Удивительное это было сооружение. Некий викторианский архитектор, воодушевляемый и всячески поддерживаемый тогдашним Анкретоном, снес дом, построенный еще во времена королевы Анны, и воплотил на его месте и из тех же самых материалов самые экзотические свои фантазии. Анкретон не соответствовал ни одному из архитектурных стилей и не принадлежал ни к какому периоду. Шишковатый фасад его представлял собой смесь готики, барокко, рококо и норманнской архитектуры. Причем в равных пропорциях, подобно жировикам, на каждом углу выдавались башенки. Башни же вырастали из стен, украшенных множеством зубцов. Бойницы исподтишка щурились на пораженные базедовой болезнью окна эркеров, а из черепичной мозаики крыши поднимался лес разноцветных дымоходов. Фоном всему этому сооружению служило не небо, а густая чаща вечнозеленых деревьев, ибо за Анкретонским гребнем поднимался еще один, более крутой холм, склоны которого пышно поросли хвоей. Быть может, строительство этого монстра исчерпало воображение того давнего представителя рода Анкретонов, и он почти не тронул правильную геометрию садов и густых посадок, что были разбиты здесь в традиции Джона Ивлина[15]. Эти последние, храня свою изначальную цельность, по-прежнему незаметно направляли взгляд наблюдателя в сторону дома, и в их беззаконном здесь существовании ощущалась рабская покорность слепой судьбе.
Вскоре замелькавшие за окном деревья заслонили от Трой вид замка. Через минуту-другую поезд торжественно остановился на крохотной станции Анкретон-Холт.
– Ну, такие минуты пропустить, конечно, нельзя, – пробормотал Седрик, и оба они, освещаемые лучами зимнего солнца, вышли на платформу.
Там стояли двое – молодой человек в мундире лейтенанта и высокая девушка. Это была привлекательная пара, да и походили они чем-то друг на друга – оба голубоглазые, смуглые, худощавые. Они двинулись навстречу приезжим, молодой человек прихрамывал и опирался на палку.
– А-а, это вы, – пробурчал Седрик. – Анкреды стройными рядами. Привет, ребята.
– Привет, Седрик, – без особого энтузиазма откликнулись встречающие, и девушка быстро и радушно протянула Трой руку.
– Это моя кузина Фенелла Анкред, – вяло проговорил Седрик. – А наш воин – тоже кузен, Пол Кентиш. Мисс Агата Трой. Или мне следовало бы представить вас как миссис Аллейн? Такая морока, право.
– Хорошо, что вы приехали, – сказала Фенелла Анкред. – Дед места себе не находит, на десять лет помолодел. У вас большой багаж? Если да, то доставим в два приема, или вы предпочитаете прогуляться вверх по холму? А то у нас только двуколка, на которой гувернантка ездит, а Росинант старенький.
– Прогуляться! – слабо вскрикнул Седрик. – Ты что, дорогая Фенелла, совсем с ума сошла? Мне – прогуляться? Росинант (позволь, к слову, заметить, что кличка этого животного кажется мне немыслимым капризом), так вот, Росинант повезет меня наверх, пусть даже это будет его последнее сознательное действие.
– У меня два чемодана, ну и все, что нужно для работы, а это тяжесть немалая, – сказала Трой.
– Ладно, разберемся, – бросил Пол Кентиш, с раздражением поглядывая на Седрика. – Пошли, Фен.
Студийный мольберт Трой и тяжелые вещи пришлось оставить в станционном помещении – попозже, вечером, их доставит носильщик, – а ее видавшую виды ручную кладь и зеленые чемоданы Седрика поместили в двуколку, и сами устроились поверх багажа. Упитанная белая лошадка засеменила по узкой дорожке.
– До ворот в усадьбу миля, – сказал Пол Кентиш, – и еще столько же до дома. Фен, мы сойдем у ворот.
– Я бы не прочь прогуляться, – заметила Трой.
– В таком случае, – удовлетворенно кивнула Фенелла, – Седрику и вожжи в руки.
– Что я вам, кучер, что ли? – запротестовал Седрик. – Это существо может заупрямиться и встать или повернуться и укусить меня. Вам не кажется, что ведете себя по-свински?
– Сам не будь ослом, – отмахнулась Фенелла. – Спокойно доедешь до дома.
– А кто там? – отрывисто спросил Седрик.
– Как обычно. Через неделю на выходные приедет мама. Меня две недели не будет. А так – тетя Милли и тетя Полин. Это, – Фенелла повернулась к Трой, – мать Седрика и мать Пола. Боюсь, сначала вам трудно будет разобраться в наших родственных связях. Тетя Полин – это миссис Кентиш, мама – миссис Клод Анкред, а тетя Миллимент – миссис Генри Анкред.
