…Вечером этого дня она не находила себе места – из головы не шли злополучные булочки. «Ведь про булочки он тогда пошутил, так зачем же сейчас спрашивает?! С другой стороны, может, действительно испечь?!» Аня ворочалась под тяжелой рукой уснувшего Максима и совершенно серьезно решала проблему булочек. Утром же она, даже не помыв посуду после завтрака, поехала в магазин за мукой, яйцами и повидлом. Булочки так булочки! Ей не трудно – все равно целыми днями она ничего почти не делает. Правда, был еще Максим, которого вполне можно побаловать необычным ужином или приготовить ему торт. Но Ане почему-то этого не хотелось. «Лучше бы ты…», «Когда пользуешься этим комбайном…», «Тесто надо было сделать песочное!» – Максим обязательно скажет что-то подобное, от чего настроение у Ани испортится. У него не появится изумление на лице при виде свежевыпеченного пирога, он не будет есть с аппетитом, он даже не задаст вежливый вопрос об ингредиентах. От мастера Олега фейерверка эмоций тоже ждать не приходилось, но почему-то Ане было приятно видеть этого мужчину, уплетающего ее стряпню. И его лаконичные замечания ее трогали больше, чем цветистые комплименты Максима.

Тесто категорически не хотело подниматься. Аня его подбадривала возгласами: «В тебе же столько дрожжей, чего ж еще надо?!» и «Ну, давай, давай!», однако квашня оставалась бежевой глянцевой кашкой без всяких признаков пузырей и пузырьков. Уже поджарились котлеты, уже стояли тарелки и лежали приборы, а булочками в кухне даже не пахло. Только кисло пахло дрожжами. «Черт с ним, с этим тестом, булочки сделаю завтра. Может, получатся!» – подумала Аня, яростно втискивая большую миску с квашней в холодильник.

– Тестом пахнет! – На пороге стоял умытый Олег.

– Пахнет, но булочек вам не будет.

– Все мужу отвезете? – задав этот вопрос, мастер преспокойно отправил в рот половину котлеты.

Аня в который раз растерялась, хотя в самом вопросе не было ничего неожиданного. Только вот как ответить на вопрос и что в ответе должно быть главным – то, что булочки она не испекла, или то, что у нее нет мужа. Или то, что у нее есть молодой человек, почти муж, и если бы она испекла булочки, то обязательно бы ему отвезла… Мысли Ани спутались, как путаются нитки, потерявшие из виду клубок.

– Тесто не подошло, – наконец произнесла она.

– Но муж есть? – спросил мастер и отправил другую половину котлеты в рот.

– Муж будет, летом…

– То есть сейчас мужа нет? – уточнил мастер.

– Странные у вас вопросы, знаете ли. К плитке, которую вы сейчас кладете, они не имеют никакого отношения. Я ведь могу и рассердиться! – Аня возмущенно посмотрела на Олега.

– К плитке вопрос имеет наипрямейшее отношение: если бы она ему была нужна, он хоть раз бы на нее посмотрел. А сердиться можете сколько угодно – никуда не денетесь. Я в определенном смысле незаменим. – Мастер встал из-за стола, слегка наклонился в знак благодарности и добавил: – В котлеты можно добавить чуть капусты. Сочнее получается.

С этими словами он вышел из кухни.

Обескураженная, Аня машинально попробовала котлету…

Шел день за днем, и Аня Спиридонова стала привыкать к этим забавным будням. Раннее утро, поздний вечер, а также ночи пролетали быстро, поскольку главным вдруг оказалось то, что происходило днем в ее квартире. «Ванная комната – это вам не шутки! Тут должно быть все сделано на совесть, за всеми работами надо проследить!» – убеждала себя Аня, тщательно подкрашивая глаза перед тем, как отправиться к себе на квартиру. Приехав же, она здоровалась с Олегом, перебрасывалась с ним парой слов – Аня научилась общаться в той же манере, а потому больше не чувствовала себя уязвленной.

– Добрый день, в два часа – плов, – произносила она, не задерживаясь у ванной.

Пока Олег трудился, она вовсю старалась на кухне. Новая скатерть, красивые тарелки, закуски в маленьких плошечках… Аня сновала от холодильника к плите, от плиты к шкафам и столам. Ей хотелось быстро закончить все дела и сесть за стол вместе с мастером – разговоры за обедом были остроумные и весьма познавательные.

Она так однажды завертелась, что ровно в два часа неожиданно для себя прокричала:

– Олег, бросай все, давай обедать!

И только сказав это, Аня наконец поняла, что происходит в стенах ее квартиры.

