Рассейские люди спокон веку по работам ходят. Бывает, что и до самых границ дойдут, а то и подальше.
Вот один мужик пошел, пошел себе да и зашел к черкесской границе. А там его черкесы поймали и продали на морские острова, к песьеглавцам, – вот что людей-то едят. Ну, что касаемо голов, так, говорят, – байки. Головы-то у них, как у всех прочих, зато нрав чисто собачий. За нрав-то их песьеглавцами и прозвали.
Ну, купил этого мужика один тамошний хозяин и определил на конюшню, к лошадям. У него как раз тройка была – кобыла и два мерина. И ходил за ними допреж того тоже русский один, купленный человек. Три года ходил, а после зарезал его хозяин, а себе нового достал. «Пусть, – думает, – лошадок покормит да подкормится малость, а после и сам на корм пойдет».
А русский, хоть и знает, что ждет его беда, да делать ему нечего: не убежишь, не спрячешься! Живет помаленьку.
Вот как-то раз поехал с ним хозяин в лес. Приехали, выпрягли лошадей, и показывает ему старик место под большим деревом. Копай, мол, тут яму!
Что ж, рыть – так рыть! Вырыл он яму широченную, глубоченную, ну, чисто могилу, а хозяин спрятал в ту яму эдакую машину булатную, навел ее и говорит:
– Ну, русский, полезем на дерево!
Влезли. Достает хозяин из кармана дудочку и начинает тонехонько, тихохонько высвистывать.
И вот, видят, ползет к ним змей, как говорится, пóлоз, да такой огромадный, ядовитый, что трава под ним горит. Наполз он на эту яму, где они машину-то схоронили, и тут хозяин как дернет за веревочку! Стукнули булатные ножи, и пересекло змея надвое.
Хозяин сейчас с дерева долой, велит русскому рубить змея на части. Тот перерубил. Хозяин кажный кусок перемыл и склал в кадку для ветчины (там это не в диковинку, что змея солят. Народ такой – и собак, и кошек ест, и змеевиной не брезгует). А один кусок дал русскому и сказал варить.
Русский взял, положил этот кусок в котел, налил воды – закипела вода, как на огне. Хозяин говорит русскому: «Слей на земь». Он вылил воду на траву, трава ажно до земли выгорела. Такой, стало быть, в той воде яд был.
А песьеглавец опять приказывает: «Наливай другую воду!» И та вода закипела.
«Выливай!» – Вылил. Смотрит – на этот раз трава пожелтела, высохла, но не сгорела.
– Ну, наливай третью воду, сыпь крупу, да вари кашу!
Ему что? Человек подневольный – сварил.
– Снимай котелок! Подавай!
Он подал.
Взял хозяин ложку и давай эту кашу уплетать, сольцой и то не посолил.
Убрал весь котелок, остались в котле одни пригарки. Он и говорит русскому:
– Возьми, русский, вымый котел и чисто выскобли. Только смотри – крупинки не съешь! А как поешь – так и знай, – умрешь. Вам, русским, это не годится.
Русский говорит:
– Да у нас в Рассее этого и не видано, а не то что есть. В рот не возьму…
Достал хозяин войлок, подушку, положил под дубом и лег отдыхать. А русский пошел к воде котел мыть. Идет и думает: «Смерти не миновать. Как того зарезал, так и меня зарежет. Дай попробую!»
По русскому образованию перекрестился и давай эти пригарки убирать. Отскоблит корочку – и в рот, отскоблит – и в рот.
Дочиста все съел, и мыть не надо стало.
И только он последнюю корочку прибрал, смотрит – что такое? Стало ему все понятно, все разговоры, что звери, птицы, скоты всякого звания промеж себя ведут. Как есть все уразумел. Засмеялся он. «Вот, – думает, – какая хитрость! Вам, русским, это не годится! Ишь ты! Ну, теперь мне главное дело, чтобы хозяин про это не прознал!»
Вымыл он скорее котел, отнес на место и поставил под повозку, а сам сел на пенек, про свою судьбу думает.
Вдруг и слышит, – говорит кобыла сыну своему мерину:
– Что это хозяин долго спит? Ведь нам ехать далеко.
А хозяин сразу и проснулся.
– Да, – говорит, – пора! Русский, давай лошадей, поедем!
Русский привел лошадей. Запрягли. Кадку с этим мясом змеиным на повозку поставили. Сели себе и поехали ко двору.
Под вечер добрались до места. Русский сейчас лошадок отпрег, прибрал их, корму задал.
Уж и спать давно пора, а он все ходит возле них, холит, чистит. Ему с лошадками-то хорошо: лошадки и здесь будто свои, будто русские… Никакой разницы нет.
