– А вы сами-то! – завопил Ен Пиран, захлебываясь от праведного негодования. – Это вы – провокатор! Вы угрожаете уничтожить мои корабли!
– Которым совершенно нечего делать в нашем секторе и уж тем более палить тут из пушек. Уверяю вас, ни одна комиссия координаторов не придерется: мы имеем полное право отстаивать наши интересы на нашей территории. А что до ее границ, световой год туда – световой год сюда, никто рулеткой мерить не будет.
Несколько секунд Йозеф Гржельчик и Ен Пиран играли в гляделки. Наконец адмирал сплюнул.
– Ладно, мы прекращаем обстрел. Если вы сразу же уберетесь отсюда. У вас большая территория, вот и продолжайте ее патрулировать в каком-нибудь другом месте.
Шитанн – само собой, глубоко погрязшая во грехе раса, но кое в чем они были правы. Почти двести лет Шшерский Рай возражал против приглашения Земли в Содружество Планет – или Созвездие, как его кратко называли. Земляне – агрессивный и грубый народ, твердили шитанн, не имеющий почтения к закону и ненавидящий инопланетян. Вот дерьмо, и почему их в конце концов перестали слушать?
Адмирал не сказал розовощекому поганцу, что Пиран – его личное имя, и его следовало бы называть «господин Ен». Сперва не пришло в голову поправить землянина, а потом не успел вставить. И это было обиднее всего.
Спасенная девушка плакала все тише, потом вовсе замолчала.
– Оггина умирает, хирра? – спросил один из парней, стриженый так же, как она.
Шфлу не мог дать вразумительного ответа. Медицинские познания у него были весьма примитивные. К тому же он, возможно, и сам умирал. Священное безумие отступило, сменившись бессилием и апатией – плата за несколько минут всемогущества. Рана на спине болела при каждом движении. В ней торчал кусок разорванной взрывом стальной трубы. Шфлу строго-настрого запретил кетреййи вынимать его, а то они уже предлагали помощь. Железяка причиняет сильную боль, но если ее извлечь, он истечет кровью из разрезанных сосудов, которые она сейчас прижимает.
Больше всего Шфлу Арранцу хотелось, чтоб его не трогали. Но кетреййи без него не справятся. Отмахнуться от них – все равно что от детей.
Превозмогая себя, он встал и сделал два шага к распластанной на кресле Оггине. Девушку перевязали, вкололи обезболивающее – об этом он распорядился сразу. Но обезболивающее действовало плохо. Оггина перестала плакать не потому, что боль уменьшилась, а потому что не осталось сил. Она еще дышала – неглубоко и прерывисто, но слишком ужасны были повреждения, слишком сильно пахла смертью обильная кровь. Жизнь постепенно уходила из серых глаз. Оггина умирала, а он ничем не мог помочь. Разве что ускорить ее переход на иной план бытия.
– Она умирает, – признал он.
Ему было стыдно. Кетреййи надеялись на него, а он подвел. Не смог сделать так, чтобы все было хорошо. Не смог выполнить обязательство, взятое расой шитанн в отношении партнеров.
– Помогите ей, хирра, – прошептал парень. – Дайте Оггине уснуть с миром.
– Твоя невеста? – понимающе спросил Шфлу.
– Да. Нет… Я считал ее невестой, но она пока не знала. Я хотел посвататься через год или два. Когда мы закончим службу в космосе…
– Скажи ей сейчас.
Парень опустился на корточки перед лежащей девушкой, нежно провел подушечками пальцев по бледной щеке.
– Оггина, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. В радости и горе, до конца наших жизней, – последнюю ритуальную фразу он произнес нараспев.
Девушка молчала. Может, и слышала, но говорить уже не могла, дышала и то едва. Парень несколько секунд пристально всматривался в ее лицо, поцеловал в губы и отошел.
Шфлу согнулся, едва не застонав от боли в спине, наклонился к белой, как бумага, шее. На миг его глаза встретились со взглядом обреченной Оггины, и он прочел в нем мольбу о конце страданий. Кровь умирающей была горькой, утратившей вкус жизни, но Шфлу пил, пока биение пульса не прекратилось совсем. На мертвом лице застыла последняя улыбка: слюна шитанн, попадая в кровь, дарит блаженство.