Будучи умной и наблюдательной, Аня искренне полагала, что грехопадение случается в момент, когда человек начинает сравнивать. По утрам, наблюдая за Максимом, она отмечала то, что видела раньше, но в силу отсутствия возможности и желания сопоставить, не вызывало у нее неприятия. Теперь же будущий муж казался наполненным мелкой суетой, которая пряталась под его дорогим серым костюмом. Дело было не только в манере Максима видеть и слышать абсолютно все и успевать на эти раздражители реагировать, дело было в его нежелании (или неспособности) видеть вещи значительные.

«Он всегда подметит мелкий недочет, но не похвалит в целом, – размышляла Аня. – Это касалось и моей работы, и моих увлечений, и стряпни, и желания украсить его дом. Что же касается последнего – это, похоже, вообще закрытая территория. Ни один предмет нельзя тронуть, чтобы не услышать: «Пусть там лежит!» И как я раньше послушно отдергивала руки?..»

Аня понимала, что подобные вещи она покладисто и снисходительно относила на счет присущей всем мужчинам вредности и консервативности. Но, как выяснилось, не все мужчины такие… От вечных одергиваний она уставала и существовала рядом с Максимом, стараясь ничего не трогать, не задавать неудобные вопросы, не переставлять книги и не экспериментировать на кухне. Их с Максимом «ночные отношения» оставались такими же неинтересными и ленивыми, как будто прожили они долгую жизнь, и эта жизнь, с накопившейся усталостью и раздражением, разъела то пусть не страстное, но милое и уютное интимное супружество, которое было поначалу. А ведь у них с Максимом сейчас и есть это самое «поначалу»… Что же тогда будет дальше?

Каждый вечер, возвращаясь к Максиму домой, Аня все чаще и чаще задавалась вопросом: что же она здесь делает? Переезжала она на время ремонта, но Максим, наложив тяжелую «начальственную» руку на ее планы, уже делал вид, что поселилась у него Аня навсегда и что любая попытка к самостоятельности им будет расцениваться как попытка измены или даже измена. Приезжая к себе, она сначала невольно, а потом и сознательно сравнивала двух мужчин. Оба были симпатичными, неглупыми, работящими. Оба нравились женщинам и понимали, что нравятся, – это было видно по их поведению. Разница заключалась, как казалось Ане, в отношении к жизни, а соответственно к окружающим людям. Впрочем, Олега она знала совсем немного – дней десять, ибо ремонт ванной комнаты таинственным образом затянулся, но за эти десять дней она могла точно распознать те самые отличия, которые заставляли ее проводить в своей квартире все больше и больше времени. От Олега, вместе с пряным запахом его туалетной воды, исходил дух авантюризма. Ане иногда казалось, что в каком-нибудь шестнадцатом веке Олег мог вполне пуститься в рискованное плавание, а потерпев крушение и будучи выброшенным на берег, вполне комфортно обустроить свою жизнь. К его явной авантюрности примешивались земной здравый смысл и гармоничная обстоятельность. Та самая, которая позволяет начинать жизнь заново с любой точки отсчета. Начинать без сожалений, полноценно, полнокровно, не рефлексируя. Аня в этот ее непростой период, когда прошлое еще не подверглось анализу, а о будущем не хочется задумываться, чувствовала себя очень комфортно рядом с человеком неторопливым и не обремененным беспокойством. Предсвадебная суета, развернутая Максимом, доводила ее до головной боли.

– Еще очень много времени, не спеши, еще успеем, – твердила она в ответ на ежевечерние вопросы Максима о ресторанах, свадебном путешествии, отелях. Ей было бы приятнее, если бы он делился с ней рабочими проблемами, советовался, рассказывал о каких-то интересных людях. Иногда ей даже казалось, что она ведет себя как парень, который женится не по своей воле, а потому имеет полное право капризничать, ломаться и проявлять явное равнодушие к нелюбимой невесте и ее предсвадебным хлопотам. Представив себя этим парнем, Аня порой даже хихикала.

Однако Максим, как бы предваряя все возможные расспросы о работе и жизни, коротко бросал, возвращаясь домой:

– На службе, как всегда, тоска, давай-ка поговорим о главном! Я хочу, чтобы все было как положено, чтобы мы с тобой, зая, потом это вспоминали и не корчились в судорогах от неловкости! И потом, Анюта, я тебя все-таки люблю!

