Мировой экономический форум стартовал в январе в одной из стран Западной Европы. Участниками форума являлись правительства государств с более или менее ведущими мировыми экономиками, некоторые из правительств быстро развивающихся стран, а также сто богатейших людей мира, чьи капиталы в сумме составляют больше, чем сумма всей, имеющейся у трёх с половиной миллиардного населения планеты, наличности.
Все как обычно следили за ходом процесса форума, на повестке дня которого обсуждались предложения выхода из затяжного экономического кризиса и дальнейшее развитие мировой экономики. Все надеялись на плодотворное взаимодействие денег и власти. Те, кто не имел достаточно средств были ведомы голодом обладать большим и жаждали чуда от тех, кто имел их в избытке. Последние же ждали новых предложений от первых и полагали, что новые направления в бизнесе внесут в их жизнь ещё больше разнообразной деятельности и возможностей и избавят от пресыщения уже имеющимся. Все хотели знать, что будет дальше, но никто чётко не предполагал, что делать и куда идти. Все надеялись на всех.
Наряду с затяжным глобальным экономическим кризисом обострилась внешнеполитическая обстановка в мире.
В вечном противостоянии супердержав разменной монетой становились их бывшие или настоящие страны-партнёры, которые наивно полагали, что новый хозяин будет лучше предыдущего и даст больше, нежели старый. Хотя, аd vocem[1], ожидания эти практически никогда не оправдывались. И на проверку оказывалось, что существующий порядок вещей не так уж и плох, и что «старый друг стоит новых двух».
Однако вернёмся к нашему экономическому форуму. На подобного рода мероприятиях помимо известных политиков всегда можно встретить ведущих экономистов мира, глав ведущих инвестиционных фондов и компаний, крупных промышленников и производителей. И, если обстоятельства благоприятствуют, то можно задать вектор направления развития определённого сектора экономики или бизнеса на ближайшее время.
Одним из участников форума являлся господин Лютер Нарвин, предпочитающий больше наблюдать за происходящим и слушать его участников, нежели участвовать в дискуссиях и выдвигать предложения. Суть бизнеса господина Нарвина заключалась в определении и выборе потенциально выгодных направлений инвестирования. Поэтому всё время форума Нарвин являл собой абсолютное внимание, чтобы уловить куда, а главное – почему будет дуть «финансовый ветер» в ближайшем будущем.
Другой из участников данного мероприятия, – господин Марк Уденберг, – не в пример господину Нарвину, являлся активным и постоянным участником диспутов и дискуссий, пропагандируя развитие и инвестирование исключительно реальных секторов экономики. Господин Уденберг неустанно и жёстко критиковал существующее положение вещей и настаивал на жестком контроле рынка бумаг со стороны государства.
Нарвин и Уденберг являлись гражданами одной страны, в которой деньги почитались за божество. Однако их взгляды на обладание божеством существенно разнились. Нарвин считал, что при соответствующих условиях, знаниях и обстоятельствах к божеству можно прикоснуться играючи. Тогда как Уденберг был уверен, что только благодаря упорному труду и жёсткой экономии средств можно иметь символы божества в наличии. Оба они исходили из обстоятельств своего личного опыта, и оба по-своему были правы. Проекция жизненного опыта каждого фундаментально отпечаталась во взглядах на «panem quotidianum»[2].
Господин Лютер Нарвин являлся достаточно видным и энергичным мужчиной пятидесяти пяти лет, имел средний рост и крепкое телосложение. Он обладал несколько резкими чертами лица, которые, в сочетании со спокойной уверенностью его больших голубых глаз, выделяли его лицо из толпы. Одна деталь немного омрачала облик Лютера Нарвина: он с рождения хромал на правую ногу. Однако Нарвин давно привык к своей хромоте и не стремился избавиться от неё. Нарвин имел блестящее образование и манеры, а также репутацию человека справедливого, честного и благонадёжного.
Нарвин происходил из достаточно известной и богатой семьи. Еще в молодости унаследовав крупное состояние от своего отца, в период своей зрелости он практически удвоил его. Сферой деятельности Нарвина были финансы: он являлся владельцем и главой одного из крупнейших инвестиционных фондов своей страны. Его фонд шёл первым в списке рекомендуемых правительством частных инвестиционных фондов. Таким образом, десятки миллионов его сограждан ежемесячно перечисляли определённую сумму на счета его фонда в качестве пенсионных вложений. Сумма наличности, циркулирующей в финансовом учреждении Нарвина, была колоссальной. И эту сумму он мог удвоить и утроить, если правильно рассчитает где, куда и когда поместить имеющиеся капиталы. А финансовое чутьё у Лютера Нарвина было отменным.