Эйзза тихо всхлипывала.
– Спасибо, хирра, – сдавленно произнес парень.
– Шфлу Арранц, – ему надоело безликое «хирра». Он вытер губы рукавом и, сняв сайртак, прикрыл обескровленную Оггину.
– Асст Селдхреди, – представился кетреййи в ответ.
– Анцелл Селдхреди, – назвался его товарищ, тоже стриженый под «ежик».
– Стейрр Фййк, – пробубнил самый старший, темнокожий парень с ворохом тонких золотистых косичек. Если Шфлу что-то помнил о клане Фййк, то этих косичек сорок восемь.
Эйзза вдруг вскрикнула, и было отчего: комок раскаленной плазмы пролетел в непосредственной близости от капсулы, чуть не задев. Шфлу вскочил – слишком резко, тело пронзила боль, и в глазах на миг потемнело. Он бы рухнул прямо на торчащий в спине обломок, если бы двое Селдхреди не поддержали его с обеих сторон.
Еще один комок – беззвучно, но от того не менее страшно – пролетел мимо.
– Они обстреливают нас!
Они ведь уничтожили «Райскую звезду», чего им еще надо? Стрелять по спасательным капсулам – это… просто непорядочно! Тем не менее именно это и происходило. Одна из капсул, видных на экране обзора, взорвалась от прямого попадания.
Шфлу, стиснув зубы и не обращая внимания на боль, забрался в кресло. Как они видят, куда целиться? Спасательные капсулы крошечные, несколько километров – и их не видать. Шфлу осенило: двигатель! Проклятые чужаки наводят по излучению двигателей. Он дотянулся до рычага тяги, переместил его вниз до упора.
Больше выстрелов в их сторону не было. Капсулу с неактивным двигателем потеряли. Но чудовищное истребление вокруг продолжалось. Ближний космос был насыщен плазмой, то и дело спасательные капсулы, не успев увернуться, вспыхивали маленькими рваными звездочками. Как выбраться из этого ада? И куда? Запас хода у капсулы небольшой, это же не настоящий корабль. К планете? Но там нет ни воздуха, ни воды, а, единожды подойдя к планете, покинуть ее поле тяготения уже непросто. К тому же имелось у Шфлу смутное пока еще подозрение, что два чужих корабля здесь не единственные, а главная их база – как раз там, у планеты или на ее поверхности. Кем бы ни были чужаки, брать пленных они явно не собираются.
– Радуга, – произнесла Эйзза удивленно и слегка восторженно.
На небе переливалась радуга. Концентрические многоцветные круги пульсировали вокруг черного центра. Откуда в космосе радуга? Шфлу никогда еще не видел столь феерического зрелища. Восхищение его нереальной красотой не мешало ему искать возможные причины необычного явления и… не находить.
В центре радужного сияния возник корабль. Это был космический корабль со странными очертаниями, в чем-то сходными с профилем тех кораблей, которые хладнокровно расстреливали спасавшихся, но в ином отличными. Прекрасный переливающийся ореол поплескался по бокам корабля и исчез.
Без сомнения, этот корабль и те два отличались. Корабли примерно одного назначения, но с разной базовой конструкцией. Любой планетный флот предпочитает оснащение одной базой: чем меньше разных стандартов, тем проще ремонт. А значит, появившийся корабль принадлежит другому миру.
Шфлу увидел в этом шанс. Вновь надавив кнопку поджига и выжав ускорение до упора, он заставил спасательную капсулу мчаться к кораблю что было сил, сжигая сопла. Нырнув за его громаду, прикрывшую капсулу от ужасных пушек чужаков, он дрожащей рукой включил передатчик. На таком расстоянии они не смогут не услышать международный сигнал бедствия в широком диапазоне!
Шанс оказался выигрышным. В динамике зашуршало, и искаженный голос спросил по-хантски:
– Кто такие?
Шфлу сглотнул.
– Спасательная капсула с «Райской звезды», экспедиционного корабля Шшерского Рая. Наш корабль уничтожен, мы едва вырвались, а нас…
– Не части, – оборвал голос. – Передавай нам управление, сами по лучу поведем, а то еще стыковочный люк нам попортишь.