И вдруг опять слышит он, – говорит меньшóй мерин старшóму:
– Вот попадаются нам добрые люди, да недолго живут. Тот, – говорит, – за нами хорошо ходил (это которого зарезали-то), а нынешний еще лучше ходит – и покоит, и жалеет!..
А старшóй присунулся к нему и говорит, будто на ухо шепчет:
– Как он ни старайся, как ни служи, а заслуга та же будет. Зарежут словно барана.
А русский стоит себе и слухает, как меренья разговаривают.
Вот старшóй опять говорит:
– Кончится этот месяц, и созовет к себе хозяин гостей. Праздник у них будет. Тут нашему конюху и конец, как тому было. Небось помнишь?
А меньшóй опять:
– Знал бы это русский да сел бы на меня, я б его на ихнюю границу вывез! Жалко мне парня.
Старшой мерин мотнул головой и говорит:
– Нет, ты не вывезешь! А вот я вывезу, коли он на меня сядет.
Тут мать ихняя, соловая кобыла, как топнет копытом, ажно искры полетели:
– Зря хвалитесь! На кого он ни садись, вы оба пропадете и его погубите. Нагонит вас хозяин и в куски изрубит. Вот если б он знал да на меня сел, я бы его вывезла. А ваш разговор пустой.
Пошел русский из конюшни. Идет, а сам думает:
– Ну, погляжу, если и вправду ихние слова сбудутся, и хозяин на тот месяц гостей созовет, сяду я на кобылу и попробую – не вывезет ли?
Вот и кончается месяц. По дому суета пошла, то, другое стряпают – пекут, солят, пиво варят – значит, ждут гостей.
И вправду стали гости съезжаться. Только одного какого-то нет, не приехал.
Хозяин и говорит русскому:
– Заложи мне одну лошадь, я сам за ним поеду.
Ну, русский-то и рад – заложил меньшого мерина, проводил хозяина со двора, а сам скорей в конюшню, оседлал кобылу да и поскакал на свою сторону.
Немного времени прошло, воротился хозяин домой. Только он во двор, а старшóй мерин и говорит меньшому:
– А матушка-то наша убежала и русского увезла!
Хозяин сейчас в конюшню, оседлал свежую лошадь и погнал в догон за ними.
Услышала кобыла топ и говорит русскому:
– Ну, смотри, русский, держись крепче. Да не трогай меня за повода. Я сама все знаю. И не бойся ничего – ни горы, ни воды. Вывезу!
Вот подъезжают они к реке Кубани, и тут нагоняет их хозяин.
Русский говорит:
– Ну, пропали мы! Обоим нам живыми не быть.
А кобыла подскакала к реке да и бросилась со всех ног прямо в воду.
Она на ту сторону выплывает, а хозяин к этому берегу подъезжает.
Закричал он по-своему и тоже в реку!
Плывет, плывет, а кобыла уже берегом против воды гонит.
Только хозяин на землю ступил, она опять в воду и на свою сторону гребет. Догребла, оглянулась назад, а хозяин с этого берега снова за нею. Его вода вниз сносит, а она вверх по реке бежит.
Добрался хозяин до берега и вышел из воды, а она опять в воду – в третий раз. Выплыла на русскую сторону и говорит:
– Ну, теперь, русский, он нас не догонит. Живы будем. Только ты берегись – назад не оглядывайся и ничего не говори, а пуще всего не говори слова «чернобыл-трава». Скажешь – всю свою премудрость позабудешь.
А хозяин уж видит, что не догнать ему русского. Стоит на своем берегу и кричит:
– Русский! Русский! Я тебя поил, кормил, а ты мою лошадь угнал! Отдай хоть лошадь! Я тебе за нее чернобыл-травы дам. Богатый станешь, счастливый станешь! Только скажи: дай мне чернобыл-травы. Ну, скажи!
А русский уж знает: и слова не сказал, и назад не поглядел. Поскакал дальше.
Увезла его кобыла за русскую границу и говорит ему:
– Ну, теперь слезай с меня и все чисто снимай – седло, уздечку – все! Я больше к хозяину не пойду: мне у него живой не быть. Только смотри, русский, никому не сказывай, чтó ты теперь знаешь. А как скажешь, и часу не проживешь, помрешь сразу. Слышишь? Я тебе добра хочу – зря говорить не стану.
Сказала и пошла вольным ходом в заповедные луга, а русский своей дорогой идет.
