Цитаты из книг автора «Наоми Рейн»

ребенок – это живая душа, уникальная полноценная личность. С самого начала, с момента зачатия. Я абсолютно уверена, что даже в утробе матери дети все слышат, понимают, чувствуют. Я верю тем, кто пишет, что с ними можно и нужно разговаривать, рассказывать, объяснять.

Мое сердце рвется на части. Но никто не видит моих страданий. Я умею сделать вид, что все нормально, все как обычно. Я могу шутить и смеяться, бодро разговаривать, даже когда очень плохо. Но если меня ненароком застают одну, когда я думаю, что одна, люди поражаются, какая я печальная. – Почему ты такая грустная? – изумляются они. – Я не грустная, – отвечаю я, а сама думаю: «Я всегда такая». – Что-то случилось? – интересуются они. – Нет, все в порядке, – отвечаю я. И правда, ведь никто же не умер. Никто не болен смертельно, никто не истекает кровью. Вроде у меня есть и работа, и где жить, и даже спутник жизни. Все в порядке, правда?

Легко быть слабым. Сразу начинаешь плакать, стоит кому-то тебя обидеть. Слезы льются ручьями, и все вокруг сразу начинают страшно сочувствовать тебе, утешать, успокаивать, тревожиться за тебя. Столько внимания, поддержки и тепла. Ведь сразу понятно, как тебе плохо. А я не могу плакать. Но как же больно и невыносимо тяжело на душе, где океаны невыплаканных слез, где плещется одна бесконечная боль. Я замираю, перестаю дышать. С раннего детства я разучилась плакать. Кричать. Даже просто стонать. Когда мне плохо, я перестаю дышать, стискиваю зубы, зажимаюсь в комок, но молчу. Ни звука, ни слезинки. А от этого гораздо больнее, потому что вся невыраженная боль остается во мне. Я делаю вид, что я сильная. Наверное, я и правда стала сильной. Но это так тяжело, что часто я просто не хочу жить. Мне кажется, люди не верят мне, когда я говорю об этом. Может, потому что я произвожу впечатление сильной?

Насколько легче тому, кто выглядит слабым! Кто легко плачет, жалуется, вызывает сочувствие и желание его утешить и поддержать. И как невероятно тяжело быть сильной. Когда внутри запрет – на слезы, бессилие, отчаяние, – но все равно есть и боль, и слабость, и сомнения. А показывать это нельзя, запрещено. И оно так и остается внутри, нарастает по силе и интенсивности из-за невозможности выразить это и освободиться. Как эхо, отражаясь от стенки к стенке, набирает обороты и усиливается, так и невыносимое напряжение внутри, боль и крик нарастают, рвутся наружу, но никогда не вырываются.

Постепенно в процессе терапии мне начали приходить в голову мысли, которые кому-то, возможно, покажутся очевидными: – я могу не есть ту еду, которая мне не нравится (отдать тем, кто ее любит или просто выкинуть), невзирая на то, что я ее купила; – я могу съесть столько, сколько мне хочется, и оставить тарелку недоеденной; – я могу выкинуть испорченную еду, не испытывая сильного чувства вины; – я могу выбирать и есть то, что мне нравится и хочется; – я могу не впихивать в себя то, что приготовила мама, чтобы она не расстраивалась, если мне сейчас не хочется это есть.

Ведь это я виновата, что она залежалась в холодильнике. От всего этого мой Внутренний Ребенок страдал. Но я не чувствовала его боли и огорчения, не слышала его протестов – просто не слушала. Сейчас я думаю, что мое здоровье и мои желания мне дороже. Я не хотела есть эту еду, вот она и лежала. Теперь я могу ее не есть.

И Ребенок тратит все свои силы на то, чтобы удерживать эту боль, горе, слезы, злость внутри, не давая им выйти наружу. Неудивительно, что у него не остается ни времени, ни возможности, чтобы радоваться тому, что происходит сегодня, строить планы, развивать идеи, дарить энергию. И становятся люди похожими на роботов: вроде делают все как надо, а внутри – несчастны. На работу ходят, домашние обязанности выполняют, а счастья не чувствуют. Из жизни пропадает ощущение смысла.

бессилие перед детскими чувствами, их силой и искренностью. Как выдержать, когда он плачет так горько, словно его сердце разрывается на части? Рыдает в голос, сжимается в комок, совершенно безутешный? Взрослого это может пугать и даже ужасать, его охватывают беспомощность и растерянность. Больше всего хочется, чтобы Ребенок немедленно это прекратил. Это очень трудно вынести.

– счесть это совсем не помощью, а наоборот – помехой, и начать сердиться; – лишиться шанса решить эту задачу самостоятельно и вырасти на этом, т. е. моя помощь может оказаться ему во вред; – быть благодарен, как и ожидалось. Но! Я ведь жду, что он будет помнить об этом всегда. И когда понадобится, он даст то, что мне потребуется. Но ведь я никак не даю ему знать, что мне сейчас именно это надо. Сложная конструкция. В жизни не работает, а я обижаюсь. Лучше давать только то, что я могу подарить. Если делать что-то для других – то бескорыстно. Не ждать в ответ ничего – ни благодарности, ни награды, ни любви. Или уж ничего не давать.

В какой-то момент мне открыли глаза: не все, что я считаю добром для людей, является таковым на самом деле. Потому что я могу помочь человеку в чем-то, ожидая благодарности и хорошего в будущем ко мне отношения, а он вместо этого спокойно может: – принять это как должное, просто не заметив; – счесть, что не только так и надо было, так еще и мало сделано, давай-ка побольше; – быстро привыкнуть и начать ждать этого снова и снова, при этом совершенно не относясь ко мне хорошо;