Голос обращался на «ты», словно к приятелю или представителю младшей расы, но Шфлу не стал заострять на этом внимание. Может, в родном языке говорящего нет другого обращения. А если даже есть, не пререкаться же с тем, кто тебя спасает!
Корабль медленно приближался. Вот стали ясно различимы орудийные модули – как же их много! На борту, словно красный цветок, распустилась странная пиктограмма: три ромба, связанных одной точкой. В Раю красные пиктограммы призваны отражать названия кораблей; какое-то время Шфлу гадал, что же символизируют эти ромбы и как мог бы называться этот корабль. А вот и швы обшивки сделались видны. Капсула мягко пришвартовалась к люку характерной формы на теле корабля – самому Шфлу ни за что не удалось бы сделать это так точно и плавно. И тут же пропала тишина вакуума: снаружи послышались шаги, заскрипело, кто-то, судя по интонации, выругался на неизвестном языке. Шфлу выбрался из кресла, шагнул к люку и столкнулся нос к носу с чернокожим мужчиной, вскрывшим люк с той стороны.
У мужчины были короткие черные кудри, толстые губы, а меж ними – зубы ослепительной белизны. Что за раса такая, удивился было Шфлу, но тут взгляд его сполз ниже, и внутри все упало. Его верхняя одежда была отчасти похожа на сайртак с рукавами, но короче и плотнее, на плече – нашивка с голубой эмблемой, а в треугольном вырезе псевдосайртака висел на цепочке золотой крест. Сотня червей могильных! Шфлу занесло к землянам, притом к худшей их разновидности, метящей себя крестом.
– Чего застыл, кровосос? – сверкнул зубами землянин. – Заходи. Не ссы, не укусим, – и ухмыльнулся.
Новый дворец эмира возвышался над всеми постройками Абу-Даби. Тонированное стекло, художественная облицовка. Взлетающие линии силуэта с загадочными изгибами. Сверкающие золотом балконы на головокружительной высоте, выдвижные вертолетные площадки. Удивительная ночная подсветка, создающая впечатление, будто дворец парит в воздухе по воле невидимых джиннов. А на крыше, устеленной квадратами высокоэффективных солнечных батарей, обеспечивающих энергией весь дворец, сияют красные огни, чтобы пилот летательного аппарата вовремя заметил и обогнул величественное здание.
Внутри еще роскошнее. Громадные залы с колоннами и орнаментами, креслами из натуральной кожи и голографическими подиумами размером с театральную сцену. Кабинеты с идеальной звукоизоляцией, автономным кондиционированием и последними чудесами оргтехники. Полы, утопающие в ярких коврах. Драгоценные вазы, аквариумы с диковинными рыбами, композиции из живых цветов, инопланетные диковины…
Советники, секретари, референты, курьеры, прислуга…
Изящная невысокая женщина в дорогом бежевом брючном костюме со свободным струящимся силуэтом проворно выпрыгнула из вертолета, не став опираться на руку телохранителя. Подойдя к балюстраде, которая ограждала площадку, находящуюся на огромной высоте, полюбовалась на панораму города, чуть подернутую дымкой. Столица расстилалась как на ладони, радуя зрение. Современные отели, офисы, школы перемежались зелеными парками, древние дворцы и великолепные мечети соседствовали с комфортабельными жилыми домами. Глубокие темные глаза слегка сощурились, и проявилась слабая паутинка тонких морщинок в уголках глаз. Горячий верховой ветер сдул на затылок светло-оливковый головной платок, и женщина засмеялась.
Подошел начальник охраны, ненавязчиво остановился рядом в ожидании. Женщина вопросительно обернулась к нему.
– Все в порядке, Салима ханум.
Она улыбнулась и кивнула. Двое охранников первыми вошли в большой лифт с зеркальными стенами, она последовала за ними. На панели загорелся индикатор «23», двери лифта раздвинулись. Изящные туфли зашелестели по узорчатому ковру.
Она ни у кого не спрашивала дорогу. Новый дворец эмира строили под ее руководством. Кое о каких его секретах не знал даже сам эмир.
Золоченая ручка двери повернулась под ее узкой ладонью с бледным маникюром. Ковер в комнате сменил расцветку с зеленых тонов на желтые, на стенах золотился новый узор обоев. Из кресла за овальным столом, отодвинув ноутбук, поднялся мужчина в белом, всплеснул руками:
– Салима, свет моих очей! Неужели так трудно предупредить о своем приезде?
