Эйзза встретила в городе Стейрра Фййка, и это было замечательно. Стейрр помог ей дотащить до гостиницы объемистые сумки с купленными шмотками. Новые брюки, герры, куртка, белье, да мало ли какое еще барахло может понадобиться девушке. Например, теплая пушистая накидка, в которую удобно заворачиваться после ванны. Или другая накидка, кружевная и полупрозрачная – просто для красоты. Хирра Мрланк посмотрит и улыбнется. Может быть. Хоть бы он улыбнулся!

Стейрр похмыкивал над необъятностью багажа Эйззы, но помог с готовностью. Потом они пообедали в кафе космопорта, поболтали о том, о сем. Стейрр теперь служил на «Райской молнии», и никаких бумаг ему для этого не потребовалось, только командир десанта оценил его умение обращаться с оружием и сказал: пойдет. Везет же! Пока корабль в доках, особых дел у десантников нет, кроме тренировок. Стейрру пора было на тренировку, и он ушел, не желая опаздывать. Говорил, с опоздавшими обходятся сурово, но не захотел уточнять, как. Небось, на них и тренируются, хихикнула про себя Эйзза.

Поднявшись в номер, она еще раз перемерила все обновки, покрасовалась перед зеркалом и наконец с некоторым сожалением убрала вещи в шкаф. Кроме пушистой желтой накидки: именно с нее Эйзза пожелала начать освоение нового гардероба. Она включила музыку и забралась в ванну, полную ароматно пахнущей пены, предвкушая, как потом закутается в накидку, приглушит свет и будет пить горячий реттихи на диване у окна: там холод, снег и яркие огни в темноте, а здесь тепло и домашний полумрак.

В ванной она задремала, вода успела остыть. Эйзза смыла с себя пену, вылезла, ступив на мягкий, приятно щекочущий ноги коврик, промокнула влагу необъятным белоснежным полотенцем, намазала все тело маслом из бутылочки, стоявшей на полке. Чуть-чуть постояла, давая маслу впитаться, покачиваясь с пятки на носок и ловя ступнями чудесную щекотку от коврика. Расчесала массажной щеткой влажные волосы, чисто-белые, не став заплетать косу: кто ее тут видит? И вот кульминация: она замоталась в накидку, смакуя ощущения каждой клеточкой кожи, блаженно причмокнула и открыла дверь из ванной в гостиную.

В гостиной горел свет. На диване, о котором ей мечталось, сидела женщина в дорожном костюме и пила реттихи. Черные волосы стрижены под «ежик», кожа смуглая, словно нагретый сахар – неожиданно для Селдхреди, черты лица тонкие. На руках аккуратный маникюр, Эйззе аж стыдно стало за свои блеклые ногти. Не юная девушка на вид, но и не пожилая матрона. Очень красивая.

Женщина посмотрела на Эйззу с интересом:

– Привет. Ты кто?

– Эйзза, – она растерянно схватилась за неприбранные волосы; ох, как неудобно вышло! Этим Селдхреди хорошо: «ежик» и причесывать не надо. – Эйзза Ихстл, хирра.

Гостья засмеялась:

– Оставь, тебе идет. Меня зовут Айцтрана Селдхреди. Ничего, что я твой реттихи выпила?

– Пейте, я еще приготовлю, – Эйзза оправилась от неожиданности, нерешительно пригладила распущенные волосы и снова завернулась в распахнувшуюся накидку. – А как вы… то есть…

– Я вообще-то приехала с мужем повидаться. Это ведь номер Мрланка Селдхреди? Знаешь такого? Или я этажом ошиблась?

– Хирра Мрланк? Конечно, знаю, – Эйзза обернулась от чашки, в которую отмеряла пряный порошок. – А вы его жена? Вы такая красивая!

Айцтрана хмыкнула.

– Вас, кетреййи, послушать, так все женщины шитанн – прямо королевы красоты.

– Ага, – от чистого сердца подтвердила Эйзза.

– Тогда почему наши мужчины думают по-другому?

– По-другому – это как? – не поняла кетреййи.

– Глупая, – гостья усмехнулась, легко встала с дивана и, взяв Эйззу за руку, развернула ее к зеркалу. – Смотри, какая ты лапочка.

Она провела прохладной ладонью по гладкой белой щеке, убрала вторую Эйззину руку, придерживающую накидку, и пушистая ткань с легким шорохом соскользнула на ковер. Айцтрана погладила обнаженную грудь и живот девушки.