От этого «все-таки люблю» девушку передергивало – она в адрес Максима просто никак не могла такое произнести. Да, к Максиму она относилась с пониманием и даже с теплотой, но совместное проживание обнажило скрытые до сих пор несоответствия. И ей казалось, что Максим то ли нарочно их не замечает, то ли считает, что они несущественны.

Внимая обстоятельным рассказам о том, как они должны и как они будут жить после свадьбы, Аня приходила к выводу, что проблема не в Максиме, а в ней, жившей размеренной, строго соответствующей планам жизнью, начиная лет с пятнадцати. Уже тогда были поставлены цели и все силы были брошены на решение задач, позволявших эти цели достичь. Школа, академия, работа, еще одна работа, карьерный рост и жажда успеха – рамки, в которые она себя втиснула, не оставляли места для душевной свободы. Поэтому Аня не позволяла себе осуждать планы Максима, старалась не обижаться на мелочность и скуку той жизни, которую предлагал ей Максим. Неожиданная свобода, личное, никому не принадлежащее время и неожиданная, вполне невинная, двойная жизнь, настигшие ее сейчас, заставили Аню серьезно задуматься о будущем. «Хочу ли я этой свадьбы, а самое главное, нужна ли мне жизнь, которую предлагает Максим?» – по сто раз на дню задавала себе девушка этот вопрос.

День за днем мастер Олег исправно проводил в работах, а плитки на полу и стенах в ванной почему-то не прибавлялись. Аня по-прежнему особо Олегу не докучала – ей не хотелось смущать мастера. Но однажды она приехала рано утром, внимательно осмотрела ванную и поняла, что работы, видимо, специально затягиваются. Аня с облегчением вздохнула – меньше всего ей хотелось лишаться сейчас этих нескольких часов, когда она с удовольствием изобретала что-то кулинарное, потом они с Олегом садились обедать и вели разговоры о вещах незначительных, но приятных. Аня ловила себя на мысли, что она готова собственноручно отодрать то, что уже было сделано, лишь бы задержать мастера в своей квартире.

– Вы опередили меня, – за ее спиной раздался возглас.

– Я не специально, так получилось, – в сильном смущении попыталась оправдаться Аня.

– А я думал, что решили проверить качество работы.

– Работа хорошая, я уже видела. Правда…

– Вам надо, чтобы я срочно закончил работу? – Олег в упор посмотрел на нее.

Аня совсем смешалась.

– Вроде бы и нет… – с трудом пробормотала она.

– Что касается меня, я вообще не хочу спешить…

Аня удивленно взглянула на Олега и почувствовала, что краснеет…

– Вы отлично готовите, никто не кормил меня так вкусно, как вы! – мастер как ни в чем не бывало прошел в ванную. И прикрыл за собой дверь, чтобы переодеться.

Аня, которую распирала злость, широким шагом направилась на кухню. Она собиралась тушить говядину.

Ровно в два часа девушка уселась за стол, но звать Олега не стала – утренняя сцена, полная двусмысленности, задела ее. Хорошо, что она ничем себя не выдала…

Мастер вошел в кухню в половине третьего:

– Дело идет к концу – на днях будем есть индейку, – коротко сообщил он.

– Там же еще полно плитки! – ахнула Аня.

– Там работы на один день, если не заниматься саботажем. – Мастер невозмутимо грыз веточку укропа.

– А до этого вы занимались саботажем?

– Да, в определенный момент мне показалось, что вас это устраивает…

Аня промолчала. Что она успела узнать об этом молодом человеке? Что у него нет родных. Никаких родственников – ни близких, ни далеких. Живет он один в квартире, которая досталась ему от какой-то двоюродной тетки, которую он никогда не видел, а она не видела его. Но в завещании почему-то указала Олега. Аня узнала, что он учился в обычном интернате, потом, на удивление всем, поступил в Институт стали и сплавов, что два года проработал в компании, занимающейся экспортом-импортом всего чего можно, включая металлы. Ушел он оттуда, потому что стало скучно, да и дела этой компании пошли хуже. «Вы знаете, я предпочитаю рвать сразу, – признался Ане Олег во время одного из разговоров. – А цепляться за привычное, тянуть из последних сил, рассчитывая на непонятно чью милость – то ли начальства, то ли природы, то ли судьбы, – нет, это не для меня. Я ушел в никуда, а выиграл гораздо больше, чем те, которые остались и продолжали тешить себя надеждой на мнимую стабильность».

