-таки тонкую металлическую чешую доспехов.

– И… я не беру оруженосцев. – Эльф закашлялся, и орк, легко встав, протянул ему плошку, грубо сработанную из дерева, – с чистой водой. Пригодной даже для эльфа.

– Напрасно, напрррасно же, – как-то иронично буркнул Азар, – вот сейчас пригодился бы тебе… оруженосец.

– Чего ты хочешь? Выкупа? Сражения?

– Ничего не хочу, – решительно ответил орк. – Как сможешь встать, иди. Ты ничего не должен мне. Вот, хотел посмотреть на эльфа… вблизи. Так ли вы похожи на девушек, как говорят.

На секунду внутри у Тайтингиля все дрогнуло в ужасном подозрении – подозрении осквернения, позора, необратимости. Орки, и Азар в том числе, видели достаточно эльфов вблизи. И могли оценить… похожесть на девушек.

Орк глянул в искаженное лицо витязя и расхохотался:

– Ради одного этого мига тебя стоило подобрать, цветок Нолдорина, золотой сокол… Ты напуган. Да. Не переживай.

Орк ушел, когда убедился, что эльф способен вскипятить себе воду. Принес напоследок какую-то жирную болотную птицу, кинул у костра, вскочил на боевого волка и унесся.

Тайтингиль так и не нашел слов – благодарности, долга; так и не определил, что же это было.

– Я, – сказал орк Дима Котов, – сейчас только понял, уже человеческими мозгами. Их как-то побольше, – заулыбался, сияя на эльфа прозрачными голубыми глазами на загорелом лице; улыбка была обескураживающей. – Видимо, я всегда хотел быть… эльфом. Смешно, да? Орк – эльфом. Поэтому и громил ваших так ожесточенно, что не мог. Поэтому и спас тебя тогда. Это был единственный раз, когда по-доброму говорил – с вашими… Поэтому в здешнем мире мне вот так… отдало. Я миррный, миррный тут, такой миррный, хоррроший. – Он явно замурчал, улыбка стала шире. – Я не касаюсь оружия, даже не хочется. И люди – они идут ко мне, тянутся, а не страшатся и не бегут. Я… желанен. Я Котик, блин. Котик. С восемью жизнями.

– Не девятью? – нахмурился Тайтингиль.

– Одну… я уже потерял.

– Тебя приняла эта складка Эалы? – медленно спросил эльф. – Ее земля, ее воздух?

Орк выдохнул.

– Я… пррривык. К воздуху – горькому. Воде – едкой. Звукам – резким. Главное – что жив снова. Главное.

– Я не могу, – сказал Тайтингиль. – Мне нужно найти путь для эльфов, спасти свой народ. От забвения. На это мало времени. Каждый шаг по этой земле дается мне с трудом. Я хочу исполнить свою миссию… и затем покинуть это место. Ты… можешь со мной.

– Как ты собираешься покидать мир? Я никуда отсюда не хочу, я прижи-ился, – мяукнул Котик. – Опять в битвы, в кровь опять, в грррязь? Не-ет, не хочу-у…

Эльф смотрел – он и правда прижился, этот орк. Рулил бесконной повозкой, в которой жужжала и шкворчала назойливая местная музыка, потряхивал своей хитро плетенной гривкой в такт звукам, взглядывал на карманное волшебное зеркало и, пользуясь остановками, стучал пальцами в гладкое стекло, выбивая бесчисленные послания кому-то неведомому.

«Амарок» споро рыскал дворами; вот и дом – ограда, перегородка на въезде, все как у Ирмы. Но это не Ирмино жилье.

– Ты привез меня к себе?

– Ну м-мало ли что, – мяукнул парень, – м-мало ли. Зачем Иррме выносить из дома тррруп и оттирать кррровь? Давай лучше у меня. Звукоизоляция. Любые вопросы, светлейший. Любые, какие захочешь задать. Какие… захочешь.

Тайтингиль на секунду уставился на Котова – он уловил подтекст, но не понял, что подразумевал орк. Двусмысленность, скользкая и острая, как тело и клычки змеи; ловушка? Западня? Впрочем, не ему бояться орков, даже безоружному; эльф покинул салон белой машины с волчьим именем и последовал за помятым Котовым мимо стойки консьержа, сидящего прямо и внимательно, как сыч на суку – там, на гнилых болотах…

– Я чувствую, этот город опутан темными нитями разных сил, – говорил витязь, перешагивая порог квартиры. Если бы он мог судить, то решил бы, что Котов устроился просторнее, стильнее и дороже Ирмы. Прижился, да, прижился. – Таких мрачных, таких странных, что порой мне кажется невероятным, что люди во власти черных сетей еще сохраняют какой-то свет в душе. Теперь я понял, что именно неладно. В этом городе кроется паук. Паук, которого нужно убить. Паук, прошедший грань миров, как это сделали я и ты. Дверги принесли мне доказательства. Паутину. Я посмотрел и увидел огромную опасность. Странную опасность, словно разлитую в отражениях прошлого, нынешнего и будущего…

Котов, кинувший ключи и айфон на тумбочку у зеркала, выполненную из темного дерева малазийскими мастерами, быстро снявший кроссовки и ринувшийся было в глубь квартиры, остановился. Уставился на златого витязя прозрачными, сияющими глазами с бледно-голубой радужкой.