Нарвин был желанным гостем всегда и везде: калибр его личности и его финансовые возможности открывали перед ним практически любые двери.
Вчера, после окончания экономического форума, Нарвин вернулся из Западной Европы и сейчас пребывал в размышлениях от увиденного и услышанного там. Он анализировал всю поступившую информацию, сравнивая её с уже имеющейся и проецируя на собственные системы знаний и опыта. «Да, ситуация неоднозначная. Однако при желании во всём можно найти свой «плюс». Или, в крайнем случае, сделать плюс из взаимодействия двух «минусов». Так на что же похож потенциальный «плюс» сегодня? Или какие два потенциальных «минуса» могут сделать этот «плюс?» – размышлял Нарвин, сидя в офисе своей компании.
Сегодня в десять утра Лютер Нарвин ожидал визита своего адвоката. Он решил написать завещание и оформить его в соответствии с буквой закона. У Нарвина было ещё пять минут до назначенной встречи, и он продолжал свои рассуждения на заданную тему. Вскоре его секретарь по внутренней связи сообщила, что господин Лонсд, адвокат, прибыл. Нарвин попросил секретаря пригласить того войти к нему в кабинет.
– Доброе утро, господин Нарвин! Как ваши дела? – приветствовал адвокат Лютера, войдя в кабинет своего самого крупного клиента и направляясь к столу, за которым тот расположился.
– Доброе утро, господин Лонсд! Спасибо. Как ваши? – отвечал ему хозяин кабинета, вставая и обмениваясь рукопожатием.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – Нарвин жестом указал на ближайший из стульев напротив себя. – Мисс Конс, пожалуйста, принесите нам два эспрессо, – нажав кнопку внутренней связи, обратился он к секретарю.
– Как обстоят дела в мире экономики и финансов? – обратился Лонсд к своему клиенту. – Что интересного происходило на форуме?
– Ничего нового, господин Лонсд. Те же самые тенденции, характеристики и конъюнктура рынка, – туманно ответил Нарвин.
В кабинет вошла секретарь с двумя чашками эспрессо. Пряный аромат кофе приятно пощекотал носы двух собеседников.
– И какие направления более или менее перспективны сегодня? – продолжал беседу адвокат.
– Их может быть неограниченное множество. И в любой момент самое перспективное направление может превратиться в рухлядь и vice versa[3], как говорили римляне, – отвечал Нарвин, попивая свой кофе.
– На ваш взгляд – существует ли реальный шанс выхода из сегодняшнего финансового тупика? – продолжал расспрос адвокат.
– Шанс существует всегда. Вопрос только в том, с какой стороны к нему подойти, – ответил Нарвин, выпив свою порцию кофе.
– Да, экономика и финансы – наука сложная и непостижимая, по крайней мере для меня. Я никогда не понимал и, скорее всего, не пойму, как можно делать деньги из воздуха. Юриспруденция, закон и право куда естественней для моего ума, – заключил адвокат.
– Для меня, господин Лонсд, напротив, операция со словом и буквой закона – непроглядная тьма. Ума не приложу, как вы добиваетесь оправдания подсудимого или осуждённого, когда, казалось бы, все факты против него. На мой взгляд, операции с денежными знаками и их эквивалентами гораздо естественней, – заключил со своей стороны Нарвин.
Собеседники обменялись многозначительными и понимающими взглядами. Всякий раз, когда эти двое общались, – вне зависимости от темы и рода общения, они проникались всё большим чувством собственной значимости в своих глазах и симпатией по отношению друг к другу. Каждый из них занимался своим делом и был в нём Профессионалом. И оба знали цену настоящему профессионализму.
– Цель, с которой я сегодня пригласил вас ко мне, господин Лонсд, заключается в составлении моего завещания. Я решил завещать абсолютно все свои активы в пользу моей жены. Давайте составим завещание в трёх экземплярах, один из которых будет храниться у вас, один я оставлю в сейфе своего рабочего кабинета и один собственноручно вручу моей жене.
– Я уважаю ваше решение, господин Нарвин. Однако, должен спросить у вас: хорошо ли вы подумали? Иногда случается, что наследник избавляется от своего благодетеля, прознав и про гораздо более скромное наследуемое имущество. В вашем же случае – это десятки миллиардов.
– Я благодарю вас за вашу заботу, однако у меня есть веские основания полагать, что моя жена – женщина бескорыстная. Именно поэтому, осознавая этот факт, я хочу обезопасить её законным правом на мои десятки миллиардов в случае моей смерти. Я подозреваю, что может появиться большое количество желающих воспользоваться моим имуществом вкупе с доверчивостью и неведением моей жены.