– Генри Ирвинг Анкред, не забывай, – встрял Седрик. – Это мой покойный папа.
– Что касается нашей линии, то это все, – заключила Фенелла. – Да, еще Пэнти (Седрик застонал). Кэролайн Эйбл и школа в западном крыле. Тетя Полин, видите ли, опекает их. Там учителей катастрофически не хватает. Вот теперь все.
– Все? – вскричал Седрик. – Ты что же, хочешь сказать, что Соня уехала?
– Нет, она там. Я просто забыла, – бросила Фенелла.
– В таком случае, Фенелла, могу сказать лишь, у тебя есть совершенно завидная способность все забывать. Следующий раз ты скажешь, что с Соней все примирились.
– Какой смысл говорить об этом? – ледяным тоном заметил Пол Кентиш.
– А о чем же еще говорить в Анкретоне, только это и интересно, – возразил Седрик. – Лично я нахожу эту тему весьма интригующей. Всю дорогу обсуждал ее с миссис Аллейн.
– О Господи, Седрик, – дружно выдохнули Пол и Фенелла.
Седрик издал каркающий смешок, и наступило напряженное молчание. Ощущая некоторую неловкость, Трой наконец заговорила с Полом Кентишем. Приятный молодой человек, подумала она, серьезный, но доброжелательный, и не против поговорить о своей военной службе. Его ранило в ногу на итальянском фронте, и он все еще проходил курс лечения. Трой спросила, чем он собирается заняться после демобилизации. Пол слегка покраснел.
– Вообще-то я подумывал… словом, мне пришло в голову, а почему бы не послужить в полиции.
– Ничего себе, – присвистнул Седрик.
– Пол единственный среди нас, – пояснила Фенелла, – кто не хочет иметь ничего общего с театром.
– Я был не прочь остаться в армии, но теперь для этого не гожусь. Не знаю, может, и в полицию меня тоже не возьмут.
– Вам стоит поговорить с моим мужем, когда он вернется, – сказала Трой и тут же усомнилась, а так ли уж это понравится Аллейну.
– Здорово! – воскликнул Пол. – Это было бы просто замечательно, если вы действительно всерьез.
– Он просто мог бы подсказать, является ли хромота препятствием.
– Ну а я так просто счастлив, – заметил Седрик, – что у меня язва двенадцатиперстной кишки. Не надо даже притворяться храбрецом и силачом. Нет, я точно унаследовал характер Старика.
– А вы на сцену собираетесь? – повернулась Трой к Фенелле.
– Да, война кончилась, так что можно. Все это время я шофером работала.
– Фенелла, ты будешь играть экзотические роли, – снова вмешался в разговор Седрик, – а я буду шить тебе потрясающие костюмы. Классно, правда, когда – и если – я унаследую Анкретон, превратить его в эдакий совершенно особенный театр. Единственная загвоздка – а ну как Соня станет вдовствующей баронессой и тогда точно захватит все ведущие роли. Видит Бог, мне очень нужно хотя бы немного денег. Как думаешь, Фенелла, что тут можно придумать? Старику в колени бухнуться или к Соне подкатиться? Пол, ты ведь у нас такой специалист по обходным маневрам. Дай совет, дорогой.
– Ну, если принять во внимание, что ты зарабатываешь примерно вдвое больше, чем любой из нас…
– Чистая легенда. На какие-то жалкие гроши живу, уверяю тебя.
Белая лошадка флегматично дотрусила до конца аллеи, упирающейся прямо в ворота Анкретона, открывавшегося отсюда во всем своем великолепии. Отсюда, разрезая зелень террас и поднимаясь марш за маршем, бежала широкая тропа, ведущая к площадке перед домом. Проезжая дорожка поворачивала налево и терялась в лесу. Должно быть, очень богатая семья, подумала Трой, такое хозяйство содержать. Словно отвечая на ее мысли, Фенелла сказала:
– Отсюда и не скажешь, как далеко простираются сады, верно?
– А трудные дети все еще борются за победу фрейдистских идей? – осведомился Седрик.
– Работают, жизни радуются, – возразил Пол. – В этом году всю вторую террасу картошкой засадили. Да вон они, отсюда видно. – Действительно, Трой уже заметила на второй террасе стайку ребятишек.
– Картошка! – пробормотал Седрик. – Не иначе сублимация чего-то очень важного.
– Ну, есть ее им в любом случае нравится, – отрезала Фенелла.
– Вот и доехали, миссис Аллейн. Вам действительно хочется пройтись? Коли так, пошли по средней тропе, а Седрик доберется на двуколке.
Они соскочили на землю. Пол открыл массивные, с вензелем наверху, железные ворота, попутно заметив, что сторожка привратника используется сейчас под овощной склад. Седрик, перехватив вожжи с крайне недовольным видом, повернул налево, остальные трое начали подъем.