– Я… мне так хорррошо тут. Ох, светлейший, может, обойдемся без дрррак, без дрррак? Да, тут едко и странно, но… Я же умер – там. Знаешь, как хочется жить, когда ты умер?

– Знаю, – жестко ответил эльф. – Я – знаю.

Орк опустил взгляд.

– Ну… до тебя я не рисковал вспоминать… светлейший. Старррался все воспоминания о том… мире… о той жизни уничто-о-ожить… Мне совсем недурно здесь. А ты-ы…

Тайтингиль молча рванул пуговицы жилета, потянул с плеча сорочку, едва не выдирая пуговицы из легкого поплина вместе с мясом.

Орк уставился на тонкий белый шрам, едва заметный, пересекающий плечо и спускающийся на грудь, к соску. Потянул руку и провел кончиками пальцев.

– Вот же, а… вот же… значит… это в самом деле ты-ы… и это было.

Болота, славные гнилые болота, куда так удобно загонять врага. Огни, трупы, гниль; спутанные следы. Громадный боевой волк не любил бегать по мокрому и огрызался. Но находка стоила неудобств – сам златой нолдоринский сокол, непобедимый, неповторимый Тайтингиль; волосы вразлет, потемнели от ядовитой влаги; тело укрыто плащом.

Орк не мог признаться себе, зачем он это делает.

Зачем он делает это, возясь с полутрупом – но вспоминал летящий на белоснежном коне силуэт, взмывающий над битвой; плащ волос по ветру, за спиной бьется коричневая парча, шитая златом; в руке свистит набитый рунами и цветами клинок, уничтожая его подданных.

Орков.

А теперь он, великий Потрошитель Азар, гроза эльфов, гордость Морума, бережно снимает доспехи, омывает тонкое сильное тело от ядовитой, вспененной крови, глубоко, тщательно вылизывает раны – самое надежное лечение, самое, пока эльф еще не очнулся.

Трогает, исцеляет.

Он, убийца.

Он бережно свернул в жгут длинные золотые волосы эльфа и отжал от болотной воды. Волосы, к которым, как гласила легенда, Тайтингиль не давал прикасаться даже девам.

Азар не думал ни о чем. Просто помогал. Эльфу. Он же будет благодарен?

Эльф, быть которым он мечтал всегда.

И большой кровью мстил, не уставая, за то, что – не таков. И не станет.

Потом, позже, эльф провожал его взором, полным недоуменной боли и гордыни.

Эльф так и не произнес слов благодарности.

– Было, – сказал витязь, убирая от себя чужие руки и возвращая сорочку на место. – Это было, Потрошитель Азар, вождь воинства орков, слуга Карахорта… всегда мечтавший стать эльфом и живущий теперь в иной складке Эалы в человеческом облике. Было. Ты спас мне жизнь, мне, эльфу, и мне нечего было сказать тебе тогда. Я не был готов признать, что обязан тебе жизнью.

Котик следил за руками Тайтингиля жадно, как будто тот укрывал рубашкой как минимум гору злата, а не свое собственное тело.

– Я думал, у эльфов не остается шрамов…

– После орочьего лечения? Остался вот, – усмехнулся витязь. – Это не важно, предводитель Азар. Дима Котов. Ты ушел оттуда, ты теперь здесь. И я – здесь. И я должен тебе.

Котов помотал головой.

– Спасибо, – сказал Тайтингиль, глядя прямо в глаза Котика.

Мужчины стояли близко, и воздух накалился и звенел.

– Спасибо тебе, Потрошитель Азар. Ты спас мне жизнь. И теперь я понял, что вело тебя.

Перерожденный орк прищурил яркие глаза.

– А знаешь? Пусть оно и дальше ведет.

– Что? – Тайтингиль оторопел.

Котик улыбнулся и выговорил:

– Я хочу встать подле тебя оруженосцем, эльф. И я пойду за тобой – туда, куда тебя понесет, нолдоринский сокол, витязь Золотой Розы. На болота, на Пустоши Морума, к чертям собачьим. Я тоже хочу туда-а-а. С тобой. Это же… прррикольно. С эльфом. Я всегда хотел.

– Я не пойду на Пустоши, – ответил Тайтингиль. – Сейчас мне нужно покончить с чудовищем. Моя задача больше и сложнее, найти путь спасения для эльфов. Я собираюсь шагнуть к звездам, за пределы Эалы. Я собираюсь… в космос. Желаешь пойти со мной?

Орк почесал дреды.

– В космос… В космос… Ну круто же, а! – Голубые глаза снова засияли колко и озорно. – С эльфом, в космос.

– Устраивает? – Эльф протянул узкую ладонь.

Дима Котов с готовностью сжал сильные жилистые пальцы в своей мягкой лапище.

– Что тут может не устррроить? Девчонки там опять же какие-нибудь… зеленокожие! Ну псих ты, как есть – даже кррруче, чем я сам! По рукам!