Идет он, глядит по сторонам и радуется: Рассея кругом! И горки и пригорки, и леса и перелески, и луга и поля – все, как есть – Рассея. Землей сыт, ветерком пьян. Хорошо! А дорожка-то вьется, вьется и привела его к большому озеру. Славное озеро – продовольствие для диких птиц! Шагает он бережком и видит: летит великое стадо гусей. Он голову закинул, смотрит, а задние гуси вдруг и зашумели переднему:
– Давайте на этом озере садиться, тут и пространно и сытно.
А передний кричит:
– Нет, дальше полетим! Тут хоть и сытно, а тратно, много бьют!
Полетели они дальше, а мужик низом идет. Дошел до лесу, видит: на краю леса преогромный дуб стоит. Гуси и закричали:
– Давайте на этом дубе садиться!
А передний им отвечает:
– Что вы! Нельзя! Вот черная туча заходит. Ударит она грозой в этот самый дуб и разобьет его от вершины до корня.
И полетели гуси дальше. А русский стоит, смотрит на дерево и удивляется.
«Ишь, – думает, – экая деревина! Верхушки не видать. Сучья такие густые, что и дождь не пробьет, – и пропадать ему!»
И тут подъезжает к лесу помещик на паре коней. Поглядел по сторонам, где бы ему от дождя укрыться, и приказывает кучеру:
– Подъезжай под этот дуб, покуда туча не пройдет!
Мужик услыхал, подошел к нему и говорит:
– Нет, сударь, не извольте тут становиться!
– Почему же?
– Потому что гром в этот дуб ударит и вас заодно побьет.
Рассердился помещик:
– Ты что за пророк?
– Пророк не пророк, а говорю, что знаю. Прошу покорно, отъезжайте!
Помещик приказал кучеру отъехать и остановиться в недальнем расстоянии.
– Ну, – говорит, – погляжу, что ты знаешь, чего не знаешь! Коли это ты меня зря под дождем держишь, шкуру спущу!
И вот ударил гром. Да ведь куда! В самую верхушку этого дуба старого.
Ударил и разбил его до корня – в мелкие щепки.
Как увидел это помещик, отворил дверцу кареты и сажает мужика рядом с собой на подушку.
– Ну, брат, – говорит, – приедем домой, я тебя деньгами награжу и тройку лошадей дам со всем убором. Верное слово!
Кто же от своего счастья отказываться станет? Кланяется мужик.
– Покорно, – говорит, – благодарю!
А с помещиком в карете сидели собачки маленькие. Сидят они, в окошко смотрят и вдруг залаяли:
– Наши! Наши!
Мужик выглянул в окно – видит: бегут по дороге большие дворовые собаки. Это они хозяина встречать выбегли.
Маленькие им и тявкают:
– А с нами так и так случилось… Вот тут подле нашего барина мужик сидит, он нас всех от беды отвел.
А дворовые собаки отвечают:
– От дорожной беды отвел, а домашняя беда за порогом ждет.
– Кака-така беда?
– Да деньги у нас украли – сорок тысяч, и со шкатулкой. Шкатулка-то и сейчас в конюшне стоит, под доской… а никому невдомек.
– А вы-то на что? – собачки тявкают. – Чего смотрели? Что вора не хватали?
– Да воры-то свои – лакей и конюх. А своих кто же хватать будет. Они нас кормят.
Услыхал это мужик и говорит помещику:
– Сударь, у вас дома беда. Воры деньги украли.
– Что ты бредишь?
– Какой бред! Сами увидите! Да вы не извольте беспокоиться. Один украдет, другой найдет. Не будете в накладе.
Приказывает помещик кучеру гнать лошадей во весь скок.
Прискакали, прикатили – смотрят: так и есть! В доме переполох, барыня плачет, люди туды-сюды бегают, – а все без толку.
Помещик и говорит мужику:
– Ну, брат, твоя правда! Отыщи ты мне шкатулку, уж сделай такую милость. Отыщешь – по-царски награжу.
Раздумался мужик: отыскать-то немудрено, да лакея с конюхом будет жалко. Что ж на радостях-то людей губить?
Он и говорит:
– Вот что, сударь, предоставлю я вам ваши денежки, только повремените малость. Далеко сейчас ваша шкатулка.
– А как далеко?
– Да вот останусь здесь ночевать, так поутру будет у вас. А раньше – ни-ни!
– Ладно!
Ушел барин к себе, а мужик прямо в людскую. Подзывает к себе лакея и конюха:
– Ну, – говорит, – братцы!..
Они сразу в ноги:
– Помилуйте! Не выдавайте!
– Не бойтесь, не выдам! Все ли только деньги?
– Все, покамест.
– Ну, подите на конюшню, принесите.
Они даже охнули, поглядели друг на друга: «Все, дескать, знает!» Пошли и принесли.
Мужик берет у них шкатулку, вынимает сто рублей: «нате, мол, погуляйте», – и опять в дом.
