Новой столице расти и расти

Колыбель нового града

Именно так определяли когда-то эту столичную местность старинные авторы в своих сочинениях о Петербурге – в частности, Александр Башуцкий в известной своей «Панораме С.-Петербурга», опубликованной в 1834 году.

«Колыбель Петербурга». «Зерно, от которого город пустил ростки во все стороны».

Да, город наш зарождался, начинался здесь – на Городском, на Петербургском острове, на Петербургской стороне, от Петропавловской крепости – во всем своем многообразии и богатстве.

Да вот судите сами. Первое жилище Петра, его бревенчатый домик был построен в 1703 году неподалеку от строящейся крепости. После крепостной, Петропавловской, первая городская церковь в 1710 году появилась на Троицкой площади, которая потом и имя свое получила от этой самой Свято-Троицкой церкви. Кстати сказать, прежде других в столице Троицкая площадь была вымощена камнем…

Разумеется, по соседству с царем стали селиться и кое-кто из его вельмож… Их палаты тоже пригодились новорожденной столице. Так в доме петровского дипломата Петра Шафирова, говорят, происходило самое первое заседание учреждаемой в России Академии наук. В шафировском же доме поначалу хранились и коллекции знаменитой Кунсткамеры.

А дом Романа Брюса, первого обер-коменданта столицы, после его смерти в 1720 году, занял Синод. Что же касается Сената, то он «присудствующее свое место» имел непосредственно в крепости.

В крепости, утверждают, обрела существование и первая петербургская аптека.

Близ Кронверка в 1706 году развернулся первый столичный рынок – обжорный и толкучий. Еще раньше, в 1705 году выстроили на площади, со стороны нынешнего Александровского парка, первый Гостиный двор. Он был деревянный и сгорел через пять лет в пожаре, после чего был заменен мазанковым, в два этажа. А позади Гостиного двора появилась в 1711 году первая столичная типография. И первые постоялые дворы – для приезжих попроще, и первая гостиница – Фартерная изба, для гостей рангом выше, и даже первый трактир – «Австерия», тоже возникли именно в этой «колыбельной» местности…

Как видите, слово «первый» употреблено мною многократно. Известно, что по первоначальному замыслу Петра Городской остров должен был стать центром новой столицы. Но жизнь очень часто переворачивает наши планы.

«Петербургский остров, некогда центр жизни и деятельности, – с печалью признавал Башуцкий, – ныне постоянное жилище беднейших…»

И в 1862 году вторил ему Михайлов в журнале «Северное сияние»: – «Несмотря на то, что основание столицы… возникло сперва на Петербургском острове, он в продолжение сташестидесятилетнего периода только все отставал от прочих частей города и, представляя когда-то С а н к т – П е-т е р б у р г, мало-помалу усвоил себе потом второстепенное название Петербургская сторона».

Увы – «прежняя колыбель столицы ныне почему-то считается ее окраиною»… Да, вот так оно вышло: зерно, дав ростки, на том свою роль будто бы и закончило. Уж потом о Петербургской стороне столичные жители долго говорили никак не в возвышенном тоне. Вы даже не представите себе, сколько чернил извели, сколько перьев, гусиных и стальных, сточили газетчики, критикуя тогдашнее ее состояние. На протяжении всего XIX века представляла Петербургская окраинная сторона местность пустынную, заброшенную и грязную.

«Обширные площади лежат в ней или впусте или под огородами, – писала «Северная пчела» в 1861 году. – За неимением мостовых и водосточных труб в весеннюю и осеннюю пору нет ни прохода, ни проезда… Тротуары – деревянные мостки, сколоченные кое-как, приспособлены как нельзя лучше, чтобы пешеходу сломать себе шею…»

Если вы думаете, что так выглядела какая-нибудь затрапезная Колтовская улица или Наличная (теперешняя Корпусная), то ошибаетесь. Откройте топографически точный роман Достоевского «Преступление и наказание», найдите, к примеру, сцену последней ночи Свидригайлова. «Он шагал по бесконечному Б-му проспекту уже очень долго, почти полчаса, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой…»

Б-й проспект – это ведь Большой проспект, а деревянная его мостовая вовсе не сосновыми торцами, как перед Зимним дворцом, была выложена.

А как долго ждали здешние обыватели постоянных мостов, которые бы надежно связали их с центром столицы! Ведь до начала XX века Дворцовый и Троицкий были наплавными: весной их наводили, а осенью убирали. Так что часто получалось быстрее добраться по воде, наняв перевозчика.

«Бедные заречные театралы!» – сокрушался при этом один из современников в своих заметках. Каково им возвращаться после спектакля в Александринском театре ветреной ночью в лодчонке, скачущей по темным волнам!..

А как просили хозяев города осветить свои бедные улицы! «Царством тьмы» назвала однажды Петербургскую сторону газета «Голос». На дворе был уже 1911 год, а жители Малого проспекта Петербургской стороны все еще умоляли городскую осветительную комиссию заменить керосиновые фонари на газовые…

Для дорогих гостей

Вглядевшись в безлюдную эту картину, вы, конечно, узнаете и купольную башню Пушкинского Дома, спрятавшегося вдали, на набережной, и здание университетского истфака. Снимок, кстати, не очень и стар – сделан чуть больше полвека назад.

А вот век назад этот уголок города имел у петербуржцев иные приметы: Таможня, Старый Гостиный двор, Новый Гостиный двор…

Как там у Пушкина – «все флаги в гости будут к нам»? Гости ведь, по-старинному, это купцы, ведущие торговлю с заморскими странами. И они были среди первых, о ком позаботились в родившейся российской столице, ставшей окном в Европу.