Мужчина был молод, не старше сорока, в полном расцвете. Чернокудрый, черноусый красавец, немного полноватый, но не от излишеств или болезни, а от здоровой, спокойной, уверенной жизни.
Они коротко обнялись, и Салима насмешливо изогнула бровь:
– Разве это не мой дом, Фейсал? Я не гостья, чтобы дожидаться приглашения, и не королева чужой страны, чтобы заявлять об официальном визите.
– Ты больше, чем королева! – с упреком воскликнул Фейсал. – А ведешь себя, как девочка.
Она грустно улыбнулась. Фейсал так и не понял, что казаться девочкой порой выгодно. Она была пятнадцатилетней девочкой, когда объявила себя регентом при младенце-брате, и сумела воспользоваться абсолютно всеми преимуществами своего положения, о большинстве которых никто и не подозревал. Увы, в заботах о том, как поднять из руин страну и удержать мальчика на шатком троне, она совершила ошибку, не занявшись развитием его ума. Не до того было, честно говоря. Нет, Фейсал не вырос тупым: кровь многих поколений эмиров была сильна, наследственность парню досталась хорошая. Но правителю требуется немного больше, чем обычному успешному гражданину. Салима, вовремя спохватившись, окружила брата умными и проницательными советниками, и у него, слава Всемилостивейшему, обычно хватало соображения к ним прислушиваться. Он прослыл неплохим правителем, народ доволен, в регионе тихо и благостно, в сопредельных странах уважают. Беда в одном: брат искренне считал себя умнее сестры.
Он всегда ее критиковал. В детстве – за то, что жизнь малолетнего эмира на попечении Салимы почему-то непохожа на древние сказки. В отрочестве – за то, что не торопится выйти замуж и оставить ему власть, которой распоряжается неправильно: постоянно общается с чужими мужчинами, все больше с иностранцами, вечно ставит себя в смешное положение. В юности – что вышла замуж не за того, что женила его не на той, что слишком часто мелькает в интернете. Теперь вот…
Она не обижалась. Брат ее любил, как мог. Переживал за нее. Ему хотелось, чтобы у нее все было хорошо, все как у людей: преуспевающий муж-кормилец, дети, дом и никаких больше забот. Порой, когда бывало совсем тяжело, ей и самой этого хотелось. Но минуты малодушия уходили, а заботы – вовсе не те, что подобают приличной женщине – требовали внимания.
Винить Фейсала бессмысленно. У него перед глазами не было примера отца, он не соревновался с братьями, не знал материнской ласки, образ матери в его душе был безлик и расплывчат. У него имелась лишь сестра, которая всегда была занята какими-то неотложными делами. Салима усмехнулась про себя: что вырастила, тому и радуйся. Она извлекла урок и не повторила ту же ошибку с собственными сыновьями – уже хорошо.
– Салима, – укоризненно проговорил брат, – когда ты влетаешь без предупреждения, то можешь застать меня спящим, или, скажем, в ванной, или, – он сделал паузу, – с женщиной.
Она мысленно фыркнула и пропела:
– Ни за что не поверю, милый братец, будто твоя охрана столь некомпетентна, чтобы не засечь мой вертолет еще над проливом. У тебя вполне хватило бы времени утомить женщину и в полтора раза моложе, чем твоя младшая жена.
Фейсал довольно улыбнулся. Утомлять женщин он действительно умел и гордился этим. Качество, безусловно, полезное для эмира, которому нужны сыновья, но – Салима украдкой вздохнула – все-таки не самое важное.
Подали чай, и брат с сестрой переместились на диван у чайного столика. На парчовой скатерти живописно расположились фарфоровые чашечки, блюдца с пахлавой и рахат-лукумом, несколько заварных чайничков, истекающих душистым паром. Диван находился у окна. Бронированное стекло было нереально чистым и прозрачным, а за ним – небо, такое же чистое, не тронутое дымом.