– Хорошо, я понимаю. Есть ли у вас предпочтения относительно текста завещания?
– Я полностью полагаюсь в этом вопросе на вас.
– Тогда я предлагаю стандартный текст завещания с полным перечислением всех ваших активов.
– Я согласен.
Нарвин вызвал секретаря и попросил предоставить в распоряжение адвоката полный список своих активов.
Через час написание завещания было закончено. Нарвин подписал каждый из трёх экземпляров, один из которых вручил своему адвокату, второй запер в сейфе своего рабочего кабинета и третий положил в свой портфель с целью передачи документа жене сегодня вечером.
Вопрос о наследовании одного из крупнейших мировых состояний был решён. Лютер решил отпраздновать это событие вместе с виновницей торжества, пригласив супругу на ужин в один из старейших ресторанов города.
Господин Уденберг, один из участников раннее упомянутого форума, решил поспешить домой сразу после его окончания. Работа, работа и ещё раз работа торопили его покинуть столь чудесный город в его зимнем убранстве в день закрытия мероприятия.
Марк Уденберг, мужчина пятидесяти лет, доктор экономики, являлся советником Президента своей страны по экономическим вопросам. Помимо этого он читал лекции по экономике в нескольких крупных университетах страны и слыл большим специалистом в своей области. Природа, наградив Марка Уденберга недюжинными умственно-аналитическими способностями, путем постоянного труда переросшими в дарование, а затем и в талант, крайне поскупилась на внешние достоинства. Уденберг был маленького роста и астенического телосложения, имел мелкие черты лица и невыразительный взгляд. Ко всему прочему, он косил на правый глаз, и в минуты усталости, физического или умственного напряжения его косоглазие резко бросалось в глаза. Сирота от рождения, лишённый родительской любви и поддержки, несовершенный физически, он достиг всего того, чего далеко не всегда достигали его более везучие собратья, а именно – авторитета и высокого положения. Таким образом, Уденберг являлся ярким воплощением «голубой мечты» своего народа: достигнуть всего собственным упорным трудом, подняться со дна жизни к самой её вершине. Даже Президент страны в душе восхищался его трудолюбием и волей. Уденберг имел репутацию человека принципиального и жёсткого, иногда даже жестокого.
Марк Уденберг являлся поклонником философии и истории, и каждый вечер проводил за чтением и анализом того или иного соответствующего труда. Сегодня вечером всё его внимание было сосредоточено на явлении эвтаназии в целом и в фашисткой Германии – в частности.
Эвтаназия, слово греческого происхождения, означающее «убийство из милости» или «милосердное убийство». В идеале эвтаназия означает прекращение физических страданий больного путем введения смертельно высокой дозы снотворного или другого медицинского препарата с согласия больного, и признаётся конституционным правом выбора человека в ряде стран.
В основе нацистской версии эвтаназии лежал труд Адольфа Йоста «Право на смерть», опубликованный в 1895 году, в котором тот утверждал, что контроль над смертью человека должен принадлежать государству. Через несколько десятилетий последователи Йоста, – такие, как Карл Биндинг и Альфред Хох, – подведут теоретическую базу для создания нацисткой версии эвтаназии, – программы Т4, которая официально была внедрена в фашистской Германии в 1939 году.
Согласно программе Т4, люди были ценны исключительно с точки зрения их вклада в жизнь общества. «Какую пользу обществу и государству может принести психически больной, больной наследственным физическим заболеванием или гомосексуалист? – вопрошал Гёббельс, министр пропаганды страны третьего рейха в своих обращениях к нации. – Состояние болезни у такого человека вечное, оставить после себя здоровое потомство он не может, или не может оставить вообще никакого потомства. Следовательно, оставлять их в живых является полным безумием, а содержание «жёлтых домов» и им подобных учреждений – безумием вдвойне!»
Согласно программе Т4, физически и психически больное население Германии являлось неоправданной статьёй расхода в бюджете государства, а, следовательно, подлежало уничтожению. Программа Бидинга и Хоха была встречена на «ура» руководством фашисткой Германии и немедленно взята на вооружение страной третьего рейха. «Машина» за чистоту арийской нации заработала во всю мощь. Во время действия программы нацистов Т4 по разным оценкам было убито от 250 000 до 350 000 немцев. Партийные бонзы страны третьего рейха пропагандировали массовое уничтожение «недостойных» жизни, апеллируя такими понятиями, как расовая чистота и перераспределение медицинских и других ресурсов для тех, кто «достоин» поддержки и жизни.
О проекте
О подписке