– Ты и не понимаешь, какая ты красавица, – мечтательно проговорила она. – И пахнешь… – она втянула воздух расширенными ноздрями, – обалденно.

Эйзза издала смущенный смешок. Запах здоровой крови будоражит шитанн. Откинув волосы, кетреййи подставила шею. Пусть она выпьет и обретет гармонию с миром.

Айцтрана прикоснулась наманикюренным ноготком к следам укусов.

– Нет, не стоит, а то живого места не останется. Не бережет тебя Мрланк.

Она подняла накидку с пола, подала Эйззе.

– Где он, милая?

Эйзза вздохнула и пожала плечами. Женщина отошла, и стало неуютно. Она поспешно завернулась в накидку.

– Портье говорит, уехал в Эфлуттраг.

– Когда вернется?

– Не знаю, хирра, – грустно ответила Эйзза. – Он ничего не сказал.

Айцтрана поджала губы:

– Ну, и зачем я сюда приехала?

– Чтобы заняться сексом с хирра Мрланком? – предположила Эйзза.

Шитанн слабо улыбнулась. Кетреййи не отличают риторических вопросов от тех, что действительно хотят задать.

– Умница, – отметила она. – Знаешь ответ на вопрос «зачем», и ерунда, что неверный. Мрланк не такой уж замечательный любовник, чтобы мчаться к нему за этим с другого континента. Как считаешь?

– Да, правда, – вынужденно согласилась Эйзза.

Обворожительный хирра Шфлу нравился ей куда больше. И землянин Бен был чудо как страстен. Сейчас она могла бы уйти от Мрланка, тем более что тот сам ее выставил. Но как бросить человека, которому плохо?

– Мне нужно поговорить с ним о делах, не терпящих отлагательств, – сказала Айцтрана. – Впрочем, и против секса возражать не стану. Если он захочет. Или сочтет должным. Супружеский долг, знаешь ли, надо иногда выполнять.

– Вы его не любите, хирра? – растерянно спросила Эйзза.

Айцтрана выдавила горькую усмешку. Все у кетреййи просто: любит – не любит. У них жена всегда любит мужа, а муж – жену, до самой смерти. Так принято, а как же иначе? Аж завидно. А ты тут сидишь и не знаешь, что сказать, как объяснить неуловимые нюансы девушке с совсем иным уровнем душевной организации.

– Любила, – промолвила она. – Как этого героя не любить? Отважного пилота, первопроходца космических трасс, будь они неладны. Ушла к нему в клан, голову побрила под «ежик». Я вообще-то из Арранц.

Браки между кланами не запрещаются, но встречаются не так чтобы сплошь и рядом. Даже в городах, где кланы давно перемешались, волей-неволей тянешься к своим. Традиционные браки-договора всегда устраивают внутри клана. Между – только по любви.

– Послушай совет, Эйзза: если тебя станут сватать за парня, который ходит в космос – отказывайся, даже если клан будет настаивать. Это лишь на первый взгляд круто: офигенная форма, фото вполоборота за пультом, космический жаргон… А потом начинаются будни, которые он проводит в рейдах, дети растут без отца…

Разве это так страшно? Между буднями есть и выходные. Жена хирра Мрланка не выглядит старше его, их не коснулся временной разрыв, ведь он ходит на ГС-кораблях. В эпоху Эйззы все было гораздо печальнее. К моменту возвращения корабля из экспедиции дети успевали повзрослеть, а жены – состариться. Хирра Ччайкар знакомил ее со своим праправнуком – и не с маленьким мальчиком, а с дяденькой в летах. Его жена умерла очень быстро после того, как он начал ходить в дальние рейсы. Быстро – для него. Вспомнив о хирра Ччайкаре, Эйзза украдкой смахнула слезинку.

– А военные – худшие из всех космических героев, Эйзза. Экипажи торговцев или пассажирских кораблей видят мир, прекрасные пейзажи других планет, картины иной жизни. Вояки – только врагов, разрушение и смерть. Мозги у них повернуты. Они месяцами обходятся без женщин, привыкают пить мужскую кровь. Что это за жизнь? Ладно, пусть бы жили хоть так, лишь бы жили. Но каждый раз не знаешь, живой ли, – она поежилась, и Эйзза, сев рядом, сочувствующе обняла ее, – увидимся ли еще, или только компенсацию перечислят, а рассказать, как погиб, и то будет некому… Вчера передали, что «Молния» вернулась, сердце на место встало. А сколько тех, кто не вернулся?