«А чем вы занимались потом? После того, как уволились из этой компании?» – спросила Аня тогда. «Уроки физики давал будущим абитуриентам. Кинул клич по знакомым, они по своим знакомым, – без особого хвастовства, но и без стеснения принялся рассказывать Олег. – У меня было несколько учеников – это отлично меня кормило. И к тому же не давало забыть то, чему учили в институте, – а я ведь окончил его с красным дипломом. Да еще у меня оставалось свободное время… Был момент, когда я серьезно собирался в аспирантуру пойти – захотелось поучиться. Это ведь мы тогда не ценили эти возможности». Аня хотела не согласиться с Олегом – учиться она любила, и для нее учеба была как взятая высота для прыгуна с шестом – свидетельством успеха. Но, поразмыслив, она согласилась с Олегом: учеба, о которой говорил он, – учеба, как научная работа, учеба, как исследование, учеба не как приобретение дорогостоящих навыков, а как самообразование и постижение чего-то неизведанного – эта учеба сейчас может рассматриваться как роскошь. Она, Аня, училась за деньги и для денег, результаты ее учебы были ею же монетизированы, а сам процесс настолько интенсивен, что для радости познания места не оставалось.

…И вот теперь даже этих славных разговоров она могла лишиться. Ужин с индейкой – и до свидания.

За окном шумел голыми ветками все тот же обрубок тополя. Желтые листья, словно лохмотья облупившейся краски, усеяли газон, а звуки старенькой фабрики стали пронзительно явственными в холодном гулком воздухе ноября. Аня открыла глаза, когда еще небо было предрассветно серым. Несмотря на ранний час, город за стенами уже ожил. И что-то неправильное было в том, что они никуда не спешат, в том, что сегодня у них нет никаких дел, кроме любви, трогательных объяснений и разговоров, начинающихся со слов «А помнишь…». Весь город уже хлопал дверьми, дверцами, калитками, а они преспокойно лежали на новом широком диване, обнявшиеся и никуда не торопившиеся. Они выпали из этого мира, и оба ничуть об этом не жалели.

– Зачем ты так рано проснулась? – не поворачиваясь лицом к Ане, спросил Олег.

– Не знаю. Проснулась, и все.

– Сейчас я тебя обниму, и ты опять заснешь.

– Обними, только спать я не буду. Не хочу. Мне так хорошо лежать и просто думать, просто смотреть – на то, что я уже давно видела и давно знаю. Но сейчас эти знакомые вещи совсем другие… – уютно шептала Аня в спину Олегу.

– Они – те же. Это ты другая. – Олег наконец повернулся к Ане: – Скажи, ты думаешь о нем?

– О нем – это о Максиме?

– Да.

– Нет, я не думаю о нем. Я думаю о себе.

– И что же ты надумала?

– Что я подлая и неблагодарная, но честная и смелая.

– Согласен.

– Ты даже не удивлен подобной характеристикой?

– Не удивлен. Она верная и точная.

– Ты считаешь, что я сделала все правильно?

– Я считаю, что ты должна была так сделать. Ты сделала это вовремя.

– Да, после свадьбы это было бы совсем нехорошо…

– Нехорошо. Только вот вопрос: почему ты обо этом все время думаешь?

– Алло, привет!

– Привет!

– Ты когда дома будешь?

– Скоро, а что ты хотел?

– Я освободился пораньше и сижу жду тебя неподалеку, в кафе.

– Что-то случилось?

– Нет. Я просто жду тебя.

– Тогда я бегу.

– Осторожней!

– Постараюсь.

– А вот и я! Ой, помадой тебя испачкала!

– Вот и хорошо. Теперь не буду умываться, сохраню эту метку на всю жизнь!

– Нет, ты уж лучше умывайся, а я тебя буду чаще целовать!

– Насколько чаще?

– Намного чаще!

– И не надоест?!

– Мне кажется, что нет, не надоест.

– Вот и отлично! Тогда я могу сделать тебе предложение.

– Какое?

– Я предлагаю тебе целовать меня всю оставшуюся жизнь. Прежде чем ответить, подумай – этот срок весьма велик!

– Подумала. Согласна.

– Привет!

– Привет!

– Что делаешь?

– Работаю. Видишь ли, в это время суток работает большинство людей наших широт.

– Я тебе помешала?

– Да.

– …

– Я слушаю тебя. Ты мне помешала, но я тебя слушаю.

– Я просто так позвонила.

– И я тебя люблю.

– Почему ты так долго не отвечал?

– Как долго? Несколько секунд – у меня руки мокрые были.

– А ты где?

– На работе, уже закончил, скоро домой буду выезжать.

– Да? хорошо.

– Тогда пока? До встречи?

– Нет, а все-таки почему так долго не отвечал?

– Этот вопрос я не хочу обсуждать вот так, на ходу.