Без малого сорок лет назад, когда девочка с маленьким братом на руках ступила с корабля на родную землю, небо было черным и горячим. Горела нефть. Скважины в пустыне, добывающие платформы на шельфе. Никто не знал, почему так вышло, но домыслы были у каждой клики свои. Винили американцев: исчерпали собственные запасы нефти и из зависти подожгли чужие. Нелогично: они скорее попытались бы захватить в целости и сохранности еще действующие скважины. Запалить бессмысленный пожар – ни нашим, ни вашим – это больше в стиле русских. Их тоже обвиняли: мол, аравийская нефть конкурирует с сибирской, и сибиряки решили избавиться от конкуренции. Опять странно: гибель аравийской нефти лишь ускорила крушение бензиново-асфальтового мира, которое с не меньшей силой ударило и по Сибири. Другие кричали, что виновата Европа, настроенная против арабов; иные кивали в сторону Центральной Африки, которая якобы спровоцировала кризис на полуострове, чтобы отвлечь внимание общественности от собственных внутренних конфликтов. Не обвиняли разве что Антарктиду.
А кое-кто голосил, что виноват эмир. Его клан, стоящий у власти, допустил такое. Он продался Америке – нет, России – да что там, Европе. Он думает только о себе и не в состоянии защитить страну, он попустительствует поджигателям… Салима не считала, что обвинения в адрес отца обоснованы. Всего лишь повод, которым воспользовались другие кланы, чтобы в чаду и огне схватиться за власть. Были ли они сами поджигателями, его противники, превратившиеся в кровных врагов? Вероятнее всего, нет. Кто же подносит фитиль к пороховой бочке, на которой сидит?
Клан ан-Найян был уничтожен полностью. Почти. Расправы избежала девчонка – пятая дочь эмира, обучавшаяся в Англии в закрытом пансионе, – и ее мать, одна из его жен, в конце беременности поехавшая навестить Салиму. На них просто махнули рукой. Какая угроза власти может исходить от двух женщин?
Кошмарное известие убило мать. Фейсал родился раньше срока, а ее спасти не успели. Тогда еще у них были деньги – остатки нефтедолларов, но счет шел не на доллары, а на минуты.
Девочка с ребенком, оставшаяся без средств, должна была раствориться. Самое вероятное – осесть в одном из сиротских приютов, откуда оба вышли бы в свой срок с простенькими крестами на шее и с типичными английскими именами – Кэти и Боб Смит, или что-то в этом духе. Самое лучшее – стать приживалкой при одной из своих обеспеченных подруг, будущих леди. Отец Оливии, проникшийся сочувствием к любимой подруге дочки, хотел предложить ей именно это. Но разговор повернулся совсем не так, как он ожидал.
Корабль, с которого спустя полгода Салима сошла в порту Абу-Даби, придерживая молочную бутылочку у ротика пока некоронованного младенца, был авианесущим крейсером. Разумеется, под флагом Эмиратов и с полностью арабской командой. Девочка с самого начала не допускала глупых просчетов.
Салима отломила кусочек пахлавы.
– Рассказывай, свет моих очей. Какие проблемы в регионе?
Есть правители и поумнее Фейсала, но именно он – верховный эмир. Более того, Фейсал ибн-Фахим ан-Найян – глава арабского региона. Злые языки твердят: только благодаря сестре. Они правы, ну и что? Ей так удобнее, а значит, так все и останется.
Капитан Гржельчик с мукой на лице посмотрел на миловидную белокожую блондиночку. Сумеречница из клана Ихстл, это он уже узнал, и этим исчерпывались почти все его успехи. При том, что девочка оказалась самой толковой из всех этих светловолосиков, сопровождавших вампира. Она сносно говорила по-хантски – более связно, чем прочие, – и пыталась заговаривать сама на волнующую ее тему: что будет с ее господином. Йозеф заглянул в прекрасные глаза, не отягощенные интеллектом, и вздохнул, вспомнив оставшуюся на Земле дочку. Тоже красавица-блондинка, и мозгов примерно столько же – мечта какого-нибудь старого ловеласа, но ведь сперва еще школу надо закончить. А девчонка-кетреййи, пожалуй, продвинутее Хелены: дочка не то что хантским, родным-то языком с горем пополам владеет. Так что нечего сердиться.
– Эйзза, объясни мне еще раз, откуда и куда вы шли.
О проекте
О подписке