Эйзза вспомнила Ттеирру Ихстл. И толпу, из которой она вышагнула – наверняка все они ждали. Ждали напрасно.

– Как он? – негромко спросила Айцтрана. – С ним все в порядке?

Эйзза сглотнула и покачала головой.

– Нет, хирра. Он… – те люди, столпившиеся у загородки, наверняка считали, что хирра Мрланку повезло, а ведь он умирает. – Ему очень плохо, хирра Айцтрана, – может, приедет сейчас, увидит жену в последний раз и умрет. Эйзза не сдержалась и заплакала.

Айцтрана встревоженно затеребила ее:

– Милая, ты что? Что случилось? Он ранен? Скажи толком!

Эйзза подавила всхлип и дрожащим голосом принялась рассказывать толком. С того момента, как она попала на «Райскую молнию», и до того, как обзавелась разрешением служить на ГС-линкоре. Айцтрана успокаивающе поглаживала ее, обняв за плечи.

– Этого я и боялась, – прошептала Айцтрана. – Он такой. Один из всех спасся, радовался бы – нет, из-за этого он себя в могилу загонит. Помоги ему, если сможешь. И мне немножко помоги, а то что-то совсем зябко, – она потянулась к Эйззе, сдвигая пушистую накидку в сторону и расстегивая молнию тяжелого дорожного платья, прижимаясь кожей к теплому телу кетреййи.

– Ты совершенно не думаешь о семье! Все время болтаешься где-то в космосе!

– Дорогая, у меня такая работа, – в голосе больше усталости, чем вины.

– На кой черт нужна такая работа, если мы тебя месяцами не видим? – руки в боки. – Живем, как в разводе!

– Послушай, – терпение начало уходить, – ты разве не знала, за кого замуж выходишь? Подругам в уши жужжала, на телефоне дни напролет сидела, какой у тебя крутой жених, всем героям герой, космолетчик с охренительным жалованьем. Или думала, космолетчики дома живут и каждый день в офис ходят, с девяти до шести?

– Все равно! – женская логика – это нечто непостижимое. – Ты должен уделять семье больше внимания! Когда мы последний раз ходили в ресторан, а?

– Ну, в прошлый мой приезд…

– Это было четыре месяца назад! Четыре! – она выставила четыре пальца, чтобы доходчивее донести до него эту мысль. – Пропадаешь черт знает где, а о жене думать забыл! Волочишься там за девками…

– За какими девками? – взвыл он. – Дорогая, ты что? Где я их возьму, девок этих? То есть… – он спохватился. – Слушай, я ни за кем не волочусь. Как ты это представляешь? У меня в экипаже практически одни мужики!

– А враги? – она сердито скомкала последний кусок фарша в котлету, сняла сковородку с крючка на стене и требовательно ткнула его в пресс.

– Какие враги? – в мозгу промелькнула странная картина: он преподносит букет цветов Ену Пирану. Он поспешно замотал головой, прогоняя ужасное видение. – Ты с ума сошла! Я тебе ни с кем не изменяю, ни со своими, ни с врагами, клянусь! – что за кошмар, кому из ребят сказать – на смех поднимут.

– У тебя дочь растет, а ты даже не знаешь, в каком она классе учится! Ты хоть раз о ней вспомнил в каком-нибудь чертовом бою? – она подталкивала его сковородкой, а он отступал.

– Делать мне нечего больше, в бою о Хеленке думать! – рявкнул он, отпихивая сковородку. – Этак можно и выстрелить не туда!

Хелена, легка на помине, выползла из своей комнаты, лениво жуя жвачку. Что-то в ее облике было не то… Ну да, покрасила челку в розовый цвет, идиотка.

– Па-ап, а ты мне что-нибудь привез?

Он заскрипел зубами. Ну за что его дочь такая дура?

– Нет!

– Да-а, – капризно заныла она, – а вот у Лауры и Милы отцы если куда-то ездиют, то обязательно подарки привозят.

– Боже мой! – он схватился за голову. – Ну о чем ты говоришь? Лаурин отец работает в турагентстве, Милин – шофер на фуре. А я тебе что могу привезти из рейда-то? Скелет шитанн или тушку кетреййи?