Дети пели – правда, эта песня больше походила на металлический скрежет, прорезающий осенний воздух.
Что ж, с песнею вперед,
Через моря, в поход,
Туда, где в Сакраменто
Девчонок целый взвод.
Преодолев второй марш, они услышали звонкий женский голос, перекрывающий голоса детей:
И раз, и два, и три-и-и. А ну-ка еще.
И раз, и два, и три-и-и.
На второй террасе около тридцати маленьких девочек и мальчиков в такт пению орудовали лопатами. Командовала ими, задавая ритм, молодая рыжеволосая женщина, одетая в бриджи и свитер. Трой подошла как раз в тот момент, когда мальчишка в заднем ряду явно нарочно высыпал полную лопату земли на шею соседке. Та, продолжая пронзительно распевать куплет, развернулась и дала ему лопатой по заднице.
– И раз, и два, и три-и-и. Еще раз, – не умолкала молодая женщина, весело приветствуя взмахом руки Пола и Фенеллу.
– Подойдите-ка сюда! – крикнула Фенелла. Молодая женщина оставила своих подопечных и, широко шагая, направилась в их сторону. Пение продолжалось, но уже не так бодро. Она оказалась удивительно красива. Фенелла представила ее: мисс Кэролайн Эйбл. Она крепко встряхнула руку Трой, которая меж тем заметила краем глаза, что девочка повалила мальчика на землю и, усевшись ему на голову, принялась методически покрывать ее грязью. Для этого ей пришлось снять с него забавную белую кепчонку. Трой заметила такие же и на других детях.
– Смотрю, вы их в строгости держите, а, Кэрол? – сказала Фенелла.
– Через пять минут заканчиваем. Очень хорошая штука, знаете ли. Они чувствуют, что приносят пользу. Делают что-то общественно важное, – пылко заявила мисс Эйбл. – И если вам удалось заставить этих детей, в особенности интровертов, заниматься таким делом, значит, шаг вперед вы уже сделали.
Фенелла и Пол, стоявшие к детям спиной, глубокомысленно кивнули. Мальчик, которому удалось сбросить с себя девочку, отважно пытался укусить ее за левую лодыжку.
– А как у них с головой? – серьезно осведомился Пол.
– Все по плану, – пожала плечами мисс Эйбл. – Завтра опять будет доктор.
Трой невольно вскрикнула: девочка завизжала так пронзительно, что голос ее перекрыл пение, которое немедленно остановилось.
– Э-э… по-моему, вам стоило бы взглянуть, – сказала Трой. Мисс Эйбл обернулась. Девочка изо всех сил старалась лягнуть своего противника, а тот упрямо не отпускал ее ногу.
– Пусти, ты, корова, – визжала девочка.
– Патриция! Дэвид! – крикнула мисс Эйбл и бросилась к ним. Остальные дети перестали копать и молча слушали, как два главных действующих лица, не отпуская друг друга, обмениваются взаимными обвинениями.
– Хотелось бы знать, – поинтересовалась мисс Эйбл, – с чего это вы затеяли драку?
Последовали невнятные объяснения. Судя по всему, мисс Эйбл все поняла и, к удивлению Трой, сделала две-три заметки в блокноте, поглядывая при этом на часы.
– Ну а теперь, – бодро продолжила она, – вы чувствуете себя гораздо лучше. Вы просто разозлились оба, и надо было выпустить пар, так? Но ведь вам же известно, что я могу предложить вам нечто лучшее, чем драка.
– Нет, не можете, – мгновенно откликнулась девочка и резко повернулась к противнику. – Я убью тебя. – С этими словами она вновь бросилась на него.
– А что, если, – перекрывая визг соперников, воскликнула мисс Эйбл, – что, если все мы положим лопаты на плечи и споем походную песню?
Девочка откатилась от противника, набрала полную ладонь грязи и яростно и точно швырнула ею в мисс Эйбл. У мальчика и еще нескольких детей этот смелый поступок вызвал взрыв смеха. Через секунду-другую мисс Эйбл смеялась вместе с ними.
– Вот чертовка, – пробормотал Пол. – Знаешь, Фенелла, я действительно думаю, что хорошая порка…
– Нет, нет, – перебила его Фенелла. – Это у нее метод такой. Слушай.
Никогда не унывающая мисс Эйбл говорила:
– Н-да, выгляжу я, надо полагать, довольно забавно. Ну а теперь, отчего бы нам не придумать какую-нибудь веселую игру? Двое на двое. Выбирайте себе пару.
Дети разбились по парам, а мисс Эйбл, стирая грязь с лица, присоединилась к троим зрителям.
– И как только вы управляетесь с Пэнти, – начал Пол.