– Олег, не будь ребенком! Нельзя жить на две квартиры, это тяжело, неудобно и противоестественно для людей, которые собираются пожениться.

– Согласен. Поэтому и удивляюсь, что ты до сих пор не переехала ко мне.

– Я не хочу жить в твоей квартире. Я привыкла к своей. И она удобнее для семейной жизни.

– Я же считаю с точностью до наоборот. К тому же мужчина должен привести женщину к себе в дом.

– Это так принципиально?

– Для меня – да. Извини, но вряд ли мы договоримся в этом вопросе.

– А что делать с моей?

– Сдавай и трать эти деньги на себя. Или откладывай.

– О господи! Как же тяжело! Мне не хочется сдавать квартиру. Там только что сделан ремонт, я с таким удовольствием занималась им, я душу вложила. Ты же знаешь! И представь, что здесь будут жить чужие люди!

– Понимаю. Но…

– Слушай, у меня идея…

– Не получится.

– Мы до свадьбы будем жить порознь. Будем встречаться – или у меня, или у тебя, неважно. Но окончательно решим этот вопрос после всех торжеств.

– Странное предложение.

– Олег, оно, учитывая нашу принципиальность, единственно правильное. После свадьбы мы бросим жребий. И как он нам подскажет, так и поступим. В конце концов, мы имеем право положиться на случай. Так никому не будет обидно.

– Не знаю, я не уверен…

– А я прямо чувствую, что поступить надо именно так. Охота тебе иметь дело с женой, которая затаила на тебя обиду?

– Мне пора ехать к себе. Завтра тяжелый день. Вернее, длинный. Он не тяжелый, он хлопотный и длинный. Завтра я стану Анной Сомовой. Красиво звучит, да?

– Мне нравится.

– Мне тоже. Обними меня, и давай укроемся пледом. Вечер холодный, и небо нахмурилось. Хоть бы дождя не было. Вот тебе и июнь!

– Июнь как июнь. Завтра все пройдет хорошо. Не волнуйся.

– Я не волнуюсь. Я беспокоюсь. Почему-то страшно. Вроде все как обычно – мы вместе, только завтра немного хлопот, немного шума, немного родственников и друзей. А мне страшно!

– Мне тоже. В определенном смысле.

– Это в каком же?

– Твоя мама…

– А, это да, мама сурова. Но ты не бойся, она к нам будет редко приезжать. Я ее хорошо знаю…

– Надеюсь.

– Перестань шутить!

– Я не шучу. Я просто надеюсь, что ты не дашь меня в обиду.

– Глупый ты. Я тебя люблю.

– Я тебя тоже. Хотя и звучит это мелодраматично.

– Ничего страшного. Мелодрама не самый плохой жанр. Трагедия – гораздо хуже. Мне пора ехать.

– А если я тебя не отпущу?

– Тогда сочетаться браком я буду в старых джинсах и твоей футболке.

– А что? Весьма креативно…

До старой мужской футболки дело не дошло. Лежа на своем диванчике и рассматривая платье, висевшее на зацепившихся за дверцу шкафа плечиках, Аня думала о том, что если бы она послушалась маму, то наблюдала бы сейчас нечто, похожее на белковый омлет с листочками укропа.

– Аня, ты посмотри, какая прелесть! Это же просто платье Скарлетт О’Хары! – Варвара Сергеевна застыла перед манекеном.

Они с дочерью зашли в один из тех магазинов, витрина которого была сплошной символизм и лаконизм, а полупустой торговый зал напоминал о масштабном ограблении. Два-три платья на вешалках намекали на эксклюзивность товара.

– А размеры все есть? – по привычке спросила Варвара Сергеевна.

– Что вы? – возмутилась продавщица в строгом черном костюме. – У нас каждое платье в единственном экземпляре! Это же не универмаг! Это – бутик!

Варвару Сергеевну смутить было сложно:

– И что? Как можно завезти ОДНО платье?!

– Это торговая политика известного модного дома, который мы представляем. Извините, что не смогли вам помочь!

Аня тем временем смотрела на платье, которым восхитилась мама, и думала: «Ой нет! Это не мое! Мне по душе простота и скромность…»

– Скажите, а на меня можно подобрать не платье, а, например, костюм? – обратилась она к продавщице, чтобы мама перестала глумиться над женщиной, находящейся на службе.

– На вас – можно! У вас фигура манекенщицы! – обрадованная тем, что может сменить занятие и без конфликта избавиться от самоуверенной матроны, продавщица улыбнулась и исчезла за дверью служебного помещения.