Хелена радостно округлила глаза:

– А чё? Привози! Ни у кого нет, а у меня будет. Па-ап, а кто такое кетреййи?

– Кто-то вроде тебя, – плюнул он в сердцах.

И тут же огреб по макушке сковородкой.

– Йозеф, как ты смеешь сравнивать дочь с этими дебилами? – заверещала Марта.

– Они еще и поумнее будут, – буркнул он и едва увернулся от второго удара. – Черт знает что такое! Марта, прекрати и доделай наконец эти чертовы котлеты. Я есть хочу!

– Мусор вынеси! Ты четыре месяца ничего по дому не делал!

– А ты четыре месяца мусор копила, не могла без меня вынести? – вроде и понимал, что надо бы остановиться, но родные и любимые его раздраконили. – Тогда ты такая же дура, как твоя дочь!

Тресь! Искры в глазах. Кто только придумал делать сковородки из чугуна?

– Да чтоб тебе пусто было, Марта! – он вывернул жене руку и отнял оружие, от греха подальше. – С меня хватит! Я ухожу из этого дурдома. Кончатся деньги – может, подобреешь.

Умом он понимал: никогда. Никакие пытки не заставят его жену подобреть. И скорее шитанн станет другом землянину, чем его дочь поумнеет.

Он рывком закинул на плечо свой саквояж и хлопнул входной дверью.

– Йозеф! – завопила Марта с балкона. – Вернись сейчас же!

Он слегка замедлил шаг и поднял голову.

– Куда пошел? Успеешь еще с дружками напьянствоваться! Собаку надо выгулять, ты четыре месяца с собаченькой не гулял!

– Да чтоб она сдохла уже, – проворчал он под нос, резко мотнул головой и быстрее зашагал прочь. К черту!

Только в пражском аэропорту, поймав странный взгляд сотрудника безопасности, он осознал, что до сих пор судорожно сжимает в руке боевой трофей – чугунную сковородку.

Стратосферник из Эфлуттрага прибыл в Генхсх глубокой ночью. Ритм космопорта не стихает по ночам, разноцветье огней не угасает, и лишь темные окна сонной гостиницы выдают время суток. Портье дремала под тусклой настольной лампой; когда Мрланк разбудил женщину и попросил ключ, та пробормотала, что ключ забрали, в номере его ждут, и снова уснула.

Наверняка Эйзза. Он не мог решить, радоваться или огорчаться. Провести с ней еще некоторое время было бы чудесно. Но ремонт «Молнии» рано или поздно будет завершен, корабль получит боевое задание, и придется снова прощаться, снова ножом по сердцу. Лучше уж сразу…

А может, и не Эйзза. Он вдруг вспомнил, что у него есть жена. Жены порой приезжают к мужьям в космопорт. Айцтрана приезжала редко. Зря она сделала это именно сейчас. Хотя, возможно, оно и к лучшему: он сообщит ей о завещании. Еще один плюс: ночевать в одиночестве ему не хотелось. Лучше с женой, чем в пустой постели.

В спальне было темно, но инфракрасное зрение выхватило теплое пятно на кровати. Кто – не угадать: чувствительность у сумеречников выше, чем у дневных жителей, но все равно невелика по сравнению с приборами, вместо четкой картинки – лишь размытые очертания. Мрланк нашарил выключатель, включил ночной свет на минимум. Вот те раз! Обе. Айцтрана и Эйзза спали, нежно обнявшись.

– Просто замечательно, – проговорил Мрланк, покачав головой. – А меня кто-нибудь приласкает?

Никто не проснулся. Только Айцтрана тихо вздохнула во сне и глубже зарылась носом в распущенные волосы Эйззы.

Хрястнув кулаком по выключателю и погрузив спальню обратно во тьму, Мрланк вышел в гостиную и, плюхнувшись на диван, схватил со стола чей-то недопитый бокал. Остывший реттихи булькнул сквозь пищевод, желудок болезненно сжался. Эх, надо было простой воды… Две женщины рядом, и, сотня червей могильных, ни одна воды не принесет.

Идти за водой самому было лень. Он поерзал на диване, пытаясь согнуть ноги как-нибудь так, чтобы нутро перестало бунтовать. Почему ему приходится ютиться в собственном номере, как нежданному гостю? А диван неудобный, и боль вряд ли успокоится до утра.