Поутру встает барин.
– Где мужик?
– Здесь. Дожидается.
– Позвать его сюда.
Мужичок приходит, приносит шкатулку с деньгами.
– Ну, друг мой, это услуга так услуга! А что, не покажешь ли ты мне вора?
– Нет, сударь, эти воры далеко. Они шкатулку вашу в овраге спрятали, а сами опять в работу пошли.
– Ладно, не велика беда! Главное дело – деньги нашлись. Ну, мне с тобой рассчитываться. Перво-наперво выбирай тройку самых лучших лошадей, упряжь и карету.
– Что вы, сударь, на что ж мне такое богатство! Мне бы хоть какую тройку да простую бричку!
– Твое дело! – говорит помещик и призывает к себе шесть кучеров.
– Выбирай любого!
– А какой вызовется, тот и хорош будет.
Вызвался один. Мужик говорит:
– Пожалуйте ему, сударь, вольную, потому что я его в работу посылать буду.
Помещик сейчас написал ему вольную, отдает бумагу мужику, а кучеру приказывает:
– Смотри, служи ему, как мне служил. Ступай, заложи тройку соловых и такую-то бричку. – Потом вынимает денег тысяч десять, а то и побольше, и говорит мужику: – Держи! Твое!
Мужик поклонился помещику, а помещик мужику кланяется.
Попрощались они, и съехал мужик со двора.
Едут, едут путем-дорогою, мужик и говорит кучеру:
– Остановись, кучер!
Тот придержал лошадей.
– Ну, – говорит ему мужик, – вот тебе, братец, вольная, а вот денег для начала и ступай, куда тебе надобно. Я сам себе хозяин, сам себе кучер, и ты так живи.
Обрадовался кучер, поклонился мужику в пояс и пошел свое счастье искать, а мужик дальше поехал, к себе на деревню.
Вот приезжает он домой. Народ к нему бежит, шумит… Шутка сказать, три года человек пропадал!
Позвали его и к помещику. Тот расспрашивает: как да что? А мужик все рассказывает: был в таких-то краях, всякого натерпелся, а потом вот убег и счастливо в Рассею прибыл.
Помещик говорит:
– Ну, ступай домой, отдыхай после такого страдания.
Пошел мужик к себе на двор, с хозяйкой поздоровался, лошадок убрал и зажил с того дня не хуже барина.
Что ж? денег много, лошадки хорошие – всякий проживет.
А жена смотрит, смотрит, и не понять ей – уходил муженек из дому, только и было, что топор за поясом да лапти на ногах, а приехал на тройке и с деньгами… И так-то она дивится, что и ночью ей не спится. Терпела, терпела да и спрашивает:
– Скажи ты мне, голубчик, где был, пропадал?
– А я, – муж говорит, – был в таких-то местах, на морских островах.
– Далеко ли?
– Отсюда не видать.
– А где ж ты эдакое богатство взял?
– Да так, счастье мне мое послужило.
– Ой, муженек, ты, видно, клад нашел… Скажи мне правду истинную. Не таись! Только скоты бессловесные молчат…
– Не велено мне говорить.
– Своей жене, да не велено! Нет уж, ты сделай милость, скажи.
– Отвяжись, жена! Что знал, сказал. А боле ничего не скажу.
Рассердилась жена:
– Врешь, врешь, старый дурак, скажешь! Скажешь! А коли не хочешь говорить, я к барину побегу и сама скажу, что ты по разбоям ходил да тринадцать душ загубил! Во хмелю, скажу, батюшка, признался.
Тесно стало мужику.
– Слышь, жена, – говорит, – коли я тебе скажу, так смертью помру.
– И-и, миленький, хоть помри, да скажи.
Что станешь с бабой делать?
– Ну, давай белую рубаху, – говорит муж.
Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, приготовился помирать.
А хозяйка в головах стоит, свечку держит.
– Ну, милок? – спрашивает. – Ну?
Он уж совсем было собрался рассказать своей хозяюшке всю правду истинную, да на ту пору забежали в избу три курочки, а за ними петушок – масляна головушка, шелкова бородушка. И давай этот петушок хохлаточек своих гвоздить. Гвоздит, а сам приговаривает:
– Вот вам! Вот вам! Вот вам! Дураку и с одной женой не управиться, а у меня тридцать, да я всем порядок дам!
Услышал эти слова мужик, вскочил с лавки да за плетку.
– Вот тебе, – говорит, – жена, правда! Вот тебе, – говорит, – истинная.
Присмирела она.
– Прости, – говорит, – муженек! Прости, не гневайся!
И такая с той поры стала добрая да ласковая, все завидуют.
О проекте
О подписке