– Да нет, все нормально, она слушается, – прервала его мисс Эйбл. – Это первая стычка за семь с половиной часов, и затеял ее Дэвид. Вот он, боюсь, плохо ладит с остальными. Патриция, – крикнула она, – уворачивайся. А ты, Дэвид, постарайся ее поймать. Надо по возможности направить агрессивные импульсы, – пояснила она, – в безопасное русло.
Они оставили ее энергично дирижировать игрой и пошли наверх. На четвертой террасе они столкнулись с высокой и исключительно красивой женщиной, одетой в твидовый костюм, фетровую шляпу и в массивные перчатки с крагами.
– Это моя мать, – сказал Пол Кентиш.
Миссис Кентиш приветствовала Трой довольно рассеянно.
– Вы ведь приехали писать портрет отца, верно? – осведомилась она, благосклонно кивнув на манер сценической вдовствующей герцогини. – Очень мило с вашей стороны. От души надеюсь, вам тут будет хорошо. Правда, в такие времена, как сейчас, никогда нельзя… – Она слегка оживилась. – Впрочем, вы ведь художник, и вряд ли вас удивит богемная обстановка… Она умолкла и повернулась к сыну: – Пол, милый, ну зачем ты стал пешком подниматься? А как же твоя бедная нога? Фенелла, дорогая, тебе не следовало позволять ему…
– Для ноги это только полезно, мама.
Миссис Кентиш покачала головой и посмотрела на раскрасневшегося сына.
– Ну прямо герой. – Ее мягкий голос слегка дрогнул, и Трой со смущением заметила, что глаза у нее наполнились слезами. – Настоящий троянец, – негромко проговорила миссис Кентиш. – Правда, Фенелла?
Фенелла неловко засмеялась, а Пол поспешно отвернулся.
– Куда это ты направлялась? – громко спросил он.
– Напомнить мисс Эйбл, что пора возвращаться. Эти бедные дети слишком много работают. Я не думаю… ладно, оставим это. Боюсь, мисс Аллейн, я довольно старомодна. Мне по-прежнему кажется, что лучшая воспитательница – это мать.
– Хорошо, хорошо, мама, – запротестовал Пол, – но ведь с Пэнти надо что-то делать, разве не так? Это ведь просто ужас какой-то.
– Бедняжка Пэнти, – горько вздохнула миссис Кентиш.
– Ладно, тетя Полин, нам, пожалуй, пора, – сказала Фенелла. – Седрик с минуты на минуту будет, он на двуколке. И насколько я его знаю, и пальцем не пошевелит, чтобы вещи распаковать.
– Седрик! – повторила миссис Кентиш. – Тью-ю!
Она одарила Трой величественной улыбкой и удалилась.
– Мама всегда волну гонит, правда, Фен? – неловко сказал Пол.
– Не только она, – кивнула Фенелла. – Такое уж это поколение. Папа вообще покоя себе найти не может, а тетя Десси – настоящий ураган. По-моему, они от деда унаследовали такой характер, как тебе кажется?
– Да, все, кроме Томаса.
– Все, кроме Томаса. Вам не кажется, – Фенелла повернулась к Трой, – что если в одном поколении бушуют чувства, то следующее бывает слишком сдержанным? Мы с Полом крепки, как железо, правда, Пол?
Трой посмотрела на молодого человека. Он не сводил глаз с кузины. Его темные брови сходились в одну линию, губы были крепко сжаты. Выглядел он чрезмерно торжественно и на вопрос ничего не ответил. «Так-так, – подумала Трой, – да ведь он влюблен в нее».
Интерьер Анкретона вполне соответствовал его фасаду. Трой предстояло усвоить, что слово «большой» является здесь ключевым. Большая западная роща, большая галерея, большая башня. Перейдя через большой висячий мост над ныне пересохшим и используемым под пашню рвом, Трой, Фенелла и Пол оказались в большом зале.
Здесь неутомимая фантазия архитектора затеяла игры с елизаветинской эпохой. Переизбыток причудливой резьбы, множество витражей с геральдикой Анкредов, несколько параллельных перекладин, а между ними – там и тут мифические животные в самых разных позах. Когда мифология и геральдика исчерпывали свои возможности, на смену им приходила церковь: фамильные крестики в тесном соседстве с ключами святого Петра и крестом святого Иоанна создавали причудливую мозаику. В глубине зала, лицом к входу, тянулась галерея менестрелей, четко расчерченная знаменами, висящими на одинаковом расстоянии друг от друга. Под ними, на стене, полностью закрытой всякого рода грамотами и орнаментом, и должен, как пояснила Фенелла, расположиться портрет. Трой сразу же отметила, что при дневном свете на нем, как на шахматной доске, отразятся цвета витражной геральдики, и портрет будет походить на ребус. Ночью, по расчетам Пола, его будут освещать четыре фонаря, специально установленные под галереей.
О проекте
О подписке