Можно, наверное, дойти до кафе космопорта и присмотреть какую-нибудь веселенькую пышечку кетреййи из местных, никуда не торопящуюся. Вот только вряд ли здешние веселушки клюнут на полумертвого, а Селдхреди тут не сыщешь. Чтобы не оставаться в одиночестве, можно было бы позвонить Шфлу Арранцу – наверняка он еще не успел лечь. Бывший научный руководитель экспедиции многое знает, умеет красиво говорить: самое то, чтобы скоротать ночь без женщин. Но он не заводная говорящая игрушка, нужно будет поддерживать беседу, вставлять реплики, улыбаться, а на последнее Мрланк сейчас неспособен. Нужно будет угощать его реттихи, от одного вида которого желудок начинает плющить… Нет.

Осторожно, увещевающе поглаживая верх живота, Мрланк испытал острое чувство жалости к самому себе. Унизительное, недостойное сильного мужчины. Что это, еще один симптом умирания, признак новой стадии? Или закономерное следствие неудачно сложившихся обстоятельств? Все нормальные люди спят сейчас в своих постелях спокойным сном, обнимая кого-нибудь, а не маются, скрючившись на диване, одни-одинешеньки при живой жене. Да и ненормальные тоже. Тот же Гржельчик, Мрланк готов был поспорить, лежит себе с женой, горя не зная, а может, с любовницей, и ничего у него не болит, а дочка реттихи ему смешивает – или что там пьют эти земляне? Только у него, Мрланка, все не как у людей.

Самолет приземлился на аэродромной площадке, и Йозеф Гржельчик, пройдя коридор-кишку, оказался в зале прилета. Настроение было хуже некуда. Саквояж, который он так и не успел разобрать дома, оттягивал плечо, шишка на маковке немилосердно болела. Сковородку у него отобрали при посадке в самолет, сочтя тяжелый предмет в руках мрачного космолетчика угрозой для нормального протекания рейса. Йозеф скептически посмотрел на запутавшуюся со своим багажом мамашу с очаровательной дочкой лет трех – не дай Боже, что-то вроде Хелены вырастет, – переложил саквояж в другую руку и неохотно двинулся к космодромной части порта Байк-паркинг.

Кто, когда и почему прозвал огромный транспортный мегакомплекс, объединяющий аэропорт, космопорт и железнодорожную станцию, Велосипедной Парковкой, история не сохранила. Ходило предание, что «Байк» – это вовсе не «велосипед», а просто первая часть названия древнего космопорта, развалины которого предприимчивые мальчишки показывают наивным инопланетянам за сувениры. Сам Йозеф склонялся к мысли, что происхождение этих «развалин» более прозаическое: заброшенная свалка устаревшего оборудования, неисправных запчастей и неликвидных грузов.

Аккурат на границе зон аэропорта и космопорта находилась гостиница. Место почти родное, изученное вдоль и поперек за краткие, но многочисленные стоянки в Байк-паркинге. Дежурная узнавающе кивнула ему и назвала по имени:

– Йозеф, вас тут какой-то мальчик спрашивал.

– На кой черт мне мальчик? – вполголоса огрызнулся он. – У меня традиционная ориентация.

Дежурная, подавив улыбку, повернулась к компьютеру, подыскивая для постоянного клиента номер получше.

– Йозеф! – из лифта вышел Бабаев, один из пилотов «Ийона Тихого», радостно улыбаясь в густую бороду и приветливо маша рукой.

– Бабай, это ты, что ли, тот мальчик, который меня искал? – Йозеф пожал ему мозолистую ладонь.

– Я? – праведно изумился пилот. – Неужели я похож на мальчика? Горе мне, горе!

Мальчиком Бабаева назвал бы только слепой. Уж скорее дедом. С черной бородищей, черными глазами навыкате, улыбкой, полной золотых зубов, жилистый и лохматый, Бабай походил на классического бабая, которым пугают детей.

– Как твои? – довольно улыбающийся Бабаев являл собой образ отдыхающего: потертые шорты, шлепанцы на босу ногу, пустой пакет в руке – видать, в магазин собрался. Вояка расслабляется между рейдами. – Как дочка?

Йозеф буркнул нечто нелицеприятное. Сказать по правде, отцу никак нельзя делать с дочкой то, упоминание о чем у него вырвалось.