Для купцов и строились «дворы» – лавки со складами. Прежде всего Гостиный двор появился на Петербургской стороне, на Троицкой площади. А в 1722 году было приступлено к строительству еще одного, на Васильевском острове. Как докладывалось, уже в начале XX века, на общем заседании правления Общества архитекторов-худож-ников и членов совета Музея старого Петербурга, строили его на средства купцов и горожан, по плану Пьетро Трезини. Но строительство шло медленно, с остановками – видать, по причине недостатка денег. Между тем, купцы в помещениях нуждались, так что был повод еще раз их потрясти, чтобы строили своим коштом. Они же плакались: мол, и так терпят убытки от пожаров да иностранных торговцев… Как бы то ни было, но в 1740-х годах здание того Гостиного двора было все-таки закончено, правда, уже по планам Трезини-сына, звавшегося Джузеппе, при участии Михаила Земцова.

Гостиный двор на Васильевском надолго стал в столице главным, таможенным – здесь сосредотачивались «отпускные», то есть предназначенные на экспорт отечественные товары и привозные, импортные. Очень скоро его амбаров и лавок стало не хватать: в 1763 году портовая таможня доносила, что в ожидании разгрузки корабли иногда вынуждены устанавливаться вдоль набережной в несколько рядов.

Прижимистое купечество раскачивалось долго, но деваться было некуда: пришлось приступать к строительству нового Гостиного двора, по соседству со старым, и эти два слова – «новый» и «старый» – с тех пор прочно прилепились к их названиям.

Новый Гостиный двор вырос на площадке между старым двором и Таможенным сквером в первых годах XIX века. Автор, Джакомо Кваренги, спроектировал замкнутое по периметру участка здание в два этажа, разбитое на изолированные отсеки, с галереями в первом этаже снаружи и по обоим этажам во дворе. Предназначено же оно было не для продажи товаров, а лишь для их «складки». Но и Старый Гостиный не был забыт: в 1820-х годах его перестроили, а в 1873-76 годах несколько амбаров в верхней галерее, со стороны нового двора, переделали в «роскошные залы» для Таможенного музея: «с целью доставления таможенным чиновникам возможности ознакомиться близко с привозными в Россию и отпускными за границу товарами».

Однако с годами старый двор стал терять свое «гостиное» значение. Таможенное ведомство, последний его хозяин, стало постепенно раздавать его строения и участки. К 1912 году один из четырех его углов застроило Главное управление неокладных сборов, другой приобрело Министерство торговли и промышленности.

А возникшие планы снести строения на третьем, юго-западном участке, ради возведения там Библиотеки Академии наук, предвестили конец Старому Гостиному двору как таковому.

Художественная общественность столицы поднимала громкий голос в его защиту, но потерпела поражение.

Библиотечное здание встало там в начале 1910-х годов. Старый Гостиный двор остался лишь на старых картах Петербурга…

А здание Нового Гостиного двора уцелело. Уже в советское время его помещения долго использовались по прежнему назначению – как склады. Пока не возникла идея приспособить строение для Ломоносовского института Академии наук. В 1932 году архитекторами Я.Я. Кетчером и К.И. Кашиным был составлен проект. И даже к работам успели приступить. Но Академия переехала в Москву.

Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 16 мая 1934 года о восстановлении в ЛГУ имени А.С. Бубнова исторического образования оказалось очень кстати: здание Нового Гостиного двора было передано Университету под исторический факультет.

Строительные работы возобновились, естественно, с некоторою переделкою проекта. Они продолжались, по мере освобождения складских помещений, еще и в 1941 году. Хотя уже 1 сентября 1934 года 150 первокурсников нового факультета заняли здесь аудитории.

«Серое, неприглядное снаружи здание исторического факультета сегодня ожило», – писала тогда университетская газета.

Оно давно перестало быть серым и неприглядным. Но Кваренги своего творения не узнал бы. Здание выросло на этаж, уничтожены арочные галереи во дворе, никаких тебе отсеков внутри. Да ведь и не склад товаров же – кладезь знаний!

Петербургские страницы А.Д. Б-ова

Лет сто назад книжек о нашем благословенном городе выходило меньше, чем теперь (хотя некоторые из них и по сей день составляют лучшую часть литературы о Петербурге). Но это не значит, что петербуржцы тогда были мало осведомлены об истории молодой российской столицы: в газетах нет-нет да появлялись заметочки «из прошлого». То расскажут они о «маскерадах», бывших еще при Елизавете Петровне и Екатерине II, то вспомнят, как создавалась первая русская газета, то поведают о первостроителях Петербурга…

Но всплеск интереса к истории города возник в преддверии празднования двухсотлетия со дня его основания.

Не было газеты, так или иначе не затронувшей эту тему.

«С.-Петербургские ведомости», которые и сами были ненамного моложе Петербурга, начали серию публикаций с выяснения вопроса, когда же был основан город на невских берегах – 16 мая или 29 июня 1703 года. Спор этот возник между историками в связи с разным комментированием ими записей в «походном юрнале» Петра I. Поскольку мы с вами и поныне празднуем день рождения нашего города 27 мая, то есть по старому стилю 16-го, то ясно, что историк П.Н. Петров, выдвинувший как раз вторую версию, был неправ. Естественно, что опровергали его аргументы и «С.-Петербургские ведомости»…

Конец ознакомительного фрагмента.